Адский мир - Страница 37

Корби окинул взглядом затихшее поле боя. Ему казалось, что он должен быть где-то в другом месте, но не мог вспомнить — где. Неожиданно кто-то зашевелился рядом, и Корби на шаг отступил, когда один из имперских трупов оторвал от снега голову и посмотрел на него. Половина лица от запекшейся крови превратилась в коричневую маску, но глаза ярко блестели. Труп неуверенно поднялся на ноги и встал перед Корби. В груди у него зияла рана — там, где один из Воинов-Призраков вырвал сердце. Труп вдруг улыбнулся, показывая окровавленные зубы.

— Корби, ты всегда ухитряешься выжить.

— Майор… — Корби пытался объяснить, извиниться, но голос охрип и пропал, слова не сходили с языка.

— Не говори мне ничего, ты — выживший. Ты не имеешь права. Мы удерживали позицию и выполняли приказ, сражались и умерли, как положено морской пехоте. А ты — выживший — предпочел иное.

— Я держал позицию.

— Только пока не понял, что мы уничтожены. Пока не стало ясно, что против Легионов роте не поможет и сам Бог. Мы стояли насмерть до последнего солдата. А ты зарылся среди тел павших и вымазался кровью в надежде, что тебя тоже сочтут за убитого. И рота погибла, а ты один остался рассказать об этом. Я так в тебя верил, Корби. А ты предал нас. Ты должен был умереть вместе с нами. Вместе со своими.

— Но должен же был кто-то выжить, чтобы предупредить командование.

— Ты не поэтому так поступил. Ты испугался. И теперь всегда боишься. — Труп обнажил меч. — Что же, солдат, ты за все можешь расплатиться сполна.

Корби отшвырнул обломок своего меча и потянул из сапога длинный кортик:

— Даром умирают только идиоты.

Клинки встретились, и над затихшим полем боя разнесся звон стали.

Линдхольм стоял в центре Большой арены, а толпа Голгофы ликовала по поводу очередной смерти. Убитого гладиатора волокли прочь, за ним тянулся кровавый след. В сегодняшнем сброде ценителей искусства не наблюдалось. Эта публика ничего не понимала в работе мечом и щитом. Они хотели крови и мучений, не важно чьих. Они заплатили деньги, чтобы увидеть смерть, прямо здесь, у них на глазах, и не могли ею насытиться. Вопли восторга поднялись до безумия, когда на арену вышел следующий противник Линдхольма. Еще до того, как Линдхольм обернулся к нему, он понял, кто это. Кто это должен быть. Высокая, гибкая и изящная Елена Данте ответила на приветствия толпы, а потом салютовала мечом Линдхольму. Данте, Улыбающаяся Убийца, любимица плебеев Голгофы.

— Елена, я всегда хотел, чтобы эта встреча не состоялась, — спокойно сказал Линдхольм.

— Свен, рано или поздно это должно было случиться, — ответила Данте. — Это закон арены. И не думай, что я буду играть с тобой в поддавки, если мы с тобой друзья.

— Больше чем друзья.

— Возможно. Все равно, никакой разницы. Здесь, на песке, есть только победители и побежденные. А я всегда побеждаю.

— Ты не можешь меня убить, — возразил Линдхольм. — Мы же так нужны друг другу.

— Свен, ты как был, так и остался романтиком, — широко улыбнулась Данте. — Вот что я тебе скажу. Мы с тобой знаем, что я должна победить. Ты уж постарайся дать мне хороший бой, чтобы порадовать публику. А я обещаю тебе быструю смерть.

— Ты это для меня сделаешь? — спросил Линдхольм.

— Конечно. Зачем иначе нужны друзья?

Линдхольм нахмурился:

— Я это помню. Я здесь уже был. Мы сражались на арене, и я убил тебя.

— Точно, Свен. А потом ты убил организатора поединка и еще двадцать семь чиновников арены, пока тебя наконец не скрутили, надели наручники и сослали в Адские группы. Но теперь я вернулась, и тебе придется снова убить меня. Если сможешь.

Они обменялись ударами, зазвенела сталь.

Де Шанс стояла по колено в грязной воде в туннеле под чужим городом и бесстрастно наблюдала, как из пролома в стене возникает знакомая фигура. Корби и Линдхольм застыли между ней и проломом, незряче уставясь во мрак. Знакомая фигура вошла в луч фонаря. Он был среднего роста и веса, выглядел спокойным и никаким: такого в толпе не заметишь. И привычно улыбнулся де Шанс:

— Привет, Мэг. Удивлена, что видишь меня?

