Абсолютная Энциклопедия. Том 1 - Страница 103

— Я не верю тебе, — произнес Хэл. — Нет никаких причин для того, чтобы все происходило именно так.

— О нет, мой мальчик, — мягко возразил Блейз. — Такие причины существуют. Несмотря на наши врожденные индивидуальные способности, приобретенные навыки и взаимную поддержку, мы продолжаем оставаться всего лишь человеческими существами, такими же, как и миллионы людей вокруг нас. Без дружеской поддержки и без средств к существованию мы можем голодать, как и все остальные. Наши кости ломаются и мы заболеваем так же легко, как простые смертные. Если нас убивают, мы непременно умираем. Позаботясь о себе, мы можем прожить дольше отпущенного обыкновенному человеку срока, но ненамного. Нам свойственны естественные духовные потребности — в любви, в общении с теми, кто мыслит и рассуждает на одном с нами языке. Но если бы мы предпочли не придавать значения нашим особенностям и стали мерить себя по скудным меркам большинства окружающих нас людей, то прожили бы несчастную жизнь, и возможно — даже, пожалуй, наверняка, — никому из нас никогда бы не посчастливилось встретить подобную себе человеческую личность. Никто из нас не выбирал своей судьбы — быть таким, каков он есть, — но все мы, как и любой другой человек, имеем неотъемлемое право строить свою жизнь наилучшим для себя образом.

— За счет миллионов людей, о которых ты упоминал, — сказал Хэл.

— Ну и какова цена? — Голос Блейза стал еще ниже. — Один Иной, рождающийся на миллион обычных, — очень легкое бремя, если разложить на каждого из этих людей. Но взгляни на ситуацию с противоположной стороны. Во что обходится она каждому Иному, вынужденному, только ради того, чтобы приспособиться к окружающим его людским массам, вести замкнутый образ жизни, изо дня в день пребывая в атмосфере непонимания и предубежденности? И в то же самое время его уникальное могущество и таланты позволяют тем самым личностям, которые отворачиваются от него, пожинать плоды его трудов. Разве это справедливо? Взгляни на интеллектуальных гигантов прошлого, оставивших о себе память на бесчисленных страницах истории. Этим людям, мужчинам и женщинам, продвигавшим цивилизацию вперед, приходилось бороться за свое выживание среди тех, кто обладал более низким уровнем развития, инстинктивно не доверял им и остерегался их. Им, гигантам, приходилось изо дня в день таиться от окружающих, стараясь не проявлять свою непохожесть на них, чтобы не вызывать у этих заурядных людей чувства безотчетного страха. Испокон веков человеческое существо, отличающееся от себе подобных, подвергалось постоянной опасности. И если существует выбор: или множество людей с легкостью несут вместе на своих плечах одного человека, или этот один человек, пусть обладающий гораздо большим могуществом, чем любой из них, должен, сгибаясь под тяжестью непосильного бремени, тащить за собой все это множество, то какой из двух вариантов является более справедливым?

Голова Хэла, под действием лихорадки и введенных ему препаратов, странно кружилась. Зрительный образ притаившегося гиганта предстал в его сознании как некий гротеск.

— А зачем таиться? — спросил он.

— Зачем таиться? — Высоко над ним плыло смеющееся лицо Блейза. — Спроси сам себя об этом. Сколько тебе сейчас лет?

— Двадцать, — ответил Хэл.

— Двадцать, и ты все еще задаешь этот вопрос? С течением времени, становясь старше, разве ты не начал ощущать свою изолированность, отстраненность от всех, кто тебя окружает? Разве не приходилось тебе в последнее время все чаще и чаще вмешиваться в ход событий, принимая решения, касающиеся не только тебя, но и тех, кто находится рядом с тобой и кто не способен сам принимать подобные решения? Постепенно, но неуклонно брать на себя ответственность за происходящее, оказываясь в положении, когда только ты один понимаешь, что необходимо в данный момент для блага всех окружающих, и делать это необходимое?

Блейз замолчал.

— Я уверен, ты понимаешь, о чем я говорю, — продолжал он после паузы. — Сначала ты просто пытаешься посоветовать им, потому что не веришь — не хочешь поверить, — что сами они настолько беспомощны. Однако постепенно ты убеждаешься, что они, будучи способными совершать нужные действия по твоим постоянным подсказкам, сами никогда не бывают в состоянии правильно оценить обстановку и в каждом конкретном случае самостоятельно делать именно то, что требуется. В конце концов тебе это надоедает, и ты просто берешь руководство в свои руки. Ты начинаешь направлять события в правильное русло даже без их ведома и понимания, и эти недалекие люди искренне считают, что все происходит естественным путем.

