Ад закрыт. Все ушли на фронт - Страница 27

Петя с трудом переваривал эту историю.

– Как же такой человек пошел к вам в библиотекари?!

– Во время великой инфляции месячной зарплаты профессора хватало на три куска колбасы. У нас рисовали карикатуры: женщина входит в магазин, толкает перед собой тележку с деньгами. А выходит с ма-аленьким таким кусочком сыру… У профессора было двое сыновей, и мы его устроили на такую работу… Мы – не только Штауфеншутцы, мы – это дворяне этих мест, – уточнил Вальтер. – Сначала зарплату ему платили не одни мы, все хотели, чтобы фон Берлихинген был устроен. Ты даже не представляешь, какая у него репутация. К нему и сегодня половина знатных людей провинции ездит советоваться.

Тут принесли блюда с айсбайном. Петя с ужасом созерцал громадную фаянсовую миску, где среди горы горячей кислой капусты возвышалась целая свиная ножка, исходящая паром. Он невольно вспомнил рассказ Жюля Верна, где немецкий профессор пожирал чудовищное количество кислой капусты, а потом писал статью с названием «Почему все современные французы проявляют признаки умственной дегенерации».

Вальтер с урчанием накинулся на еду. Видно было, что по айсбайну он сильно соскучился.

– А почему такое странное название: «ледяная нога»?

– Потому, что когда еще не было железных коньков, немецкие мальчишки катались на полозьях из свиных костей. И называли это сооружение «ледяная нога». Вот почему! Ешь, парень, это чудесная свиная ножка, ее отварили с луком, гвоздикой, лавровым листом! Вон как мясо отделяется от кости!

Позже Петя слопал не одну порцию айсбайна и даже полюбил это блюдо. Но в первый раз ему показалось просто физически невозможным съесть в один присест полтора килограмма капусты и мяса. Не зря, ох не зря висел в пивнушке плакат «Не пытайтесь съесть целую порцию!». Петя даже удивился и чуть ли не загордился собой, обнаружив дно собственной тарелки.

Посланец Эриха фон Берлихингена появился во второй половине дня. Спокойный и вежливый, он расплатился с добродушно улыбавшимися, упитанными хозяевами, усадил в машину друзей.

– Отец велел доставить вас в замок уже вечером.

– Лучше даже ночью.

– Вы забыли правила, господин Вальтер: ездить по ночам запрещено.

Вальтер потерянно молчал. А фон Берлихинген– младший вез их мимо готических церквушек, правительственных зданий красного кирпича, с лепной новенькой свастикой над входом, разгонял гудками стада жирных важных гусей, отвечал взмахами руки на приветствия множества людей.

Замок Грюнфенштейн они увидели в свете закатных лучей, с опушки соснового леса. Фон Берлихинген остановил машину на обочине. Ни души, только стало немного прохладнее. Было уже очень поздно для Европы, шофер откровенно зевал. Пете сделалось странно… Стояли самые длинные в году световые дни; в Петербурге уже «белые ночи», даже в Москве еще светло и после десяти часов вечера. А тут после девяти – почти темно. Все же они очень далеко на юге, южней Киева!

Большие птицы чертили розовое небо; подсвеченный лимонным светом заходящего низкого солнца, замок Грюнфенштейн совсем не походил на южное французское шато. В Германии все, в том числе и замки, было больше, как-то шире французского, и при том основательнее, крепче. Замок состоял из трех отдельных каменных строений с высокими узкими окнами, окруженный высокой стеной. Он стоял с каким-то упрямым выражением на основательных башнях под серыми черепичными крышами.

– В твоем доме нетрудно отсидеться…

– Такие стены кажутся очень прочными, но танковые орудия дырявят их почем зря… Как бумагу. От разбойников, конечно, помогает.

От леса шли пешком, замок словно вырастал перед ними. Почти погасла заря, только на самом западе над зубчатой лесной стеной небо светилось розово-серым. В запертые ворота пришлось постучаться. Привратник даже охнул, узнав Вальтера.

– Курт! Запомни – ты меня тут не видел. Я – государственная тайна.

И, обращаясь уже к Пете:

– В чем преимущество Германии… И шофер, который нас вез, и Курт никому не скажут ни слова, раз тут государственная тайна. Но в чем недостаток Германии: если их начнут расспрашивать власти, они тут же выложат все, что видели. Во Франции наоборот: там о тебе расскажут всем друзьям и знакомым, а вот от властей будут прятать.

