Адам Бид - Страница 27

Но в последние несколько недель новое влияние овладело Хетти – неопределенное, атмосферическое, проявлявшееся не в сознательных надеждах или ожиданиях, но производившее приятное наркотическое действие, которое заставляло ее ступать по земле и заниматься работой как бы во сне, не позволяя ей сознавать тяжесть или труд, и показывало все предметы сквозь нежную, полупрозрачную завесу, будто Хетти жила не в этом действительном мире из кирпича и камня, а в каком-то мире, исполненном счастья и блаженства, подобном тому, какой солнечные лучи представляют нам в воде. Хетти стала замечать, как мистер Артур Донниторн готов был подвергаться значительным беспокойствам только для того, чтоб иметь случай видеть ее; как в церкви он всегда помещался таким образом, что мог видеть ее вполне, когда она сидела и когда стояла; как он беспрестанно находил предлоги посещать господскую мызу и всегда придумывал сказать что-нибудь только для того, чтоб заставить ее заговорить с ним и посмотреть на него. Бедный ребенок в настоящую минуту так же воображал, что молодой сквайр когда-нибудь сделается ее любовником, как миловидная дочь булочника в толпе, отличенная императорскою, но выражающей удивление улыбкою, мечтает о том, что она сделается императрицей. Но дочь булочника идет домой и мечтает о красивом молодом императоре и, может быть, неверно свешивает муку, рассуждая о том, что это за божественная доля должна быть для той счастливицы, которая будет иметь его мужем, так и бедная Хетти нашла лицо и образ, которые преследовали ее всюду, наяву и в мечтах; ясные, нежные взгляды проникли в ее сердце и облили ее жизнь странною, исполненною счастья томностью. Глаза, бросавшие эти взгляды, в действительности и вполовину не были так красивы, как глаза Адама, которые иногда обращались к ней с грустною, умоляющею нежностью, но они нашли готовое посредничество в глупенькой фантазии Хетти, тогда как глаза Адама не могли проникнуть через эту атмосферу. В продолжение трех недель, по крайней мере, ее внутренняя жизнь состояла почти только из того, что она проходила в памяти взгляды и слова, с которыми Артур обращался к ней; почти только из того, что она припоминала, с каким ощущением слышала его голос вне дома, видела, как он входил, потом замечала, что его глаза были устремлены на нее, и потом еще замечала, что высокая фигура, смотревшая на нее глазами, которые, казалось, касались ее, подходила ближе в платье из красивой материи и пропитанная благоуханием, напоминавшим цветник, колыхаемый вечерним легким ветерком. Безрассудные фантазии! – как вы видите, не имеющие решительно ничего общего с любовью, которую чувствуют прелестные девушки восемнадцати лет в наши дни; но вы должны помнить, что все это случилось около шестидесяти лет назад и что Хетти вовсе не была воспитана, что она была просто дочь фермера, для которой джентльмен с белыми руками сиял как олимпийский бог. До того времени, она никогда не заботилась много о будущем и только мечтала о том, когда капитан Донниторн придет на мызу, или о будущем воскресенье, когда она увидит его в церкви; но теперь она думала, что он, может быть, постарается встретиться с нею, когда она пойдет завтра в рощу… а если он заговорит с нею и пройдет рядом некоторое расстояние, когда никого не будет возле! Этого, однако ж, никогда не случалось; и теперь ее воображение, вместо того чтоб представлять себе прошедшее, занималось составлением того, что может случиться завтра – около какого места в роще увидит она его, когда он пойдет к ней навстречу, как она приколет свою новую розовую ленту, которую он никогда не видел, и что он станет говорить, чтоб заставить ее возвратить его взор – взор, который после того останется у нее в памяти весь день.

В таком настроении духа могла ли Хетти чувствовать несчастье Адама или думать много о том, что бедный старик Матвей утонул? Юные души, находящиеся в таком приятном бреду, в каком находилась Хетти, столь же мало сочувствуют всему, как бабочки, сосущие нектар; они разобщены от всякой действительности преградою мечтаний – невидимыми взорами и неосязаемыми руками.

