Адвокат - Страница 21
Он вошел в нее настолько плавно и бережно, что и сам не понял точно, когда это произошло. Вадиму казалось, что он полностью погружается в Катерину, растворяется в ней, растворяется настолько, что начинает рассыпаться его сущность. Ощущение это было настолько глубоким и острым, что вызывало даже легкий неосознанный страх. Он не хотел признаваться себе, что с этой женщиной, которой не исполнилось еще и двадцати, он, Гончаров – битый, матерый мужик, – вдруг начал понемногу терять контроль над собой, над своей волей.
Потом они, мокрые от любовного пота, лежали на скомканных простынях. Катерина сбегала на кухню за холодным клюквенным морсом и попыталась было продолжить свои расспросы, но Вадим приложил палец к ее губам.
– Не торопись, родная… Я все тебе расскажу, но сразу, за один раз, – это невозможно. Ни одна голова – даже такая светлая, как у тебя, – этого не выдержит. Информацией можно отравиться так же, как и едой – после долгого голода. «Любовь к жизни» Лондона читала? Помнишь, там этого бедолагу кормили понемногу… Не торопись, Катюша…
И Вадим сдержал свое слово. День за днем он постепенно вводил Катерину в жутковатый, но очень интересный для нее мир советского Зазеркалья. Катя узнала, что тот самый Гурген, которого она видела сначала в номере «России», а потом на коктейле у мидовца, – большой человек, вор в законе Гиви Чвирхадзе. Она узнала, что в разных городах Союза действуют целые подпольные заводы, которых нет ни в каких официальных документах, но продукцию которых ждут в разных уголках планеты. Вадим рассказывал ей, каковы цены на назначения на различные должности; как любые колебания в экономике сразу же проявляются в политике; какие жестокие игры происходят в верхах. Он знакомил ее с большими людьми, а потом, дома, рассказывал об этих людях то, что знал сам, и Катя начинала смотреть на них другими глазами. Она помогала Вадиму и постоянно была с ним рядом, но по молчаливому уговору Катя всегда на людях играла роль этакой наивной хохотушки-жены, не догадывающейся, чем занимается ее супруг. Вадим, опасаясь за Катерину, настоял на этом, а она не стала с ним спорить, повинуясь тихому внутреннему голосу, говорившему ей: «Рано. Пока рано».
Она с наслаждением погружалась в мир новых возможностей. Научилась ездить на автомобиле и гоняла по Москве без прав – и по мелким поручениям Вадима, и просто так. Она успевала на все светские вечеринки, выставки и премьеры. Когда Вадим бывал занят, она приезжала одна и везде быстро становилась своей. За ней пробовали волочиться чиновники и артисты, политики и генералы, но Катя умудрялась отваживать кавалеров, не задевая их мужского самолюбия, превращать их ухаживания в игру, в шутку, демонстрируя верность Вадиму и свою любовь к нему. А Вадим прислушивался к ее советам все больше и больше, и многие из его деловых партнеров были бы удивлены, если не сказать – шокированы, узнав о том, что идеи некоторых прибыльных и крайне сложных операций, предлагаемых Гончаровым, были подсказаны ему его красивой смешливой супругой. А Катерина входила во вкус влияния из-за кулис на этот бесконечный спектакль… Ее учеба на юрфаке МГУ шла хорошо, но с новыми однокурсниками она так и не сблизилась. В Ленинград она звонила редко, даже реже, чем бабушке в Приморско-Ахтарск. Ленинград, Сергей и Олег остались в прошлой жизни, и Катя запрещала себе думать о них.
Так все и шло до ноября 1984 года, когда на улице Горького Катя случайно встретила вернувшегося из Афганистана Олега Званцева. Вот тогда затихшее до поры прошлое жестоко отомстило ей, обрушившись на Катерину нестерпимой волной ностальгии. Как специально, Вадим был в командировке – он уехал в составе официальной делегации в ФРГ и должен был пробыть там около недели. Катя и сама не могла понять, как она оказалась в постели с Олегом. Наверное, сказались одновременно и острая, почти материнская жалость к Званцеву, выглядевшему так, словно он вернулся с того света, и ее тоска по простому и чистому ее прошлому, и что-то еще, непонятное ей самой. Они были вместе с Олегом всего одну ночь, он стал вторым мужчиной в ее жизни, и самое удивительное – ей было в постели с ним так же хорошо, как и с Вадимом. А может быть, даже лучше; потому что приправа к сексу была из очень острых чувств – вины, тоски, жалости, боли и еще чего-то. Катя тогда по-настоящему испугалась, потому что в голове ее впервые мелькнула мысль о том, что, может быть, те чувства, которые она испытывала к Вадиму, были вовсе не любовью. Или не совсем любовью? Ведь если любишь кого-то, разве может быть настолько хорошо с кем-то еще?
