Абсолютная Энциклопедия. Том 1 - Страница 106

А вот он на Коби. Он снова лежит на койке в своей маленькой комнатке шахтерского барака, в ту свою первую ночь на шахте Яу Ди, чувствуя именно то, о чем говорил Блейз: свое отличие и свою изолированность от всех остальных, спящих и бодрствующих вокруг него в стенах этого неуютного барака. И эти ощущения знакомы ему, он испытывал их задолго до появления Блейза или любого другого Иного...

Неожиданно Хэл снова оказался на Гармонии, в своем сне о каменистой равнине и стоящей очень далеко высокой башне, к которой он медленно шел пешком. И эту равнину он тоже знал из своего прошлого, видел ее где-то. Теперь он медленно, с трудом двигался к этой башне, но, несмотря на все его усилия, кажется, совсем не приближался к ней. И только убежденность в том, что в конце концов он должен дойти до этой башни, как бы далеко она ни находилась и каким бы трудным ни был к ней путь, поддерживала его на этом пути.

Проснувшись, он тут же заснул снова и в новом своем сне продолжал оставаться на Гармонии, но теперь уже в совершенно мокром лесу, среди бредущих из последних сил бойцов партизанского отряда, спасающегося от неотступно преследующих его милиционеров Барбеджа. А вот он прощается с Иаковом.

— ...Как твое настоящее имя? — снова спрашивал Иаков, повернув к нему голову.

— Хэл Мэйн.

— ...Благословляю тебя во имя Господа, Хэл Мэйн. Передай всем остальным, что я благословляю Рух Тамани и ее отряд, а также всех, кто сражается или станет сражаться под Божьим знаменем. Теперь иди. Позаботься о тех, чье благополучие зависит от тебя.

...Окончательно проснувшись в своей безмолвной камере, Хэл увидел, что по-прежнему находится в ее стенах.

Да, все осталось без изменений. Но где-то глубоко внутри у него появилась уверенность, что он начал движение к какой-то пока еще не вполне определенной цели. Только что увиденные сны обогатили его, он почерпнул из них нечто новое, до сих пор остававшееся для него недоступным. Хэл ощутил почти полное разделение собственной личности на две части. Одна из них, та, из которой он постепенно высвобождался, представляла собой его страдающее тело, проигрывающее — теперь он ясно и со спокойствием это понимал — схватку за жизнь, по мере того как температура поднималась, а легкие постепенно закупоривались. Другая была сознанием, к которому он теперь подступился ближе, благодаря тому что обычные прочные связи между этой другой частью и ощущениями и инстинктами тела резко ослабевали под воздействием пламени борьбы последнего за свое дальнейшее существование. Сознание и само теперь горело, причем так ярко, что добавляло жару тому пламени.

Именно эта яркость высветила то, что прежде было скрыто от него. Он действительно в конце концов взял дело в свои руки. Он обманул Рух, не посвятив ее в свой истинный замысел, так как не рассчитывал на ее согласие. Она наверняка не разрешила бы убрать из отряда всех ослов и все взрывчатые материалы, чтобы бойцы смогли рассыпаться и таким образом сохранить себе жизнь, а взрывчатые материалы передать какому-нибудь человеку, который смог бы укрыть их в надежном месте. Хэл предпочел сделать это, ни с кем не советуясь, самовольно принял решение, касающееся всех, и единолично взял на себя всю ответственность за его последствия. Но он сделал это с определенной целью. И эта цель лежала за пределами его личных интересов.

Здесь-то и заключалось все отличие от тех мотивов, которыми Блейз пытался обосновать подобные действия. Ибо Блейз говорил о принятии на себя решений и взятии в свои руки власти более могущественной личностью в одиночку с целью собственного выживания и благополучия. В словах предводителя Иных содержался очевидный намек на то, что другой достойной цели для таких поступков не может и быть. Но он заблуждался. Потому что в действительности существует гораздо более высокая цель — сохранить человечество, обеспечить ему возможность развиваться и процветать. Эта цель олицетворяет собой жизнь, тогда как цель Блейза — лишь короткое мгновение личного удовлетворения, после которого наступает неизбежная смерть, не оставляющая за собой никакого следа в материи Вселенной.

