Абхазские сказки и легенды - Страница 53

Халиль-бей был доставлен в Сухум и там расстрелян.

Дальцы, как я уже сказал, присягнули, ибо не считали себя довольно приготовленными, чтобы сбросить личину, но когда уста их произносили клятву на верноподданство, в сердцах уже гнездилась и росла черная измена.

Шабат остался в Далах главным лицом. Трудно понять наше слепое пристрастие к этому человеку, кто бы сказал, что злой дух, для продолжения в Цебельде тревог, гнусных измен, всякого рода злодеяний и бедствий, заботился о его сохранении и внушал нам беспредельную снисходительность.

Князья Дальские, возвратясь в свои скалы, прекратили, в особенности после казни Халиль-бея, все сношения с Русским начальством. Соединяясь теснее, они стали приобретать то угрозами, то обещаниями более и более влияния на умы знатнейших цебельдинцев.

2 октября 1840 г. дальцы в числе пятисот человек спустились к Марамбе с твердою решимостью овладеть укреплением, между вооруженными шли люди с одними веревками, чтобы забрать имущество гарнизона. Шабат и Баталбей вошли к Мисоусту, дом которого был в полуверсте от укрепления, там их ожидали почти все Маршани.

Все согласны идти на русских — ни одного напоминания в нашу пользу, — все слепо послушны красноречию Шабата, уже идут — уже на словах берут крепость и делят добычу. Вдруг неожиданный к ним гость — князь Заусхан, в кольчуге, с одним оруженосцем. «Я пришел объявить вам, — сказал он, — что я предан Русскому Царю, что не изменю присяге и буду биться против всех возмутителей порядка, хотя б они были ближайшие родственники мои. Прежде чем дойти до русских, разделайтесь со мною, я вас буду ждать. А вы, — обратился он к двум князьям, Цуго и Серлипову, — вы молоды, и я не допущу вашей погибели, оставьте это общество и следуйте за мной, я покажу вам, где ваше место и что вам делать».

Все, молча потупив глаза, выслушали Заусхана, ни одного упрека, ни одной угрозы. Он вышел, а за ним Цуго и Серлипов.

Тогда старый Мисоуст и другие князья Цебельдинские, образумясь, отказались от заговоров, князья Дальские, осыпая их ругательствами, ушли и потянулись с целою шайкой мимо небольшой возвышенности, на которой их ожидал Заусхан с сотней приверженцев и со вновь обращенными на путь истины молодыми князьями.

Заусхан кричал дальцам вслед:

— Что же нейдете, иль струсили, на вашей дороге мой дом, в нем остались две женщины — мать и жена, но не советую их трогать!

После столь неудачных сборов против укрепления дальцы, рассыпавшись мелкими шайками, стали бродить по краю и высматривать, где бы увести или угнать скотину. Воровства и убийства случались ежедневно; сообщения перестали быть безопасными. Наконец дерзость таких шаек возросла до того, что в первых числах 1840 г. они вторглись в Абхазию, напали на одну деревню, взяли там добычу и увели пленных.

Увлеченные неизбежным роком, князья Дальские истощили русское терпение. Полковник Муравьев решается с малым числом регулярных войск и милициями проникнуть в сердце грозного Дала и на его гранитных скалах начертать мечом приговор его мятежным сынам.

Не буду входить во все подробности этого похода, скажу только, что 24 декабря отряд, состоявший из трех рот Тенгинского полка и трех рот Черноморских линейных батальонов, с двумя кегерновыми мортирами и двумя горными единорогами, помолясь Господу Богу, выступил из Сухума. К нему постепенно присоединялись на назначенных пунктах милиции: Сванетская, Самурзаканская, Абхазская и под начальством князя Заусхана — Цебельдинская. Величайшие препятствия не останавливают храбрых, войско с артиллерией проходит под меткими выстрелами, по тропинкам, по которым горец с боязнью гонял стадо. Переправляются через неукротимые потоки, то спускаются в пропасти, то взвиваются на утесы. И Богада — одна из цитаделей Кавказа — под стопою русских. Наши уже на возвышенности, но по той стороне Кодоры посланные в обход милиции не могут вытеснить неприятеля, — им нужен совет и пример. Горная Кодора, разбиваясь о камни, шумит, как ураган, через нее разобран мост, но в восьмидесяти саженях над нею, соединяя вершины двух скал, висит бревно… по нему идет один, не внемля ни реку вод, ни свисту пуль, гвардии капитан Лауниц. «Ура, абхазцы!..» — и неприятель выбит.

