Адвокат - Страница 41
– Да не то чтобы даже странности. Путался парень немного в показаниях… А уточнить я ничего не успел!
– Да, – вздохнул Антибиотик, – у мертвого, как известно, не спросишь…
Помолчали. Челищев закурил и вдруг с удивительной отчетливостью вспомнил стекленеющие глаза Миши Касатонова и его угасающий шепот: «Я не… не убивал, я даже не…» Сергей прикрыл глаза, словно опасаясь, что воспоминания могут через них выплеснуться наружу.
– Ладно, – прервал молчание Виктор Палыч, – мертвым – дай Бог упокоение, а живым о делах помнить надо… Ну что, Сережа, съездишь с ребятами в Москву, поможешь кредит протолкнуть? Кстати, Борису Марковичу обо мне знать вовсе не обязательно. Мы расстались с ним… э‑э… сложно.
– Попробую, – кивнул Челищев. Его не покидало странное чувство, что Антибиотик что-то знает о смерти его отца и матери, но не утраченный еще нюх следователя подсказывал, что время прямых вопросов не наступило.
В Москву они поехали на следующий день – Катя, Сергей, Миша Либман и, конечно, неизменный ангел-хранитель Катерины, Доктор. Ехать решили на поезде, а не на машине, чтобы нормально выспаться и явиться к Габриловичу свежими и энергичными. На четверых они взяли три «эсвэшных» купе – по одному для Катерины и Сергея и одно на двоих для Доктора и Михаила. Либман совершенно преобразился с того раза, как Сергей увидел его в клинике ВМА: на нем были дорогой, замечательно сидящий костюм, ослепительная рубашка и шелковый галстук, дорогие итальянские туфли матово блестели, а длинный белый плащ делал Либмана похожим не то на иностранца, не то на знаменитого режиссера. Миша пополнел, на его щеках появился здоровый румянец, и он постоянно отмачивал какие-то свои еврейские хохмочки, от которых Сергей улыбался, Катерина хихикала, а Доктор гулко гоготал на весь вагон. И только в самой глубине глаз Либмана остались страх и боль… Но они были почти незаметны.
Когда все улеглись, Сергей, поворочавшись на своей полке без надежды заснуть, встал, вышел в коридор и тихонько постучал в дверь Катиного купе. Она еще не спала и отозвалась сразу:
– Кто там?
– Это я, – прошептал Сергей. – Открой на минуточку, мне надо тебе кое-что сказать.
– Поздно уже, Сережа, давай завтра поговорим, – ответила Катерина, но дверь все-таки открыла – по типичной женской логике.
Сергей проскользнул к ней в купе и сразу же, без слов, схватил Катерину и начал ее целовать. Она глухо постанывала, отвечала ему на поцелуи, но когда рука Челищева скользнула Кате под халат, она изо всех сил уперлась ему в грудь.
– Нет, нет. Не сейчас!
– А когда? Когда? – Челищев продолжал прижимать ее к себе, не обращая внимания на сопротивление.
– Подожди немного, ох… Сереженька, нет!
Катя говорила шепотом, но Сергею казалось, что она кричит.
– Сколько можно ждать, я люблю, люблю тебя, ты меня измучила!
– Нет, это ты меня измучил!
В темноте купе было непонятно – смеется Катерина или плачет.
– Сережа, пусти, ты что, решил меня в поезде совратить?
– Я не могу больше, скажи – когда, только не мучай больше!
Катерина шумно дышала.
– Я не знаю, Сережа, мне сейчас вообще нельзя! – И вдруг выпалила: – Через десять дней! Ой!
Сказала и сама испугалась.
Челищев выпустил ее из рук и, оглушаемый стуком сердца, машинально переспросил:
– Через десять дней? За базар ответишь?
Катерина фыркнула:
– Да, уж правду говорят – с кем поведешься, от того и наберешься.
Помолчала и добавила:
– Отвечу, раз уж сказала! Выцыганил, горюшко ты мое… А сейчас иди спать, не трави себя и меня… Иди спать, Сереженька…
Обалдевший от счастья «Сереженька» выскочил из Катиного купе и побежал в тамбур курить. Он курил и пел, и был словно пьяный, хотя и не пил ни капли спиртного. Жизнь была прекрасна. Мысли об Олеге, родителях, Маркове и прочих грустных темах ушли, словно испугавшись силы его радости…
Утром на Ленинградском вокзале Катерина, немного поколебавшись, предложила всем заехать в квартиру на Кутузовском – в ту самую, откуда осенью 1988 года ее увез Олег. После бегства в Ленинград она ни разу здесь не была, лишь передала запасные ключи соседям-пенсионерам, чтобы те за небольшие деньги поддерживали чистоту и поливали цветы.
