Аберацио Иктус - Страница 2
— Молодец ты, Бисер Киров! Знал, что делал…
И они долго еще разглядывали труп женщины. Можно было подумать, что они просто любуются ею.
— Эй, Крум, что ты на это скажешь?
— Как из футляра вынули. Совсем не случайная работа. Мадам, видимо, кого-то ждала или принимала… В таком виде она и ужинала. Посмотри в холле, на столике, какова закусь. Да и помада у нее на губах совсем съедена. А ужин был приготовлен на кухне. А лак? Совсем недавно положен… Нет, когда она вернулась, то сразу же занялась хозяйством. После этого привела себя в порядок. Спроси — зачем?
— Допустим. — Антонов и сам считал, что одежда и весь вид умершей говорили: она была не одна или ждала гостей. Но когда другой человек высказывал его мысли, он не упускал возможности покритиковать их как бы со стороны. — Только здесь никаких признаков присутствия посторонних. И столик сервирован на одного человека.
— Эй, Бисер Киров, — позвал Консулов. — Иди-ка сюда, спой нам какой-нибудь из своих знаменитых шлягеров.
В дверях появился старший лейтенант Киров.
— Я много раз напоминал вам, товарищ капитан, — он явно подчеркнул слово «капитан», — меня зовут Людмил, и я не хочу иметь другого имени.[2]
— Ну, хорошо, хорошо, на будущее я могу именовать тебя просто Кочо Мангаловым, лишь бы был мир.[3] А сейчас, чтобы ты не сидел без дела, сними-ка отпечатки пальцев умершей и проверь, есть ли другие.
— По всей квартире?
— Мне ли тебя учить! Там, где ожидают гостей, остаются и другие отпечатки. И не жалей препарата, ищи!
Старший лейтенант открыл следственный чемодан, достал необходимые принадлежности и осторожно взял руку умершей. На миг он задержался, словно заколебавшись, а нужно ли пачкать эти изящные пальчики, которые, видимо, никогда не знали грубой домашней работы. Он еще не кончил, как появился врач с двумя санитарами в белых халатах и носилками. Когда труп унесли, Антонов почувствовал себя более свободно. Было как-то неприятно работать в чужом доме, где хозяйка лежит с застывшим взглядом, следя за тем, что делают здесь эти непрошеные гости.
Они продолжили утомительную работу по осмотру спальни. В комнате не нашлось никаких мужских вещей — ни одежды, ни обуви. Гардероб был буквально набит платьями, юбками, костюмами, блузками, плащами, нежным дамским бельем. Полки шкафа оказались также заполненными всевозможными женскими принадлежностями и различной «дамской мелочью».
— А этот муж Пепи, уж не предпочитал ли он женскую одежду? — пробормотал Консулов, разглядывая содержимое шкафа. — Почему нет брюк, обуви?
Антонов погрузился в изучение содержимого тумб, что стояли по обе стороны кровати. Правая была набита всевозможными принадлежностями для шитья. А на верхней полочке, кто знает почему, лежала коробочка со шприцем — 10 кубиков — и несколько запасных игл. Встречались нитки всех видов и расцветок, наперстки и бесчисленные пуговицы, сотни пуговиц… Антонов принялся изучать содержимое другого ящика. Это была настоящая аптека — начатые тюбики седалгина-нео, два использованных пакетика димедрола, целый туб алергозана, пустая упаковка от какого-то заграничного антикона, аспирин, пузырьки валерьянки и еще какие-то импортные лекарства.
— Вероятно, она страдала бессонницей, — заметил Антонов, разглядывая эту груду лекарств и классифицируя их.
Консулов тоже обратил внимание на характер аптечного набора:
— У некоторых дам есть обычай травиться этим, — он поднял пинцетом одну из упаковок западного препарата. — Что это такое?
— Как видишь, написано «антикон». Из ФРГ.
— Кажется, противозачаточное средство. Слышал где-то… И его уже использовали! Да, у такой красотки он явно не залеживался…
— О мертвых либо ничего, либо…
— А я разве ж сказал что-нибудь плохое? Комплимент. Интересно, почему она не выбросила пустую упаковку?
— Вероятно, ей нравилось это средство, и она хотела заказать еще. А может, не успела.