Неприятель, изумленный быстрым движением отряда и разбитый на всех пунктах, бежит, оставляя в руках победителей семейства и имущества. Дальцы просят пощады, и первого января (1841 г.) до пятидесяти старшин присягают на подданство. Дабы воспользоваться победою, полковник Муравьев приказывает очистить ущелье: по верховьям Кодоры, на пространстве сорока верст, жило около пятисот семейств, все они, и в том числе семейства Шабата и Баталбея, выведены в места более доступные: Абхазию, Самурзакани и Цебельду.

10 января 1841 г. отряд двинулся в Дал, неприступный дотоле вертеп остался, как после кары Господней — без жилищ, без населения, покрытый пеплом.

Мятежные князья при зареве пожара, преследуемые проклятиями подвластных, удалились с малым числом приверженцев к непокорным горцам, обитающим за Гагринским ущельем, и с тех пор долго без отечества, без родной кровли скитались от одного племени к другому. Народ прозвал их абреками, что значит бродяги, приблизительно — отверженные.

Все русские, находящиеся в долгом подданстве у дальцев и цебельдинцев, были освобождены и поселены около Марамбы, под выстрелами укрепления. Всего пятьдесят семейств.

Абреки прожили некоторое время в Псху, оттуда перешли в Ахшипсо, а потом в Теберду. Их число то уменьшалось, то увеличивалось, бывало и так, что один и тот же человек, протаскавшись с ними некоторое время, возвращался на родину к спокойной жизни и потом, без явной причины, вновь к ним присоединялся.

Во всяком месте и во всякое время абреки не теряли из виду Цебельду и не прерывали с ней своих сношений, иначе и не могло быть в землях даже совершенно неблагоустроенных. После всякого подобного перевода мы видим примеры тайных и противозаконных сношений, от которых, впрочем, бывает и польза и вред, говорю: польза, ибо таковые сношения, поддерживая в беглеце любовь к родине, земле и сродникам, могут побудить его к скорейшему возвращению под кров отечественных постановлений, вред же — ибо иногда они питают безрассудные надежды и дают средства к новым покушениям против общественного спокойствия.

С абреками случилось последнее: они не отказались от дорогих замыслов и вскоре вновь явились нарушителями покоя своей родины. Пробегу быстро цепь преступлений, коими Дальские князья вновь ознаменовали себя: они брали в плен или убивали проезжих; угоняли порционный скот гарнизона; подползали ночью и убивали часовых на форштадте; поджигали русское поселение и оттуда уводили пленных, нападая на отдельные наши команды; отнимали стада и табуны жителей, преданных нам; они приманивали в свою шайку молодежь, возбуждая в ней ненависть к христианству и подстрекая дух молодечества. Одним словом, не было безопасности ни для цебельдинца, мирного или верного, ни для русского солдата, который еще недавно без оружия ходил по Цебельде, как по святой Руси, вместе с туземцами заготовлял сено или рубил лес и во всяком доме находил радушное гостеприимство.

К этому времени не стало в Цебельде князя Заусхана. В экспедиции против убыхов он был убит, он пал на моих глазах с мечом в руках. Смерть сорвала этот дикий цветок рыцарской чести. Его тело привезли в Цебельду и отдали родной земле. Друзья и подвластные оплакивали его, и даже абреки приходили на его могилу исполнять обычные обряды. С ним исчезло единственное в народе препятствие замыслам абреков.

Не тут ли место заметить, что в странах полудиких не должно подвергаться соучастностям войны жизнь людей, которым нравственное влияние и энергия заменяют силу законов и постановлений людей, которые… уносят с собою в гроб условия счастия и благоустройства родины. Угадывать же и поддерживать таких посредников между правительством и народом есть святой долг ближайших начальников и может быть — вся тайна управления кавказскими племенами.