Абарат: Дни магии, ночи войны - Страница 53

— Да, да. Я могу обойтись без деталей, — сказал Шалопуто.

— Извини. Ты сам спросил.

— И кто за это ответил? Ведь кто-то же тренировал дракона?

— Разумеется, — сказал До-До.

— И кто?

— Неизвестно. Но кто бы это ни был, он был очень жестоким. Во время дрессировки драконы реагируют только на боль; по крайней мере, так мне рассказывали.

— Ясно. Значит, после всех этих лет никто так ничего и не узнал? Удивительно. А что сам дракон? Его допросили?

— Нет. Финнеган взбесился и убил его. Тот и десяти метров не прошел.

— Как же он убил такое чудище?

— Он был бесстрашным. Прыгнул дракону прямо в пасть и позволил себя проглотить. А потом начал разить мечом во все жизненно важные органы и проделал отверстие в боку. Так и убил. Было много разговоров о том, что делать с телом, но в конце концов его решили оставить гнить здесь. Со временем оно стало дорогой и чем-то вроде памятника.

— И никто за это не предстал перед судом?

— Для обвинений не было достаточных доказательств, — сказал До-До. — Хотя вряд ли кто-то сомневается в виновнике.

— Кто же он?

— Дом Тленов, — ответил До-До. — Старуха, Бабуля Ветошь, все это и замыслила.

— Но ее не допрашивали?

— Не допрашивали. И в Большом Совете нет судьи, который отважится выйти против Бабули Ветоши. Они слишком боятся проснуться однажды ночью и обнаружить у себя в спальне заплаточника, точащего свой хвост.

Они добрались почти до конца Драконьей Дороги. Взойдя на невысокий хребет, Шалопуто и До-До увидели огромную массу развороченной земли, откуда появилась Пижония, и яму, над которой висела пыльная пелена.

— Так-так, — сказал Шалопуто. — Ты глянь. Мы нашли, кого искали. Теперь главное не дать дракону их сожрать.

До-До вытащил длинный тонкий нож.

— Ты когда-нибудь дрался с драконом? — спросил Шалопуто.

— Нет, — сказал До-До. — А ты?

Шалопуто покачал головой.

— Все бывает в первый раз, — сказал он и, издав душераздирающий вопль, бросился вниз к яме и к тому, что могло из нее появиться.

Хотя она была тяжело ранена, дракониха не закончила со своим обманщиком. В последних конвульсиях она сплетала и расплетала свое тело, выплевывая безумную вереницу абсурдных фраз, перемежая их жутковатым смехом и говорением на языках. Внезапно она пришла в себя и бросилась на тех, кто оказался вблизи ее челюстей. Следующей жертвой стал Хват. Пижония ухватила братьев и откинула голову, чтобы разом проглотить их, однако Хват не собирался легко сдаваться. Он уперся ногами в нижнюю челюсть зверя, руками — в верхнюю, и ухватился пальцами за зубы. Затем он напрягся, словно доска, и не позволил драконихе сомкнуть пасть.

Не будь Пижония ранена, это бы не сработало. Червь бы просто захлопнул свою пасть, сломав Хвату позвоночник и проглотив его согнутым пополам. Однако рана от меча Женевы ослабила ее. Теперь, когда меча в ране не было, оттуда свободно текла кровь, и все быстро испачкались. Воздух наполнял горький запах греха и испорченности.

— Мы не можем оставаться здесь вечно! — закричал Хват. — Поможет нам кто-нибудь?

Филей, Соня, Ворчун, Удалец, Змей, Губошлеп и Хнык выкрикнули вместе с Хватом:

— ПОМОГИТЕ!

В этот момент на краю ямы появился До-До вместе с Шалопуто.

— Вы кто? — спросил Финнеган.

— Нас послали Фантомайя.

— ДА ПОМОГИТЕ ЖЕ НАМ! — вновь заорали братья.

— Прикончим тварь, — воскликнул Финнеган. Он махнул вновь прибывшим. — Если у вас есть оружие, вперед!

До-До вытащил из ножен кинжал, прыгнул в яму, и по команде Финнегана шкипер, Том, Женева и Фей бросились на дракона, одновременно вонзив ей в горло свои клинки. Не было слышно ни визга, ни даже вздоха. Глаза дракона вдруг стали пустыми, и она осела на землю, в собственную кровь.

