Абхазские рассказы - Страница 59

Заире было одиноко в оживленной праздничной сутолоке.

Было странно и обидно, что в этой нарядной говорливой молодой толпе, так мало даже едва знакомых лиц, не говоря уже о близких. К ней пробрался высокий статный парень, темноволосый и неожиданно светлоглазый, гладковыбритый, бодрый, как весенний лес после ливня.

— Здравствуй, землячка! — поздоровался громко. — Добро пожаловать в северные края. Привезла привет с родной земли? Несмотря на то, что показался он ей таким молодым, парень говорил смело и смотрел на нее свысока, то ли из-за роста, то ли еще почему-нибудь.

— Может и не землячка, — сказала она сурово, отворачиваясь от его открытой дружелюбной улыбки. Но он заговорил с ней на родном языке, просто и сердечно.

Лицо его выражало радость, будто давно ждал этой встречи и сама она неожиданно подумала: «Как славно, что среди чужих людей оказался земляк!» В стороне группа ребят не сводила с них глаз и выкрикивала: — Нодар! Нодар! Мы ждем, Нодар! Он обернулся к ним с тем же радостно-оживленным лицом, махнул рукой. — Меня! — объяснил торопливо. — Знают ведь, что получил из дому денег. Ждут обещанного угощения. Прямо без меня жить не могут.

И хотя последние слова он произнес с усмешкой, было видно: донельзя доволен, что без него обойтись не могут.

— Ты в общежитии живешь? — спросил он.

— Да, а вы? Она подчеркнула последнее «вы», чтобы укорить его за фамильярность.

Он понял, разулыбался:

— Ты не обижайся! Просто у абхазов никогда не было принято обращаться друг к другу на «вы». Вот я по привычке.

— Нодар! И впрямь не было жизни без него! Нодар напоследок улыбнулся ей, пожал руку своей мягкой ладонью, обещал приехать в общежитие, хоть сам там не живет, снимает комнату, и побежал к друзьям. Они встретили его шумно, весело похлопали по плечу, раза два оглянулись на Заиру, кто-то шутливо погрозил Нодару пальцем, затем гурьбой направились к воротам. Он выделялся среди всех. Среди его друзей были и повыше и постройнее и гораздо лучше одеты, может, и с большим достоинством держались. А он вот выделялся. Наверно потому, что был общим любимцем. Никто не знает как стать общим любимцем, но любимцев каждый распознает даже в самой густой толпе. «Хорошо ему, столько друзей!» — с завистью подумала Заира.

И всегда у него было много друзей, так много, что иногда он даже путал их имена, но никто на это не обижался. Никому ведь в голову не могло прийти, что он нарочно... И правильно, что не могло прийти. Нодар никогда ничего нарочно не делал, как не делал и через силу. Делал, как получалось... Молча спускались Заира и Мард к роднику. Она неожиданно вспомнила до чего любили в детстве соседские мальчишки и девчонки играть у родника или у реки, какой всегда стоял хохот, как старались, оставаясь сами сухими, обрызгать других водой. И тот, кому меньше всех доставалось, конечно, считался самым ловким.

Было весело и страшно попасть под струю воды, словно то был кипяток.

«Сейчас я тебя растормошу! — веселея подумала Заира, обогнала сына, отставила в сторону ведро и набрав полную горсть ледяной струи, что бежала по деревянному желобку, брызнула на Марда.

— Защищайся! Он отпрянул и сдвинул брови.

— Ну, — смеялась Заира. — Давай!

Она отступила, чтобы он занял выгодное место у самого желобка!

— Кто не боится, тот в наступление идет!

Мард не сдвинулся с места.

— Воду загрязнишь, пить ведь будет нечего! — сказал он, глядя вбок.

— Можно ведь не загрязняя, в конце концов!

— Так не бывает, — буркнул он. Осторожно поставил рядом с собой чайник, спустился в овраг, где белели камешки, и принялся их собирать.

— А камни собирать можно? — старалась насмешничать Заира.

Мард не повернул к ней головы.

До чего он был загорелый, словно с ранней весны ходил за плугом в поле... Такая жаркая земля... такая сухая, а он босиком.

