Адвокат чародейки (Тень Эсмеральды) - Страница 7

Втроем с доктором и управляющим они подошли к помещению, в котором пациенты принимали грязевые ванны.

– Сегодня мы отменили все процедуры, дожидались вас, чтобы все оставалось нетронутым, – прошептал управляющий.

– Разумно, – похвалил предусмотрительного управляющего полицейский.

Помещение было знакомо Сердюкову. Он сам тут почти каждый день принимал процедуры. Дощатый домик, прямо на берегу лимана, откуда добывалась лечебная грязь. Огромные горы черной блестящей грязи, в рост человека, специальными черпаками вытаскивались со дна мелководного лимана и нагревались на солнце. Постепенно поверхность этих холмиков тускнела, теряла свой блеск и становилась очень горячей. Два мужика ровняли холмики в лепешки и делили их на необходимое количество пациентов. Кого целиком укутывали в плотную тягучую массу, кому оборачивали вокруг шеи «египетский воротник», кому клали ее на прочие болезные места.

Полицейский приблизился к топчану, стоявшему в углу комнаты. Нечто черное и бесформенное, казалось, расползлось на поверхности лежака, так, что, казалось, вот-вот упадет. Сердюков пригляделся и в ужасе отпрянул. Эта черная липкая куча раньше была жизнерадостным, румяным господином Боровицким! Грязь покрывала его целиком, даже лицо. Белыми были только белки глаз, вылезших из орбит. Все лицо и тело покойного было искажено судорогой, рот открыт, остатки пены засохли на подбородке. Грязь застыла в волосах, и они стояли дыбом, что придавало покойнику еще более ужасающий вид.

– Бог мой! – полицейский перекрестился. – Царствие небесное!

Сердюков часто видел покойников, но вид несчастного Боровицого потряс его до глубины души. Какая ужасная смерть! Полицейский притронулся к грязи. Она уже давно остыла.

– Когда, по-вашему, это произошло? – спросил он у доктора.

– Видите ли, мы грязи, как вы сами знаете, даем с десяти часов. Но ведь у господина Боровицкого на сегодня не было назначения! К тому же я в последние дни не предписывал ему процедур, которые охватывали бы все тело, да еще и при высокой температуре! У него пошаливало сердце. Как он оказался сегодня в грязелечебнице, кто наложил на его тело такую массу грязи? Несомненно, у него просто не выдержало сердце.

– К тому же, судя по выражению его лица, он узрел пред смертью нечто ужасающее, – задумчиво произнес следователь, вглядываясь в искаженные черты покойника.

– Или понял, что смерть его неминуема, – добавил доктор. – А помощи нет!

– Но кто сегодня работал здесь? Кто-то из фельдшериц или медицинская сестра?

– Мы уже опросили всех. Никто не накладывал грязь Боровицкому в этот час. На этот час сегодня вообще не было назначений!

– Но ведь кто-то сделал это! Не мог же он сам так измазать себя и умориться до смерти!

– Вот то-то и оно! – поднял палец управляющий. – Вот почему мы попросили вашей помощи в этом странном деле.

Сердюков с доктором еще долго осматривали труп. Необходимо было побыстрее закончить с этим малоприятным занятием, чтобы омыть покойного и убрать его с глаз долой. Ведь на следующий день лечебница должна как ни в чем не бывало отпускать грязи!

Покинув грязелечебницу, полицейский двинулся к номерам семейства Боровицких. Константин Митрофанович невольно медлил, его просто ноги не несли. Единственное для него облегчение заключалось в том, что ужасающую новость управляющий уже сообщил семье. Потоптавшись перед дверью номера, следователь наконец собрался с духом, постучался и вошел.

Боровицкие занимали просторный трехкомнатный номер, в котором им было довольно-таки тесно. Сердюков ожидал услышать крики и плач, но вокруг стояла тишина. Навстречу ему быстрыми шагами вышла, с красными от слез глазами, Зина.

– Вы знаете?! – вскричала она. – Ах, вижу, знаете!

Она всплеснула руками и осталась стоять в оцепенении.

– Зинаида Ефремовна! Приношу вам свои глубочайшие соболезнования! Какое страшное несчастье для вашего семейства!

После этих слов Сердюкова, высказанных с самым искренним чувством, Зина бросилась ему на шею. Он аккуратно погладил ее по спине и тихонько отстранил от себя.

– Я бы хотел высказать свои соболезнования и госпоже Боровицкой. Могу ли я видеть ее?

Зина с плачем повела полицейского в соседнюю комнату. Там на широкой двуспальной кровати лежала пластом несчастная вдова. Она смотрела в потолок пустыми невидящими глазами и беззвучно шевелила губами.

– Вот, поглядите. И так – с самого утра. С того самого мига, как узнала. Упала и лежит!

– А дети? Где же дети?

– Я их отослала, с няней! Они еще ничего не знают, да и не понять им!

– Сударыня! – Сердюков приблизился к кровати. – Примите мои искренние соболезнования! – Полицейский присел на краешек кровати и взял Боровицкую за безжизненно простертую на покрывале руку. – Таисия Семеновна! Я тут не только как ваш добрый знакомый. Я буду вести дело о смерти вашего супруга. Доверьтесь мне, ради бога, я попытаюсь вам помочь.

– Ах! – снова всплеснула руками Зина. – Я так и знала, что это не просто случайность! Это убийство, убийство!

– Почему вы так подумали? – следователь обернулся к плачущей девушке.

– Он не должен был нынче брать процедуры. Поэтому вчера в ресторане он выпил много вина. Надо знать Анатоля – если доктор предписывал ему накануне процедур не есть тяжелой пищи, не пить вина, он неуклонно это выполнял!

– Но почему он сегодня утром пошел в грязелечебницу, кто его туда пригласил? Доктор? Медицинская сестра?

– Я не знаю, – растерянно покачала головой девушка. – Я была, как всегда, занята с детьми!

– Таисия Семеновна, голубушка! Посмотрите на меня! – Следователь легонько потрепал Боровицкую по щеке. – Вы меня слышите?

Женщина замотала головой и застонала.

– Как я буду жить без него! Смерти! И мне смерти! – Боровицкая привстала, а потом снова откинулась на подушки.

Зина из-за этих слов невестки зарыдала еще пуще и кинулась прикладывать к голове вдовы холодный компресс.

– М-да! – протянул следователь. – Таисия Семеновна! Может, вы все же что-нибудь припомните?

– Он… он пройтись вышел, после завтрака… чтобы не ждать, пока детей соберут гулять. Его это раздражало… Крики, плач, возня… Долго… Уговорились встретиться в парке лечебницы, в тени… Мы долго ждали, вернулись сюда. Потом, – она начала судорожно всхлипывать, – потом пришел управляющий и сказал… Он сказал… А… А!..

Дальше продолжать разговор с вдовой было бессмысленно. Она зашлась в истерическом плаче. Зина металась вокруг, трясущимися руками накапала успокоительное лекарство и себе, и Таисии. Позвали горничную, велели ей принести холодной воды. Сердюкову ничего не оставалось, как удалиться.

Выйдя из здания гостиницы, полицейский увидел, как по дорожке, прямо навстречу ему, с радостным шумом приближается веселая ватага детей Боровицких под приглядом няньки. Сердюков вздрогнул и поспешил перейти на другую сторону дорожки и свернуть за угол.

Погода на Иматре переменилась внезапно. Разом исчезла жара, пропал зной. Небо затянулось серыми тучами, и уже третий день подряд по крыше дома барабанил дождь.

– Ах, какая досада! Нет бы, пролилось грозой, да и распогодилось! Так ведь нет, дождь тянется и тянется, точно осенью! – недовольно ворчала в гостиной Полина Карповна.

Как добропорядочная супруга, она вязала мужу теплые носки на зиму. Но работа явно не клеилась. То петля соскользнет, то она нить сильно затянет, то ошибется в счете. Нитка запуталась! Тьфу, господи, боже ты мой!

Боровицкая с раздражением опустила спицы на колени и уставилась в окно. Муж с утра не выходил из своей комнаты, все читал газеты. Молодежь, проскучав два дня взаперти, надумала идти в лес по грибы. Желтовскому послали записку – составить компанию, и весь вечер собирались. Но Сережа на этот раз не принял приглашения, и молодые Боровицкие пошли одни. В обществе Розалии Марковны. Полина Карповна встала – спина затекла. Распахнула окно. В комнату ворвался упоительный свежий ветер, принесший с собою запах сырой травы и мокрых елей.