— Ты ненастоящий, — вяло ответила экстрасенс. — Ты никак не можешь быть здесь, на Волке-IV. Ты до сих пор где-то в Империи и делаешь свое дело. Заставляешь поверить тебе, а потом предаешь за смешные деньги.

Он тихо рассмеялся:

— Мэг, я настолько настоящий, насколько ты хочешь. Поверь в меня, и я буду здесь, точно такой, каким ты меня помнишь. Ты же хочешь снова увидеть меня? Даже после всего, что случилось, в тебе остается уголок, где есть место для меня, где осталась вера, что в глубине души я стремлюсь к тебе. — Он опять нежно улыбнулся. — В конечном счете что такого плохого я сделал? Не мне одному приходится как-то зарабатывать на жизнь.

Экстрасенс шагнула к нему:

— Я любила тебя. Верила тебе. Отдала тебе все за место на корабле в Мир Туманов. Там я была бы в безопасности, освободилась бы наконец от Империи и ее обычного хозяйского отношения к экстрасенсам. А ты должен был прибыть туда ко мне, чтобы соединить наши судьбы. Но не было места, и не было корабля, а когда за мной пришла Служба безопасности, тебя нигде не оказалось. Потом, конечно, мне о тебе рассказали. Но тогда меня уже приговорили к Адским группам.

— Конечно, — сказала улыбчивая фигура. — Вы всегда узнаете правду, когда уже поздно. Я стараюсь работать профессионально. Фрэнсис Шрайк: лицензированный предатель, специализация — двурушничество. — Он склонил голову набок и вперил в де Шанс блестящий взгляд. — Ты же до сих пор не уверена в своих чувствах насчет меня, да? Ты злишься на меня, за то, что предал, или на себя, за то, что поверила? Ты же не могла быть такой слепой и такой дурой, чтобы поверить человеку, который тебя в грош не ставит?

— Я знаю, кого винить, — ответила де Шанс. Меч, казалось, сам прыгнул ей в руку. — Я знаю, кого ненавижу.

Шрайк снисходительно кивнул:

— Мэг, ты всегда была недовольна. Но здесь все может измениться. Я могу стать тем, кем ты захочешь. Могу любить тебя так, как ты всегда хотела. Могу быть всем, о чем ты мечтала. Брось меч, иди ко мне.

Экстрасенс шагнула к нему, но остановилась:

— Фрэнсис…

— Иди ко мне, Мэг. Я весь твой.

Де Шанс подняла меч и сжала клинок левой рукой. Отточенная сталь впилась в ладонь, по лезвию потекла кровь. Боль подействовала как холодный душ, и экстрасенс мрачно усмехнулась в лицо стоящей перед ней фигуре:

— Отличный ход, но ты не Фрэнсис. Тебя в действительности вообще нет. И я его слишком ненавижу, чтобы купиться на такую дешевку. — Она с усилием отвела взгляд и посмотрела на морских пехотинцев, по-прежнему немых и бездвижных. — Что они видят? Какие лица ты им показываешь?

— Какие они хотят видеть. Не важно. Скоро ребята станут моими.

— Ты так думаешь? — сказала де Шанс.

Она вложила меч в ножны, вынула из кобуры дисраптер и выстрелила в упор. Сияющий энергетический луч вошел Шрайку в живот. Псевдо-Фрэнсис закричал, растягивая рот до невозможной ширины. Корби и Линдхольм очнулись и стали смущенно озираться: их грубо оторвали от грез.

— Это обман, — резко произнесла де Шанс. — Что бы вы ни видели, это неправда. Похоже, мы наткнулись на чужого с очень сильной экстрасенсорикой. Он пытается нас убить нашими собственными страхами и желаниями.

Де Шанс и морские пехотинцы сосредоточились на стоящем перед ними создании. Под давлением трех разумов форма чужого начала расплываться. Черты уменьшались и укрупнялись, чужой пытался одновременно быть тремя разными людьми. Тварь быстро потеряла способность управлять своим обликом, человеческие черты опали, как сброшенный костюм. Она раздалась вширь, глаза потерялись на лице, утонув в коже. Рот ощерился, показав акульи зубы. На руках выросли когти, на спине — горб. То, что прежде виделось одеждой, обернулось жесткой чешуей, на спине поднялся гребень из острых шипов. Корби и Линдхольм отступили, поднимая стволы.