Путь всех тех, с кем Хэл когда-либо сближался, всегда вел к какой-либо большой цели. Малахия, Уолтер и Авдий умерли за то, чтобы сохранить жизнь Хэлу, и, возможно, за то, чтобы он пришел к этому столь важному для него моменту. У бойцов из отряда Рух тоже была цель, которую они воспринимали настолько горячо, что у них даже не возникало мысли усомниться в ней, несмотря на то что они не очень ясно представляли себе ее конкретное воплощение. Там Олин потратил долгие годы своей жизни, опекая тот великий инструмент, каким в один прекрасный день должна стать Энциклопедия для всего человечества. И он сам, Хэл Мэйн, руководствовался аналогичной целью; хотя, как и для партизан, для него ее точное содержание до сих пор тоже оставалось не вполне ясным.

У Хэла возникло сильное ощущение, что сейчас он вплотную приблизился к тому, что все время искал. Перед этим ощущением отступили все страдания, и даже приближающаяся смерть его тела потеряла свою значимость. В воздухе тюремной камеры ощущалось присутствие победы; и, зная наконец, что она здесь, рядом, Хэл прокладывал к ней путь, используя в качестве инструмента свои сны и стихи. Он предвидел, что именно эти инструменты смогут в конце концов привести к той далекой башне из сна, которая с самого начала была и его целью, и целью всего человечества. Эти инструменты только ждали того, чтобы он превратил их в осознанную реальность из категорий воспоминаний и видений.

Хэл позволил сознанию расстаться с измученным телом, борющимся за сохранение пока еще доступного ему скудного дыхания, и дал свободу своим ощущениям.

Он снова впал в сонное состояние. Но на этот раз его привела к нему путеводная нить цели.

...Хэл увидел лицо молодого человека на фоне голубого летнего неба Старой Земли. Лицо принадлежало экзоту — он учился у Уолтера, когда тот еще преподавал на своей родной Маре. Теперь бывший ученик вырос и уже сам учил других. Худощавый и стройный, одетый в темно-коричневый хитон, он стоял рядом с Хэлом в лесу, недалеко от берега озера. Они оба наблюдали за тем, как у них под ногами деловито суетились муравьи.

— ...С одной стороны, все их сообщество, — говорил Хэлу гость Уолтера, — можно рассматривать как единый организм, то есть весь муравейник или пчелиный рой считать эквивалентом одного живого существа. Тогда каждая отдельная особь — муравей или пчела — просто частица такого организма. Так же как для тебя, например, ноготь на пальце руки, — разумеется, он нужен, но при необходимости ты смог бы без него легко обойтись, а кроме того, твой организм способен вырастить вместо утраченного ногтя новый.

— Пчелы и муравьи? — переспросил Хэл, глядя на него как зачарованный. Образ одного живого существа пробудил в его сознании что-то наподобие воспоминания. — А люди?

Молодой учитель улыбнулся.

— Люди — это индивидуумы. Ты — индивидуум, — ответил он. — Ты не обязан делать то, что намеревается делать весь муравейник или весь пчелиный рой как единое целое. У них нет выбора, а у тебя есть. Ты можешь принимать собственные решения и свободно их осуществлять.

— Да, но... — Услышанное взбудоражило Хэла, внезапно пробудило мысль, сразу захватившую его целиком. Правда, в свои восемь лет он еще не в состоянии был четко сформулировать ее и выразить словами. — Индивидуум не обязан делать то, чего хотят от него другие, если только их желание не совпадает с его собственным. Это я знаю. Но можно представить себе нечто такое, что известно всем людям, а потом каждый определяет к этому свое личное отношение. Ведь это одно и то же, да?

Экзот снова улыбнулся.

— Я думаю, то, о чем ты говоришь, — это своеобразный обмен мыслями. О такой возможности спорят уже не одно столетие, ей придумано много различных названий; одно из них — телепатия. Однако все опыты, которые нам удалось провести, показывают, что в лучшем случае телепатия представляет собой случайное неуправляемое явление, связанное с деятельностью подсознания, и его невозможно вызывать и использовать по своему желанию. Большинству людей она вообще несвойственна.