— Посмотри-ка, что здесь. — Консулов указал на столик перед зеркалом. — Целый косметический салон!
В самом деле, на зеркальном столике едва ли можно было найти свободное место. Духи, одеколоны, пудры, кремы и какие-то другие косметические принадлежности… И в огромном количестве — несколько десятков — флакончики с лаком для ногтей всех мыслимых и немыслимых цветов: от темно-коричневого, через бесконечные нюансы красного, лилового и зеленого до серебристого и бесцветного оттенков. Антонов и не подозревал, что в жизни может существовать столько расцветок одного лишь лака для ногтей.
— Если бы она была сороконожкой, то и тогда не смогла бы употребить весь свой лак для ногтей. Какова женская ненасытность! Слушай, старик, пока мы одни, — Консулов взял Антонова за локоть, — скажи, ты сам разыскал меня или меня к тебе направили, а?
— А важно ли это?
— Не хочешь говорить. Ясно…
— Ничего тебе не ясно. Если ты подозреваешь меня, то я тебе скажу: полковник Пиротский. Он не только предложил тебя, но и отстаивал твою кандидатуру… Только не заносись! Он тебе это поручил, поскольку ты ему симпатичен, а кроме того, тебя, как осла, позвали на свадьбу[4]… Одним словом, ты известная личность!
— Лучше скажи по-хорошему — гонимая.
— Не будь мнителен. А то, что ты иногда пожинаешь плоды своей глупости, сам виноват. Привыкай к правилам игры…
— А ты к ним привык?
— В какой-то мере я их знаю и в любом случае спокойно играю… Давай-ка бросим сейчас административно-философские проблемы и посмотрим, что дальше делать.
— Погоди! Ты сказал — «отстаивал». Значит, кто-то был против?
— Ты многого хочешь. Я был против, ты доволен?
— Что-то не верится…
— Вот что я скажу: когда много знаешь, то… Кстати, почему ты величаешь лейтенанта Бисером Кировым? Ему же неприятно, он обижается на тебя.
— А что в этом обидного? Я желаю ему стать известным, как Бисер Киров, чтобы школьницы влюблялись в него пачками. А то сейчас он известен одним лишь мертвецам.
Антонов знал: Консулов готов спорить и теоретизировать до отвращения, и, чтобы положить конец его остротам, предложил начать осмотр холла.
Дорогой гарнитур, состоящий из канапе, двух раковин-кресел и двух стульчиков без спинок. Перед ними — длинный низкий стол с толстым черным стеклом, на котором был сервирован ужин из холодных закусок. У противоположной стены — музыкальный комбайн фирмы «Грюндиг»: радио, магнитофон, проигрыватель. Над ним — цветной телевизор «Филипс». У музыкального блока — стол с четырьмя высокими стульями. Рядом — застекленный буфет, начиненный всевозможными сервизами, бокалами и рюмками из хрусталя.
— А, Крум, как тебе это нравится?
— Интеллигентно и красиво жила рядовой товарищ парикмахер. Если продолжим поиски, наверняка чем-то запахнет…
— Что тут искать, и так все ясно. Гарнитур — из валютного, югославского изготовления. А на этой штучке для производства шума черным по белому ясно написано: «Грюндиг». И его не покупали в Центральном универмаге. Не будем говорить и о телевизорчике… Зато палас наш, отечественный, но дорогой. В общем, экономическая идиллия, так сказать, мирное сосуществование болгарских левов с презренной валютой…
Из кухни вернулся старший лейтенант.
— Ну как, Киров? — спросил Антонов.
— Ничего определенного не могу сказать, товарищ подполковник. Хаос следов — вероятно, все от покойной. Если требуется, то я их все проверю, но пока ничего подозрительного…
— Проверь, пожалуйста, и кнопку звонка. Учти, и ее подруга звонила, и наши тоже.
— А если она умерла от инфаркта? Зачем мы здесь ищем то, чего нет и в помине?
— Инфаркт в таком возрасте?
— Случается.
— Очень редко. Да и вид у нее совсем не как у сердечнобольной. Непохоже…
Пока они разговаривали. Консулов внимательно рассматривал стол. По тарелкам, ручкам вилок, ножа, ложки для раскладывания пищи, кругом проступали пятна от проявителя отпечатков, которым пользовался Киров. Но не на них смотрел Консулов.