Ей хватило сил наутро обидеть Олега и практически вынудить его уйти. Он, наверное, даже не понял, чего ей это стоило. А может быть, и понял. Он вернулся из Афганистана совсем не таким, каким помнила его Катерина. В его глазах застыла пугающая мудрость человека, заглянувшего за границу жизни, за пределы добра и зла. А может быть, ей только показалось? И еще ее удивило, что чувство глубокой вины она испытала после ночи с Олегом не только перед Вадимом, но и перед Сергеем Челищевым, с которым она даже и не целовалась ни разу. Катерине казалось, что она сходит с ума.
С возвращением Вадима из командировки кошмар не кончился. Вадим Петрович не узнавал свою жену. Обычно веселая и жизнерадостная, Катерина стала мрачной и нервной.
– Катенька, родная, ты не заболела ли? – спрашивал он ее дрожащим голосом, а Катерина отвечала ему, что она просто устала, переутомилась. Очень скоро Катя поняла, что беременна, и с ужасом ждала развязки. Но Вадим не догадывался о причинах ее состояния, винил во всем себя и был еще более ласковым и нежным.
Ее спасло то, что Вадима решили послать в длительную командировку в Швейцарию, – он должен был там в течение восьми месяцев помогать развертыванию сети советского торгового представительства. От этой новости ожила и Катерина, воспрянул духом и Вадим Петрович.
– Вот он, свет в конце тоннеля, – говорил Гончаров Кате. – Если все получится так, как надо, если все сложится, – мы с тобой, Катенька, сумеем соскочить с рельсов в сторону…
Они договорились, что Вадим поедет в Швейцарию один, а Катерина отдохнет тем временем, съездит к бабушке в Приморско-Ахтарск. Вадим уехал в конце января 1985 года, когда Катерине было уже почти невозможно скрывать перед ним свою беременность. Об аборте она и не думала, знала, что слишком велик риск того, что больше у нее может не быть детей. Она досрочно сдала сессию и договорилась о переносе защиты диплома на август. В деканате ей, конечно, охотно пошли навстречу.
В Приморско-Ахтарске Катерина все рассказала бабушке, которая слишком любила свою внучку, чтобы не помочь ей. Пенсионерка-врач Елизавета Петровна смогла устроить Катю в родильный дом, обойдя некоторые формальности. Катя родила сына и назвала его Андреем, в честь когда-то погибшего на Енисее отца Олега Званцева.
Катя оставила Елизавете Петровне правнука и достаточно большую сумму денег, которой должно было хватить на первое время. В Москве и в Ленинграде о том, что она стала матерью, не знала ни одна живая душа.
Катерина успешно закончила учебу в университете и легко получила красный диплом. Вернувшемуся в сентябре из Швейцарии Вадиму Петровичу она с гордостью показала красные «корочки», но на его горячие поздравления ответила трезво и с легкой иронией:
– Вадик, с тем же жаром ты можешь поздравить и самого себя. Без тебя, без твоего имени я вряд ли бы его получила, даже если бы зубрила в два раза больше. Так что – это наша общая заслуга, дорогой…
Вадим приехал из Швейцарии в состоянии радостного возбуждения, казалось, он даже помолодел на несколько лет. Ночью он рассказал жене на ухо, что сумел открыть в Цюрихе банковский номерной счет, пока не очень большой, но – начало положено, а остальное – дело наживное. У Вадима появилась возможность периодически вылетать в Швейцарию, и каждую поездку он использовал для того, чтобы прихватить с собой часть капиталов, скопленных в Союзе.
– Немного осталось, родная, – говорил он Катерине. – Совсем немного еще здесь покрутимся и рванем отсюда навсегда… И там уже сможем зажить как люди, детей родим, будем жить для себя и для них. И время как раз удачное, перестройка эта на нас работает – замутилось все, перепуталось, вот мы в этой мути и уйдем незаметно…