Квартира встретила их удивительной чистотой и свежестью. Видно было, что пенсионеры тщательно отрабатывали Катины переводы. Катя осторожно обошла квартиру – все в порядке, все на своих местах, словно и не было четырех с лишним лет в Питере. Но темное пятно на паркете в гостиной, там, где Олег убил предводителя мутноглазых, быстро вернуло Катерину к реальности.
Пока все по очереди принимали душ, Катя соорудила немудреный завтрак. Потом мужчины надели свежие рубашки, Катя подкрасилась, и вся компания двинулась в «Лесобанк».
Габрилович встретил Сергея радушно, долго ахал, тряс руку, приглашал всех в кабинет (кроме Доктора, оставшегося в приемной), заказал у секретарши кофе на четверых и попросил полчаса его не беспокоить.
– Ну, Сережа, какими судьбами в златоглавой? – спросил Габрилович, когда все успели пригубить кофе.
– К вам за помощью, Борис Маркович, – ответил Сергей.
Габрилович вопросительно приподнял брови, а Челищев продолжал:
– Адвокатская практика кормит меня не так уж чтобы очень, ну и… В общем, стал и я поглядывать в сторону бизнеса… А тут еще встретил, можно сказать, однокурсника – прошу любить и жаловать, Миша Либман, ну и возникли интересные идеи.
– О! – сказал Габрилович. – Так вы и есть Михаил Либман? Слышал, слышал о ваших способностях, молодой человек! Только вот с год назад вы куда-то пропали с финансового, так сказать, горизонта. Отъезжали, вероятно?
Михаил кашлянул и покраснел:
– В некотором роде… Пришлось, знаете ли, столкнуться с некоторыми проблемами, вот как раз Сергей Александрович и помог их решить.
Габрилович понимающе кивнул и повернулся к Кате:
– А эта очаровательная девушка – очевидно, ваша, Сережа…
Борис Маркович не договорил, тактично давая Сергею закончить, Сергей замялся, а вот Катя не растерялась, улыбнулась, кивнула и сказала:
– Жена. Екатерина Дмитриевна.
У Сергея помутилось в глазах. Он еле удержал на своем лице нормальное выражение. Больше всего ему в этот момент захотелось, чтобы Габрилович крикнул: «Горько!» Но Борис Маркович этого делать не стал.
– Ну давайте посмотрим ваши бизнес-планы, молодые люди…
Либман протянул Габриловичу папку с документами, и они полностью углубились в чисто профессиональный разговор. Сергей пытался было прислушиваться, что-то понять, но потом убедился, что это бесполезно – половину слов он вообще слышал первый раз. Не пытаясь больше прислушиваться к живым переговорам Габриловича-Либмана, Сергей принялся делать Кате страшные глаза, на что она отвечала ему такой улыбкой, что у Челищева возник соблазн поинтересоваться у Бориса Марковича насчет отдельного кабинета.
– Ну что же, молодые люди, – сказал Габрилович минут через двадцать. – Все это весьма интересно. Весьма интересно! Я рад, что у нас такая талантливая молодежь растет, так сказать, смена. Рад, право слово, просто как-то биологически рад! Я думаю, мы сможем сотрудничать! С батюшкой вашим, Сергей Александрович, у нас никогда проблем не возникало… Какой был человек! Эх!..
Габрилович скорбно покачал головой, помолчал…
– Ладно, времени терять не будем! Михаил Соломонович, можете идти к начальнику кредитного управления, надо составить все необходимые бумаги, я ему сейчас позвоню… Э‑э… Неформальные дополнения к договору кредитования, полагаю, известны?
Либман и Катя с готовностью закивали. Сергей ничего не понял, но на всякий случай тоже кивнул.
– Обычно – это процентов десять-пятнадцать… Но, учитывая, что мы тут все свои – я думаю, остановимся на восьми… Ладушки?
Катя с Либманом снова закивали.
– Ну и хорошо. Тянуть с этим не будем. Чем быстрее двигаются деньги, тем быстрее они приносят доход…
Все встали, и тут Сергей, не удержавшись, спросил: