Ад закрыт. Все ушли на фронт - Страница 47

Вроде бы мягко, человечно говорил фон Берлихинген, но добавил-то он со сталью в голосе:

– Не принуждайте меня идти на крайние меры.

Петя не поручился бы, что это и есть «крайние меры», но огромный пистолет с глушителем лежал на столике, возле руки старика.

– Действительно, крайне неумно, – поджал губы фон Манштейн. – Ваше поведение, генерал фон Канинхенлох, я могу объяснить исключительно нервным срывом.

– Они же погубят Германию… Прагматики чертовы… – простонал фон Канинхенлох, но брыкаться все же перестал.

– Германию погубят с тем же успехом и упертые фанатики. Вы не из них?

Фон Канинхенлох убито мотал головой.

Все это время Мильх что-то писал в записной книжке. Писал, зачеркивал, снова писал…

– Надеюсь, Эрхард, вы пишете все-таки не донос, – отрывисто бросил ему фон Манштейн.

– Ну что вы, дорогой сородич, уважаемый ребе Левински…

Фон Манштейн заскрипел зубами, раздул шею, но все же сдержался.

– Что вы… Я пишу план того, как сделать вас военным диктатором Германии…

– А вот это интересно! – отнесся фон Берлихинген к говорящему. – Почему именно господина Эрика?

– Потому что за ним пойдет армия, – просто ответил Мильх. – За мной не пойдет, и за господином фон Канинхенлохом не пойдет. А вот за генералом фон Манштейном – пойдет. Именно он – лидер немецкого генералитета.

– А за кем еще пойдет армия?

– За Роммельсдорфом, фон Браухичем, Гудерианом, Герингом, – четко ответил Эрхард Мильх. – За собой я оставляю руководство крупными производствами. Экономика – Шахту. Разведка – Канарису.

– Лозунги похода на Берлин?

– Свержение еврейского засилья в верхах нацистской партии… Пока что народные массы не готовы к другому объяснению.

– Вы невысокого мнения о народных массах.

– Невысокого.

– Я уже стар… – замотал головой фон Манштейн. – Пятьдесят лет – это немало для военнослужащего, даже для генерала.

– Для политика это не так много, – проницательно заметил Петя.

– А как политик, вы еще и не начали, – наставил палец фон Берлихинген.

– Простите! – резко прервал Петя. – Все это очень увлекательно, но тут становится опасно. Очень опасно.

Фразу прервал шум мотоциклов за окном.

– Ваши слова как-то связаны с этим шумом? – начал было фон Манштейн. Петя поразился его безмятежности. Все забеспокоились, Мильх и фон Треска кинулись к окнам, а фон Манштейн хладнокровно тянул сигарету из пачки.

Сильный стук в дверь, какой-то шорох. Быстрым шагом вошел офицер Канариса, вид у него был недоумевающий:

– Мой контр-адмирал, нас пришли арестовывать. Взвод приведен в боевую готовность…

И тут же грянул механический голос:

– Внимание! Всем мятежникам, накопившимся в квартире G, выходить без оружия! Вы окружены! Выходы перекрыты! Повторяю: выходить без оружия! Выходить по одному без оружия!

Канарис двинулся к выходу.

– Я выйду один без оружия, – пояснил он. – Много людей с оружием выйдут, если у меня возникнут сложности.

– Вильгельм… – фон Манштейн сделал «руководящий» жест, – с вашего позволения, лучше я сам побеседую с нашей расстрельной командой…

– Пока не расстрельной, – заулыбался Канарис. – Держу пари, тут не обошлось без нашего общего друга Отто…

– Без него нигде не обходится.

С этими словами фон Манштейн двинулся к выходу. Петя двинулся было за ним… потом понял, что в этом нет необходимости. Он и так мог видеть лестницу, между вторым этажом и подъездом заполненную вооруженными людьми с хмурыми лицами. Он сделал так, что стало видно и слышно не ему одному. Невольно он восхитился фон Манштейном – тот шел небрежно и легко, как на прогулку.

Улицу заполняло до полусотни человек – тоже с оружием и хмурыми. По напряженным лицам всех Петя почувствовал, какое страшное дело готовится: опять немцы будут стрелять в немцев посреди собственной столицы. В царстве этих хмурых людей странно выглядел празднично-напряженный, только что не радостный Отто Скорцени. Еще более странно выглядел небрежно-аристократичный фон Манштейн.

