Адлиг Швенкиттен (Односуточная повесть) - Страница 10
Настропалил всех четырёх командиров взводов: разбирать оружие, готовиться к прямой обороне.
Одни подхватывались, другие нехотя.
Хоть бы был замполит при дивизионе, как часто околачивается, - егоб хоть побоялись. Так и его комиссар бригады оставил по делам при себе до утра.
Но и нападать же не станут без артподготовки, хоть сколько-то снарядов, мин пошвыряют, предупредят.
А - тихо. И танкового гула не слышно.
Слушал, слушал. Не слышно.
Должно обойтись.
Пошёл - в Кляйн, к штабной машине. Ведь там - все, всякие документы. Если что?.. - тогда что?
Велел шофёру быть при машине. А радисту - Урал дозываться.
Пошёл опять в Адлиг, на огневые.
- Товарищ капитан! - глухим голосом зовёт телефонист, где примостился в сенях. - Вас комдив.
Взял трубку.
Боев - грозным голосом:
- Топлев! Нас тут окружают! Готовь оборону!
И ещё, знать, клапана на трубке не отпустил - услышался выстрел, выстрел!
И - всё оборвалось. Больше нет связи.
И Топлев ощутил на себе странное: коленные чашечки стали дрожать, сами по себе, отдельно от колена, стали попрыгивать вверх-вниз, вверх-вниз.
Да на всю огневую теперь не закричать. Вдоль пушечного ряда оббегал командиров взводов: готовьтесь же к бою! на комдива уже напали!
Теперь-то - и все зашурудились.
А штабная машина? если что? Послал бойца: обливать бензином, из канистр.
Не уйдём - так сожжём машину.
21
Верность отцу - была ключ к душе Олега. Мальчику - кто святей и возвышенней отца? И какая обида была за него: как его в один из тридцатых (Олегу - лет 10, понимал) беспричинно ссунули из комбрига в полковники, из ромба в шпалы. И жили в двух комнатах коммунальной квартиры, а в третьей комнате - стукач. (Причина была, кто-то, по службе рядом, сел - но это мальчик лишь потом узнал.) А с подростом: так и следовать в армейской службе? В 16 лет (в самые сталинградские месяцы)- добился, напросился у отца: натянул на себя солдатскую шинель.
Верность отцу - чтобы тут, у двух своих пушек, не посрамиться, не укорили бы отца сыном, лучше - умереть. Олег даже рад был, как это всё повернулось, что их поставили на мост охранять на невиданную для 152х прямую наводку. И скорей бы эти немецкие танки накатывали из полумглы!
Сегодня - небывалая для него ночь, и ждалось еще большее.
Хотя по комплекту полагается на каждое орудие 60 снарядов - но сейчас и с двух взводных орудий набрали - половину того. И в расчёте - семь человек вместо восьми. (Вот он, Лепетушин...) Но не добавил лейтенант бойца из другого расчёта, это неправильно, достанется ещё и тем. Лучше подможет этому, своими руками.
Ни той самоходки, ни того грозного полковника уже и близко не было, а орудия 6й батареи - стояли у моста, сторожили.
Впереди - пустое тёмное пространство, и, кажется, нет же там никаких наших частей - а стали люди набегать.
Несколько топографов из разведдивизиона - один хромает, у одного плечо сворочено. Послали их на топопривязку, когда луна светила, и застряли на тьму: ждали, может разойдётся. Вперебив рассказывают: странное наступление, только молча подкрадываются - кто лопатой, кто даже ножом, изредка выстрел-два.
А какие-то топографы - ещё и сзади остались.
Проехали сани звуковиков с разведоборудованием, успели утянуть. Только трофейные битюги и вызволили, а машина их - там застряла, вытаскивают.
Так это - ещё сколько там звуковиков?
- Павел Петрович, как же стрелять будем, если свои валят?
- Придётся подзадержаться.
Там, на восточном берегу, вглуби, - перестрелка то вспыхнет, то смолкнет.
Велел Кандалинцев двум свободным расчётам готовиться к стрелковому бою. И сейчас - послал в охранение, слева и справа.
Ещё подымались наши с моста.
А вот - несли раненого, на плащпалатке. Полковые разведчики.
Еле несут, устали. Кто бы их подвёз?
Тут - поищем, снарядим.
Олег наклонился над раненым. Майор. Волоса как лён.
Недвижен.
- Ваш?
- Полковой. Новый. Только прислали его вчера.
- Тяжело?
- В голову и в живот.
- А где же полк ваш весь?
- А ... его знает.
Наши батарейцы подменили носчиков, до господского двора.
Кандалинцев им:
- Пусть на наших санях довезут до Либштадта, и сразу назад.
Городок Либштадт, на скрещении шести дорог, пушечный дивизион беззаботно проехал вчера вечером. А если немцев туда допустить - у них все дороги.
- Павел Петрович, а ведь наш перебежчик - не соврал.
- Велел я его покормить, - проворчал Кандалинцев.
- А что наш комбат? И по рации не отвечает?
А - что весь дивизион?
От дальних зарев тоже чуть присвечивает. И глаза пригляделись в мути. Вон, чернеет ещё группка наших. Сюда.
И вон.
И вон.
Да, тут не постреляешь.
И вдруг: справа, спереди - да где наши 4я-5я батареи! - густая громкая пулемётная стрельба.
И - крупная вспышка! вспышка! - за ними взрыв! взрыв!
22
Из смутного ночного брезга, из полного беззвучья - грянуло на 5ю батарею сразу от леса справа, но даже и не миномётами - а из трёх-четырёх крупнокалиберных пулемётов - и почему-то только трассирующими пулями. Струями удлинённых красных палочек, навесом понеслась предупреждающая смерть - редкий случай увидеть её чуть раньше, чем тебя настигнет.
И сразу затем от того же лесу раздалось - "hur-ra! hurra!" - густое, глоток не меньше двести.
И бежали на орудия - валом, чуть видимые при мелькающих красных струйках.
От пушек звукнуло несколько ружейных выстрелов - и больше не успели. Красные струи перенеслись на левую, 4ю, батарею - а 5ю уже забрасывали гранатами. Вспыхивало, вспыхивало огнями.
Атака застала Топлева на дальнем краю 4й батареи - вот! готовились- сам их готовил - а и сами не верили. Да целую ночь уже на струне, ослабли, кто и заснул.
Да - и больше их втрое, чем нас!
Кричать? командовать? уже голос не дойдёт, и не он разбудит.
Всё это коротко - как удар ночным кинжалом.
Ни-че-го Топлев сделать уже не мог! Только - бежать? Бежать в Кляйн к штабной машине и поджечь.
И - побежал.
И слышал взрывы за собой, уже близко - и прорезались меж взрывами крики наши? ихние?
Ещё отличить: из карабинов бьют, это наши.
У машины планшетист и радист только и ждали: плескали на будку машины бензином! подносили и тыкали горящей паклей.