— Придем домой, сандалетки наденешь! — строго сказала Заира. — Хватит босиком шастать. Вот наступишь на пчелу, будешь знать. Ты гляди, что в саду делается, под каждым деревом чуть ли ни рой пчел, откуда только берутся! На каждой гнилой груше по сто пчел, да и на цветах тоже. Вот нечаянно наступишь на пчелу, а она ведь не знает, что ты нечаянно, возьмет да и ужалит!

— Тысячу раз наступал, — перебил он. — Тысячу раз!

— Вот видишь!

— Пчела не змея, — объяснил Мард. — Ее укус полезен, а не вреден! — Может, еще скажешь, что не больно? Я знаешь, как в дeтстве боялась пчел! А ужалят, так целый день могла проплакать...

Он кинул на нее через плечо презрительный взгляд. Нашла, чем хвастать! Не много ума надо, чтобы плакать. Так говорит дед... А эта расхвасталась... Целый день плакала... Целый день плакать вообще невозможно...

Заира схватила ведро, со стуком поставила под струю, отвернулась от сына.

...Больше года были женаты Нодар и Заира, а сыну минуло два месяца, когда, наконец, Хакуц пригласил зятя в дом. Поговаривали, что он затеял это только ради дочери. Некоторые односельчане возмущались: «Глядите, старый из ума выжил! Слышали ведь, тот человек, кому по дешевке досталась овца, все ей курдюк приподнимал, смотрел не собаку ли ему подсунули. Так и Хакуц! Привалило дочери нежданное счастье, так старик на радостях свихнулся и, давай, к зятю придираться. «Он дурного слова о нем даже сгоряча не сказал! — возражали добродушные сторонники Хакуца. — Откуда же берутся эти слухи?» — «Зачем слова, глаза надо иметь!» — усмехались умники. Тем не мeнee дождались Хакуц пригласил зятя. И все было чин-чином. Гостей собралось множество. Угощение было на славу. Да и зять приехал с подарками в сопровождении уважаемых людей. Позже мать уверяла: было отчего соседям побледнеть от зависти. Сама же Заира в тот день чувствовала себя так, словно была отгорожена от всех прозрачной, но прочной стеной. Дорогие, давно невиданные лица, двор с его немногочисленными старыми деревьями, тщательно вымытый, убранный деревянный дом, шатер во дворе, где накрывали столы для гостей и сновали туда-сюда соседи, все сливалось в одну теплую, зыбкую картину. Заира старалась хоть краешком глаза следить за Нодаром, к которому, следуя обычаю, не решалась при всех подойти. Он был окружен друзьями и с веселым добродушием, ничуть не смущаясь, выдерживал десятки на него устремленных любопытных взглядов. Он был невозмутим, весел и видно было: он ничего не имеет против, пусть разглядывают его с утра до ночи, если им это интересно. Но Заира почему-то чувствовала себя перед ним виноватой, словно из-за нее он подвергался какойто опасности. Она жадно прислушивалась к разговорам соседок.

Те беззастенчиво разглядывая зятя, судили-рядили о его внешности, одежде, об его дружках. Все находили, что зять хорош собой, даже слишком хорош. «Словно с самого рождения забот не знал!» — заметила одна из соседок, не то с завистью, не то с осуждением. А другая определила: «Мог бы и построже держаться! Все-таки первый раз в доме тестя. А его только подзадорь, в круг кинется плясать!» у Заиры упало сердце. Сердито, уже ненавидя соседку, она подумала, что только те, кто никогда не сделал людям ничего доброго, могут осудить человека только за то, что он весел. Веселый нрав еще никому не вменялся в вину. Конечно, обычай велит зятю в первый день пребывания в доме тестя держаться скромно, незаметно, молчаливо. Так ведь Нодар — тостов не произносил... Из зависти они все это, из зависти. Зато многие хвалили зятя без всяких отговорок. Заира притворялась, что не слышит, а сама торопливо запоминала все, чтобы потом, когда волнения улягутся, перебрать в уме добрые слова о Нодаре. Нет, не хотела она, чтобы завидовали, хотела, чтобы любили... Многого она хотела.

Потом наступил вечер и она, стесняясь родителей, ушла к себе позже всех. Нодар уже спал, и она легла в темноте. А рано поутру проснулась с таким ощущением, словно кто-то за ночь перенес их в сад. Комнату заполнял теплый легкий запах персиков, у изголовья кровати на табуретке стояла большая миска с желто-розовыми бархатистыми персиками.