Аццкий хай (СИ) - Страница 69

— Я — полемарх этого полиса, — великан ткнул гигантским пальцем куда-то себе за спину, но явно промахнулся, и указал мимо виднеющихся вдали стен. — имя мое Апалко, что означает Первородный. Полис носит прозвание Суефа, в честь тройственности мироздания. А я, соответственно, Апалко-Суеф. По счастью, в моем полисе обитает и наш Великий Этнарх — Эвенор. Который и хранит… ммм… Доверенное.

— Понятно. Вот ведь, можешь излагать кратко и без закидонов. Ладно, поехали, Палкосуев.

— Апалко-Суеф.

— А я как сказал?

Через полчаса они въехали во врата полиса. Город, как город, вполне себе древний. Только очень большой. Не в том плане, что густонаселенный, а просто под стать жителям. И еще уйма статуй, ничего не подпирающих колонн и целых площадей выложенных красивой мозаикой.

— Слушай, Палкосуев… Да знаю, знаю, просто произношение такое, хромает дикция понимаешь, не обижайся. Не могу, почему-то увидеть твои статы, хоть тресни. Так вот… а когда я на тебе еду, твои характеристики в пять раз увеличиваются?

— Нет, с чего бы?

— Ну вот, легендарный наездник, я теперь. С твоей, между прочим, подачи.

— Это только на животных действует.

— А… Хм… а на Буцефала твоего?

— Гиппофана. На него мое умение действует, твое нет.

— Долго нам еще?

— Почти на месте. Вот дворец Этнарха.

— А он дома?

— Он всегда дома. Он слеп.

— Да ну? И что, зато все-при-все и всех-при-всех помнит?

— Да, а ты откуда знаешь?

— Да был когда-то знаком, с одним таким. Сочинял недурственные стишки. Только много лишних подробностей вставлял, издержки абсолютной памяти, что поделаешь.

— Интересно… Не почитаешь?

— Ну… Щас, вспомню.

Демон не жаловался на память, регулярно учился, ну в перерывах между грехопадениями. Получил множество образований, в том числе, несколько классических. Да и просто по вершкам понахватался… а чего еще было делать, пока не изобрели интернет?

— Пой, богиня, про гнев Ахиллеса, Пелеева сына,

Гнев проклятый, страданий без счета принесший ахейцам,

Много сильных душ героев пославший к Аиду,

Их же самих на съеденье отдавший добычею жадным

Птицам окрестным и псам. Это делалось, волею Зевса,

С самых тех пор, как впервые, поссорясь, расстались враждебно

Сын Атрея, владыка мужей, и Пелид многосветлый…

— Ух ты… Эльфик, а ты… Ты до конца это помнишь??? — на глазах великана проступили огромные слезинки.

Риммон быстренько прикинул…

— Ну, большую часть. Но, если понравилось, могу найти полный вариант. И не дорого возьму.

— Эвенор тоже говорит стихами… Но… Это… Это!!! За это не жаль всех сокровищ Атлантиды!

— Всех сокровищ?

— Всех!

— А тебя не смущают Аид, Зевс?

— А чего они ради меня смутят? Это мои дедушки.

— Оба?

— Ага.

— Фига се, во дают разрабы, вообще мозги прокурили…

— Эльфик… Эээ… Ты сейчас, о чем?

— Да так, о своем. Об эльфийском.

Атлант спрыгнул с тараксиппа, привычно дал ему в ухо, и зашагал к открытому дверному проему, дворца местного пахана. Этнарх, повелитель расы, этноса, насколько помнил демон. Видно, крутой дядька, все эти здоровяки ему подчиняются. Хоть и слепец.

— Этнарх очень прозорлив, — будто подслушав его мысли сказал великан. — Говори ему только правду, и не вздумай издеваться. Неужто ты поверил, будто я повелся на счет миллиона? Или не знаю «Иллиады»?

Во те на… А Риммон уже присматривался, выискивая взглядом обещанные сокровища. Облом-с. Да как технично. И главное, не вовремя. Черт, сбил с нужного настроения, сволочь.

По середине огромного мраморного зала, украшенного мраморными статуями, на мраморном троне, в позе мыслителя, сидел… а вот и не мраморный, а вполне себе мясной атлант. Хоть и неимоверно старый, седой как лунь, и непроницаемой повязкой на глазах.

— Великий Эвенор! К тебе твой верный полемарх Апалко!

— А-а-а-а… входи достойной Битвы муж могучий

Твоими твероступными шагами, я слышу,

Движет злое нетерпенье, желание скорее

Донести благую весть, иль злое предсказанье?

Риммон мигнул. Это что? Он в натуре так разговаривает? Или тоже над Палкосуевым прикалывается, но по-своему?