Между тем как руки Хетти занимались укладкой масла и ее голова наполнена была этими картинами завтрашнего дня, Артур Донниторн, ехавший рядом с мастером Ирвайном к долине, где протекал Ивовый Ручей, также имел какие-то неясные предвкушения, пробегавшие в его душе, как течение под поверхностью реки, в то время как он слушал рассказ мистера Ирвайна о Дине, – предвкушения неясные, но довольно сильные для того, чтоб заставить его почувствовать некоторый стыд, когда мистер Ирвайн вдруг сказал:

– Что очаровывало вас так долго в сырне мистрис Пойзер, Артур? Уж не стали ли вы любителем сырых каменьев и молочных сосудов?

Артур знал священника слишком хорошо, и потому не счел нужным употребить какую-нибудь умную уловку; таким образом, он сказал со своею обычною откровенностью:

– Нет, я вошел посмотреть на миленькую девушку, сбивавшую масло, Хетти Соррель. Она совершенная Геба, и если б я был художником, то срисовал бы ее. Удивительно, что за миленьких девушек видишь между дочерями фермеров, тогда как мужчины такие олухи. Обыкновенное, круглое, красное лицо, которое иногда встречаешь у мужчин – одни щеки без всяких черт, как, например, у Мартина Пойзера, – выходит у женщин в том же семействе очаровательнейшим личиком, какое только можно себе вообразить.

– Ну, я не стану возражать против того, что вы созерцаете Хетти с точки зрения художника; но я не хотел бы, чтоб вы питали ее тщеславие и набивали ее голову вздором, говоря ей, что она необыкновенная красавица, которая может привлечь изящных джентльменов; в противном случае вы испортите ее и сделаете негодной быть женой бедного человека – честного Крега, например, который, я видел, устремляет на нее очень нежные взгляды. Эта маленькая кошечка уже имеет вид, что она сделает мужа таким несчастным, каким, по закону природы, сделается тихий человек, когда он женится на красоте. Кстати о женитьбе; я надеюсь, наш друг Адам устроится теперь, как его бедный старик отправился к праотцам. Ведь ему в будущем придется содержать только мать, и я заметил, что между ним и этой миловидной скромной девушкой, Мери Бердж, существует расположение; я заметил это, когда однажды разговаривал со стариком Джонатаном, который как-то проговорился насчет молодых людей. Но когда я упомянул об этом предмете Адаму, то он, казалось, был озабочен тем и переменил разговор. Я предполагаю, что любовь течет негладко или, может быть, Адам воздерживается, пока не улучшится его положение. Он обладает независимостью духа, которого хватит на два человека… Его даже можно упрекнуть в некоторой гордости, если только следует упрекнуть его в этом.

– Это была бы отличная партия для Адама. Я отвечаю за это, что он сумел бы влезть в башмаки старика Берджа и повел бы дело по постройкам превосходно. Я был бы очень рад, если б он хорошо устроился в этом приходе; тогда он был бы готов действовать как мой великий визирь, когда я буду нуждаться в визире. Мы могли бы делать вместе бесконечные перестройки и улучшения. Впрочем, я, кажется, никогда не видел этой девушки… по крайней мере, я никогда не обращал на нее внимания.

– Посмотрите на нее в будущее воскресенье в церкви… она стоит со своим отцом по левую сторону кафедры. Вам тогда не нужно будет смотреть столько на Хетти Соррель. Когда я решил в своем уме, что не в состоянии купить соблазнительную собаку, то я уж и не обращаю на нее никакого внимания, ибо если б у нее явилось вдруг сильное расположение ко мне и она стала бы смотреть на меня с любовью, то борьба между расчетом и наклонностью могли бы сделаться неприятной и жестокой. Я горжусь моим благоразумием в этом деле, Артур, и наделяю им вас, как старик, которому благоразумие досталось недорого.

– Благодарю вас, может быть, ваши советы очень пригодятся мне когда-нибудь, но теперь я, право, еще не знаю, какую пользу могу извлечь из них. Боже мой! Как ручей-то разлился! Если б мы ехали легким галопом, то, я думаю, были бы теперь у подошвы холма.