Ад закрыт. Все ушли на фронт - Страница 57

– Вы спасли?

– Да. Париж спасли патриоты, верные законному правительству. В последнюю неделю мая семьдесят первого года Париж затянуло дымом бесчисленных пожаров, по многим улицам нельзя было пройти. Дома рушились, загромождая узкие парижские улички. Если коммунисты уничтожили не весь город, то только по одной причине: версальцы двигались очень быстро. А население частенько нападало на коммунаров, чтобы не дать им поджечь здание. Особенно печальна была участь коммунистов и анархистов, которые забирались на высокие этажи, чтобы стрелять оттуда по солдатам законной армии: очень часто жители оккупированных ими квартир сбрасывали их с балконов или выкидывали в окна. А потом жители выбрасывали прочь красную тряпку и вешали белое полотнище из окна.

Версальцы шли между окон, из которых свисали белые полотнища. Так и шли, поводя стволами ружей, в любую секунду ожидая, что на них бросятся новые убийцы и поджигатели, пожиратели французских детей.

Здания ратуши, Министерства финансов и Счетной палаты пришлось восстанавливать. Тюильри так и не восстановили, теперь там парк. Одного из самых агрессивных коммунаров, Варлена, захватили живым на последней баррикаде, на улице Рампоно. Убивать детей он был храбрый, покончить с собой кишка оказалась тонка. Его час водили по улицам Монмартра. Не знаю, как «пролетариат» из теоретических брошюрок, но реальные рабочие и мелкие буржуа проклинали его и плевали в него: считали ответственным за пожары. Чтобы расстрелять негодяя, солдатам пришлось отгонять от него толпу: все хотели сами прикончить коммунара. Коленки у подонка тряслись так, что к стенке его поставить не удалось: стреляли в сидящего и тоненько скулящего Варлена. Одни стреляли, другие оттесняли толпу, чтобы парижане и парижанки не стали топтать уже падаль.

А имя Эжена Потье вам знакомо?

– Конечно… Это же автор «Интернационала»! После поражения коммуны он неделю жил в захваченном версальцами Париже. Скрывался и в нелегальных условиях писал «Интернационал».

– Эжен Потье – еще один прямой виновник сожжения Парижа… Не верьте в легенду, что он жил в оккупированном Париже… Это явное вранье – таких как он, выдавали сразу и без обсуждений. «Интернационал» и прочий злобный, пахнущий сатанизмом бред Потье писал уже в Англии.

– Почему же нам рассказывают про его жизнь в подполье?

– Да уже чтобы не обсуждать, как немцы, оккупанты, помогали французскому правительству. И как безобразно вели себя коммунары. Немцы не пропускали вооруженные группы коммунаров, но пропускали одиночек без оружия: пусть драпают. Эжен Потье был в числе тех, кто как раз просочился через строй немецких солдат. Добрые немецкие солдаты даже дали ему бутерброд и запасные штаны… Свои-то собственные штаны Потье с перепугу обгадил. Коммунисты вообще обычно очень храбрые – но по большей части они такие только в собственных фильмах, которые они в глубоком тылу снимают о самих себе. А вот на фронте почему-то все оканчивается чаще всего обосранными штанами.

Пока Потье их переодевал, как раз принесли еду солдатам… И героический спаситель человечества от самого себя протянул руку за еще одной подачкой. Немцы и дали ему бутерброд.

А что красные в Париже расстреливали заложников, вы знаете?

– Нет…

– В последние три дня коммуны из нескольких сот заложников расстреляли шестьдесят три человека. Все они не были военными, не представляли никакой опасности. Они были умны и культурны, вот их единственная «вина». Например, расстреляли известного проповедника и ученого, парижского архиепископа Дарбуа… ему было пятьдесят восемь лет.

Интересно, почему коммунисты и анархисты всегда убивают самых интеллигентных людей? Не иначе – классовое чутье.

– Вы рассказываете мне эти ужасы, чтобы я помог вам?

– Помогите не мне… Помогите Прекрасной Франции. В стране смута, все идет к новому восстанию, экономика в полном развале. Народный фронт требует платить высокие зарплаты, повысил пенсии и пособия. А эффективность экономики падает, предприятия закрываются. Стремительно растет зарплата и разные государственные пособия, а товаров ведь больше не стало. В стране – рост цен, инфляция.