– Маршал, вы арестованы!

– Собираетесь проорать об этом на весь Берлин? – Фон Манштейн кивнул на рупор в руках Отто Скорцени. И, не давая передышки:

– Отто, вы идиот. У вас есть ровно одна минута, потом будет поздно, предупреждаю.

– Но вы арестованы, мой маршал! Велите сдаться всей своей охране и всем лицам, засевшим в квартире!

Фон Манштейн мотал головой:

– У вас ровно одна минута, чтобы присоединиться к своей армии, получить новый чин и потом не подвергнуться репрессиям.

И что-то дрогнуло в лице Отто Скорцени.

– Вы не можете присваивать чины, – наставил он палец на фон Манштейна. – Вы восстали против Великого Фюрера! Мятежники не могут давать назначений!

Когда он произнес это, Пете стало предельно ясно: боя не будет, Скорцени сразу начал торговаться.

– Вы не забыли, что я маршал? Не забыли? Даже если Гитлер арестует меня в двадцать минут первого ночи, в девятнадцать минут я еще могу сделать вас капитаном. Ваше решение – стать капитаном и получить Железный крест за проявленную…разумность или вернуться в Рейхсканцелярию к Гитлеру, в прежнем чине? Время пошло.

Фон Манштейн демонстративно уставился на циферблат.

– Это мятеж… – неуверенно произнес Отто Скорцени. – Мятеж против Фюрера будет подавлен!

Манштейн мотал головой.

– Это не мятеж, а революция. Армия берет власть, Отто. Я вам не сдамся добровольно… Если вы заставите солдат силой схватить и связать своего маршала, будет бой… Вы ведь не случайно не вошли в подъезд, верно? А скоро подтянутся и другие войска. За Гитлера – кучка придурков, за нами – армия.

– Вы тоже выбирайте! – громко обратился фон Манштейн к внимательно слушавшим солдатам. – Выбирайте между бесславной гибелью от руки ваших братьев, немецких солдат, и участием в общем труде.

Отто Скорцени гулко сглатывал слюну и молчал.

– Я знал, что вы невероятный кривляка, Отто, но я не знал, что вы такой идиот. Собственно, время закончилось. Пошли, поднимемся в квартиру, я покажу вам ваш участок борьбы.

– Какие гарантии? – быстро спросил Отто Скорцени.

– Моего слова вам мало? – удивился фон Манштейн. Скорцени еще раз гулко сглотнул.

– Тогда вот…

Фон Манштейн через голову снял что-то с шеи, протянул:

– Бабушка по отцу благословила этим образком. Семейная вещь, восемнадцатый век. Если я сдержу свои обещания, вернете.

Конечно же, Скорцени ничего в руки не взял. Он просто стоял и молчал. Молчание подзатянулось. Фон Манштейн пожал плечами, надел образок.

– Капитан Скорцени! – рявкнул он. – Потрудитесь принять под командование пополнение роты. Задание – занять издательство «Фёлькишер беобахтер», обеспечить выход экстренных номеров!

Даже сугубо гражданскому Пете было видно, как изменились позы солдат: их отпустило напряжение.

Канарис выплыл из подъезда так же небрежно, как фон Манштейн. Кинул Скорцени:

– Поздравляю!

Фон Манштейну:

– Рота спецназначения будет здесь спустя несколько минут… Как я понимаю, у нее будет новый капитан?

– Вы произвели меня в капитаны… За разумный поступок, – вмешался Скорцени. – А если я возьму типографию?

Какое-то время маршал и адмирал молча смотрели на нахала, потом разом расхохотались. Смех странно звучал на ночной тихой улице, заставленной машинами, заполненной вооруженными солдатами. Странно – но как показалось Пете, вместе с тем и жизнеутверждающе.

– Если возьмете типографию и обеспечите выход спецвыпуска, придется произвести вас в еще один следующий чин! – корчился от смеха фон Манштейн.

Пока смеялись, нарастал гул двигателей. Колоссальные грузовики заполняли почти всю ширину неширокой тихой улочки. Чуть не дошло до пальбы: люди Скорцени были готовы сопротивляться – они еще не знали, что теперь они уже опять вместе со всеми.

– Вовремя вы… – тихо обронил фон Манштейн Канарису.

– Телефон уже изобрели, – пожал он плечами, очень довольный.