Блейз снова сделал паузу. Хэл, с трудом воспринимая происходящее, молча смотрел на него.

— Да, ты понимаешь, о чем я говорю, — повторил Блейз. — Ты уже столкнулся с этим и начал чувствовать ширину и глубину пропасти, отделяющей тебя от остального человечества. И поверь мне, что твое нынешнее ощущение с течением времени станет еще более сильным и глубоким. И опыт, обогащающий твой более развитый и восприимчивый ум с такой быстротой, какую они даже не могут себе представить, будет все больше увеличивать эту пропасть, лежащую между тобой и ими. Разумеется, ты испытаешь горькое сожаление о столь глубоком расхождении, но изменить ничего не сможешь. Нельзя вложить в них то, чего они никогда не сумеют воспринять, так же как обезьяны никогда не сумеют оценить великих произведений искусства. В конце концов, чтобы унять свою внутреннюю боль, о которой они даже не подозревают, ты оборвешь последние духовные связи с ними и предпочтешь жизнь в молчании, пустоте и покое — это позволит тебе оставаться таким, какой ты есть, — единственным в своем роде и обреченным на вечное одиночество.

Очевидно, Блейз сказал все, что хотел.

— Нет, — произнес через некоторое время Хэл. Он испытывал чувство отрешенности, как человек, находящийся под воздействием сильных успокаивающих средств. — По такому пути я не смогу пойти.

— Тогда ты умрешь, — сообщил Блейз бесстрастным тоном. — В итоге ты, как и подобные нам люди в прошлые века, позволишь им убить себя, просто прекратив предпринимать постоянные усилия, необходимые, чтобы защищаться от них. И тогда все уйдет в песок — и то, чем ты был, и то, чем ты мог бы стать.

— Значит, так оно и будет, — сказал Хэл. — Я не могу стать таким, как ты говоришь.

— Возможно. — Блейз поднялся, кресло уплыло от него назад. — Но ты подожди немного, подумай. Жажда жизни сильнее, чем тебе кажется.

Он возвышался над койкой, глядя сверху вниз на Хэла.

— Я уже говорил тебе, в моих жилах течет и экзотская кровь. Ты думаешь, я не бунтовал, когда впервые узнал, что собой представляю? Не отвергал того существования, на которое меня обрекало одно лишь мое происхождение? Не говорил сам себе поначалу, что скорее предпочту существование затворника, чем воспользуюсь своими способностями в целях, которые я считал тогда аморальными? Подобно тебе, я был готов платить любую цену, лишь бы окружающие не воспринимали меня как бога. Одна лишь мысль об этом вызывала у меня такое же отвращение, какое вызывает сейчас у тебя. Но потом я сумел понять, что, став одним из руководителей, принесу людям не зло, а добро. Ты тоже поймешь это — в конце концов.

Блейз повернулся и подошел к двери камеры.

— Открывайте! — крикнул он в коридор сквозь решетку.

— В данный момент совершенно не важно, — он снова повернулся к Хэлу; в коридоре за дверью послышался нарастающий звук шагов, — какой выбор ты, по твоему мнению, сделал для себя окончательно. Неизбежно наступит день, когда тебе станет ясно, насколько неразумно ты сейчас поступил, предпочтя остаться здесь, в этой камере, под надзором тех, кто в сравнении с тобой лишь незначительно превосходит уровень цивилизованных животных. В том, на что ты сейчас сам себя обрекаешь, нет абсолютно никакой необходимости.

Блейз помолчал.

— Но это твой выбор, — продолжал он. — Поступай так, как считаешь нужным, пока не начнешь видеть все в правильном свете. А когда это произойдет, от тебя потребуется только одно. Скажи своим стражникам, что ты намерен обдумать то, что услышал от меня. И тебя приведут ко мне, туда, где ты найдешь уют, свободу и дневной свет, где у тебя окажется достаточно времени, чтобы привести свои мысли в порядок в располагающей к этому обстановке. Необходимость заниматься нынешним уединенным самобичеванием целиком представляет собой плод твоего собственного ума. И тем не менее я не лишаю тебя возможности предаваться этому занятию, в надежде, что вскоре тебя посетят гораздо более трезвые мысли.