– Во Франции то, что во всем мире называется разгильдяйством, называется вольнодумством. Для французов это часть национальной идеи…

– А у нас частью национальной идеи стало то, что во всем мире называется занудством.

Посмеялись, и тут же Вальтер стал серьезным:

– А теперь давай в библиотеку… видишь, вон там горит окно?

Незапертые двери дома оказались еще одним удивительным открытием Германии. Хотя, если разобраться – ну зачем запирать двери, если в замке есть ночной привратник? И запертые наглухо ворота?

Коридоры в замке тоже оказались шире, потолки выше, чем во Франции. Внутри совсем темно; не зажигая света, Вальтер вел Петю по памяти. Огромные двери – как ворота. Колоссальная комната, очень высокая, в которой чудно пахнет книгами и кофе. В конце комнаты, в свете настольной лампы, угадываются кресла и стол. Кто-то высокий идет оттуда навстречу.

– Господин Вальтер?!

Пожилой, активный, с полуседой головой, тяжелое умное лицо лучится радостью. Пете показалось, что на правой руке что-то блеснуло, человек ее спрятал в карман. Говорит приглушенно, вполголоса.

Конечно, немцы не обнимались, только пожали друг другу руки. Петя не мог не заметить: фон Берлихинген подавал ЛЕВУЮ руку.

– Здравствуйте, господин Эрик… Это мой друг, Петер Кац… Он из России. Наш библиотекарь, герр фон Берлихинген…

– Эрик фон Берлихинген. Для ваших друзей, Вальтер, – натурально, просто господин Эрик.

Пете фон Берлихинген тоже протянул ЛЕВУЮ руку, кисть правой осталась в кармане.

– Господин Эрик… нам необходимо поговорить. Я сейчас пойду к отцу, но еще до того, как я поставлю в известность главу дома… Мы можем говорить прямо здесь?

– Конечно.

– Вы ведь слышали, что меня направили искать Шамбалу, Эрик?

– Я не получил официальных сведений, – тонко усмехнулся Эрик фон Берлихинген.

– Так вот, на пороге Шамбалы нашу экспедицию полностью уничтожила такая же экспедиция русских… А мы уничтожили ее. Мы с Петером – единственные, кто остался жив. В Шамбале нас приняли… можно сказать, спасли. И если хотите, перевербовали. Эрик, вам никогда не казалось, что вся наша цивилизация развивается неправильно?

– Если бы она развивалась правильно, мы не проиграли бы мировую войну, – усмехнулся фон Берлихинген еще тоньше.

– Если говорить совсем коротко, мы сейчас пытаемся изменить ход мировой истории. Нас многому научили в Шамбале. Мы умеем и знаем то, что не умеют и не знают другие люди.

– Например?

Вальтер тяжко вдохнул… Второй раз за короткое время он проделывал эту штуку: поднялся над полом и завис… поднимался до самого потолка, сделал пару кругов, опустился. Фон Берлихинген наблюдал за ним с огромным интересом, но без всякого страха или чрезмерного удивления. Принял так же хладнокровно, как известие: сын хозяина замка собирается изменить ход мировой истории.

– Этого более чем достаточно, – суховато сказал фон Берлихинген. – Наверняка ваши новые таланты не ограничиваются левитацией.

– Не ограничиваются…

– И насчет изменения пути нашей цивилизации вы, похоже, тоже не шутили?

– Нисколько…

– Господин Вальтер, я уверен – вам следует немедленно рассказать обо всем господину Клаусу. А ваш друг, полагаю, пока сможет рассказать мне самому все необходимые подробности.

– Да… Я пойду.

Петя и без всякого «третьего глаза» видел, что Вальтер отца не то что боится… но почитает настолько, что это граничит со страхом. Вальтер встретился с Петей глазами, криво улыбнулся и вышел. Оставшись в кабинете вдвоем с Эриком, Петя сразу почувствовал, что этот пожилой и подтянутый человек внимательно наблюдал именно за ним.

– Нам необходимо познакомиться… И узнать о том, что же именно вы с господином Вальтером намереваетесь менять, мне тоже необходимо… Если вы рассчитываете на мою помощь.