– Это еще не восстание…

– Коммунисты и даже часть социалистов требуют запрета и полного искоренения всего, что они называют «фашизмом». Они готовы уничтожать своих врагов даже в ущерб конституционной законности: как в эсэс– эсэр. Коммунисты хотят построить коммунизм, то есть все поделить.

– Но ведь и это еще не восстание… Если я спрошу коммунистов, они мне ответят, что это вы готовите мятеж, а они только поддерживают законное правительство.

– В июне 1937 года Леон Блюм ушел в отставку… Народного фронта больше нет, правительство не может опираться на весь народ. У меня точные сведения: скоро правительство попытается контролировать экономику, выпустит еще больше не обеспеченных ничем денег и в несколько раз увеличит налоги на богатых… На всех, у кого доход выше среднего. Но чтобы провести эту политику, правительство будет вынуждено опираться на коммунистические организации. Точно знаю: во Францию едет сам Троцкий.

– Хорошо… Допустим. Предположим, леваки выступят… И тогда вы выступите против них? Ведь это же гражданская война!

– Мне говорили, армия почти готова взять власть. Но только «почти»… Армия колеблется. Столкнувшись с восстанием леваков, армия не пойдет против тех, кого считает «народом».

– А вы пойдете?

– Мы не дадим красным захватить Париж. Мы нанесем удар первыми.

Оба молчали. Черные, блестящие глаза де ла Рокка внимательно наблюдали, сопела его папироса. Оба понимали: сейчас-то решается главное.

– Что же вам надо от меня, господин де ла Рокк?!

– Вы – сила, Пьер… Пьер Лопухин вы или Пьер Кац – но вы огромная сила. Мы сами разгромим отряды красных. Не впервые мы обламываем щупальца, которые красная сволочь тянет ко власти, и мы сделаем это сегодня…

– То есть завтра! – уточнил де ла Рокк, и в его глазах мелькнули смешливые искорки. – Но есть сила, до которой нам не добраться… Вы знаете, что это за сила.

Петя развел руками с самым дурацким видом:

– Ну, господина Кокто и его «мадам» знают все. И их самих, и где их искать.

Де ла Рокк усмехнулся.

– Вы прекрасно понимаете, о чем я… Мы много раз пытались добраться до тайная тайных Приората… Но мои люди – только хорошие солдаты, они очень плохие шпионы. Лучшие люди не могут добиться ничего, никакой информации. А если мои разведчики переходят какую-то грань, они исчезают. Просто исчезают, и все. Поговаривают, Приорат занимается и вивисекцией… Хочет создать «человека будущего» в своих тайных лабораториях. Мне страшно даже думать о возможной судьбе своих исчезнувших людей, и в какой-то момент я перестал посылать их. Я просто признал, что Приорат нам сделался не по зубам.

Подполковник де ла Рокк затянулся новой папиросой. В комнатенке и так дым висел серо-сизым балдахином. Петя молчал. Разговор пошел такой, что и не знаешь, как его повернуть.

– Мы отрубим руки предателям. Но вы же знаете – это только марионетки Приората. Только вы можете сломить голову этой страшной организации.

Помолчали.

– Господин граф…

Де ла Рокк поморщился, и Петя изменил обращение:

– Подполковник де ла Рокк… В день, когда красные выступят на захват власти, мы начнем свою операцию. Я не знаю, будет ли нам сопутствовать успех, но мы сделаем все возможное.

– Больше ничего и не нужно. Но начинать операцию вам придется скоро… подготовьте все необходимое, потому что красные начнут захватывать город уже завтра. Сведения у меня самые точные.

Маршал родился давно – в середине прошлого, девятнадцатого столетия. Он прожил жизнь в другую эпоху. Он уже стар… Нет, не «не молод» – а стар. По-настоящему стар. Ему восемьдесят один год. Он – победитель немцев под Верденом. Он – маршал Франции. Он – член французской академии. Носитель бессмертной славы. Великий человек. Национальный герой. Ему отдают честь на улицах. Пол-Франции стали Анри и Филиппами: в его честь называют детей. В театре смотрят не на сцену – на него. Смотрят и устраивают овацию.