— Этнарх… Э… Слова твои, достойны занесенья… в… ну. Эээ… Скрижали мудрости, достойны занесенья. Да. В скрижали. И свет, и радость озаряют души… И мысли. И… И скрижали.

— Да кончай тужится, потом секретарям надиктую, и сам за тебя достойный ответ придумаю. Скрижали-срежетали. Тьфу. Противно слушать. Ну, чего приперся?

Фух, пронесло. А то мало ли… Вдруг дедок, из тех маразматиков, что только стихи понимают был бы. Попадались несколько таких. Намучался, жуть.

— Этнарх, вернулся Адамчик.

— Он что, совсем совесть потерял? Несчастный…, впрочем, оно и к лучшему, меня тяготит невыполненное обязательство. И где он сейчас?

— Здесь, Этнарх.

— Ты его притащил сюда??? СТРАЖА! СТРАЖА!!! НЕМЕДЛЕННО ПЕРСЧИТАТЬ ВСЕ! ВСЕ ПРИБИТЬ ГВОЗДЯМИ!!! И ПОСТАВИТЬ ОКОЛО ВСЕГО ПО СОЛДАТУ! И ОКОЛО ТЕХ СОЛДАТ, ЕЩЕ ПО ДВОЕ, ЧТОБ С ПЕРВЫХ КАЗЕННУЮ АМУНИЦИЮ НЕ УПЕРЛИ!

Ппц, что он так разорался? Аж уши заложило.

Как ни странно, приказ был выполнен буквально. В зал, вбежала толпа и рассредоточилась вокруг гигантских, даже по меркам атлантов, статуй. Не ясно было, как Адамчик сможет их украсть, будь он хоть трижды великий вор, да и нафига ему нужны мраморные статуи в триста метров высотой. Но видимо, дисциплина тут была на высоте. На высоте семидесяти метров, не меньше.

— Этнарх, Жучара перевоспитался. По крайней мере, он мне в этом поклялся.

— Верить словам вора? Я поражен твоей наивностью, наиглупейший муж тупой, как пробка от амфоры с вином! Это — Адамчик!

— Он поклялся головой своего брата, что сегодня ничего ни у кого не украдет. Разве что снимет с трупа после честного… Ну, честного для вора, поединка. Ну не поединка… Но с трупа.

— А, ну с трупа еще ладно. С трупа можно, это по-нашему, по… Какого еще брата? Их что, двое?

— Да, Этнарх. Вот, на левой руке у меня Адамчик, обретший новое тело, а на правой — его брат Сам.

Повисла тишина. Старый, слепой Атлант молчал. Риммон тоже. А что говорить?

— Я жду.

Золотой Змей откашлялся.

— СаламМир — козел.

Эвенор расхохотался.

— Да, это ты… — он отсмеялся и продолжил. — Конечно, ты. Ну, здоров будь во веки вечные Жучара-Лжец, Жучара-Вор.

— И тебе, великий Эвенор, здоровья, новых глаз и всех зубов.

— Каким ты был, таким ты и остался. Но где же брат твой?

— Не сторож брату своему, и уж тем более не рот. Он скажет сам.

— Да, сам скажу. Ведь я же Сам, стало быть я сам могу сказать. Он брат мне, я ему, мы кровью связаны вовек, и души слиты будто в бронзе, медь и олово, в одном… ЧЕРТ! Я от вас уже заразился! Можно без стихов? Давайте к делу!

— Да, вы похожи. Не важно, кто как выглядит, ваши души сто крат переплелись. Ну, Жучара… Ты пришел за своим добром? Забрать желаешь, в этот миг?

— Да, Этнарх. Уже пора.

— Да будет так. — Старик громко хлопнул в ладоши от чего Риммон и Тварюшка подскочили метра на полтора. — Эй, кто-нибудь! Несите Ключ от сундука, шкатулки, ящичка, футляра! И поскорее разгильдяи, мне время уж творить, подать сюда пяток секретарей!

Прибежал гигантский сорокаметровый мальчик, и почтительно поклонившись, подал слепцу Ключ. Один. Зато какой! Любой Буратино бы обзавидовался.

Ключ, размером с три Риммона, явно золотой. Такая тончайшая резьба, ни Атланту с его лапищами, ни Человеку с его отсутствием понимания истинной красоты, ни в жизнь не удастся.

Эвенор, с кряхтением поднялся с трона и вполне целенаправленно, уверенно, ни на что, не натыкаясь, зашагал к выходу.

— Я буду скоро, вам тут ждать велю событий,

Достойных воспеванья… в скрижалях… А, тьфу, чтоб ты провалился, со своими скрижалями! Ждите!

— Слышь, Палкосуев, а он что, шизик?

— Апалко-Суеф.

— Ага, я так и сказал. У него шиза, да? То, как нормальный себя ведет, то клинит его.