— Умерла, — очень тихо сказала Трия.

Хват, все еще зажатый между челюстями Пижонии, внезапно поскользнулся, и две-три пугающих секунды казалось, что братья свалятся в горло мертвого дракона. Джоны завопили вновь. Макбоб первым поспешил им на помощь.

— Держитесь, держитесь! — крикнул он, вцепившись в руку Джона Хвата. Братья зашумели во второй раз (на этот раз благодаря своего спасителя), а затем, когда Хват, наконец, спрыгнул на землю, все захлопали в ладоши.

— Это было как-то уж слишком близко, — заметил Ворчун.

— Что случилось с младенцем? — спросил Финнеган, оглядываясь.

— Уполз, — ответил Джон Филей.

— Видел, куда? — спросил Финнеган. — Почему ты его не остановил?

— Потому что в тот момент мы были во рту его родительницы, — ответил Филей.

— Он не уйдет далеко, — ответил Шалопуто. — К тому же, что он может сделать плохого? Он один.

Финнеган был мрачен.

— Я тебе скажу, что он может сделать. Он может породить других таких же, когда повзрослеет, — сказал он. — Драконы — гермафродиты, и даже если остался всего один, со временем возникнут другие. Кстати, как тебя зовут?

— Шалопуто, — ответил тылкрыс, и все начали знакомиться, объясняться, приветствовать и благодарить друг друга. Когда приветствия закончились, а пыль, взметнувшаяся в битве, начала оседать, из кустов возникла радостная мелодия, быстро подхваченная в самых разных уголках острова. Казалось, животная жизнь пела от радости, празднуя конец владычества Нифагании Пижонии.

На самом деле у неожиданной песни оказалась более прагматичная причина: это был призыв полакомиться мертвым драконом. Через полминуты отовсюду слетелись птицы: некоторые не больше колибри, другие — размером с грифа, одни элегантные, как цапли, другие неловкие, как пингвины. Сперва их были десятки, потом — сотни, а затем тело Пижонии от рыла до хвоста покрыли тысячи птиц, засовывая клювы под чешуйки, чтобы выудить оттуда клещей и вшей, множившихся на драконьем теле, а затем прорваться сквозь кожу к сытно пахнущему мясу.

Шум их обеденной болтовни оказался таким громким, что говорить стало невозможно, и по совету Финнегана они оставили птиц пировать и последовали за ним в маленький дом из белого камня, его резиденцию на время поисков дракона. Жилище Фея было весьма аскетичным: на полу лежал матрас, старое одеяло и плоская подушка; в очаге горел огонь, а на огне стоял горшок с тушеными овощами. Стену украшала карта острова Частного Случая с широкой сетью линий, представляющих многочисленные путешествия Финнегана по Часу. А на самом видном месте, над неудобной кроватью, к стене была прилеплена простая картина, изображавшая бледную темноволосую девушку в синей с оранжевым тунике.

— Кто эта леди? — спросил До-До. Шалопуто ткнул его под ребра. — А что такого я сказал? — возмутился До-До.

— Это моя леди, — ответил Финнеган, глядя на картину. — Моя принцесса Боа.

— О, да… понятно, — пробормотал До-До.

— Она очень красивая, — сказала Трия.

— Картина не может передать всей ее красоты. Это лишь эхо эха. Она изменяла воздух, которым дышала; землю, по которой шла. Она меняла все, что видела, и сам мир становился новым, — Финнеган отвернулся от картины и посмотрел в окно, хотя вид частично закрывали густые растения, выросшие после недавнего дождя. — Единственное, в чем я вижу для себя какой-то смысл после ее ухода, это в уничтожении убившей ее расы. А когда все драконы умрут, я избавлюсь и от своей жизни.

— Избавишься от своей жизни? — в ужасе переспросила Женева. — Как ты можешь такое говорить — как можешь даже думать об этом!

— Моя жизнь не здесь, не на Часах, а с ней. Я хочу быть там, где моя Принцесса. Я очень хочу уйти отсюда навсегда. Но не раньше, чем уничтожу всех червей.

— Вряд ли их осталось много, — радостно сказал Джон Хват.

— Ты прав, — ответил Финнеган, и в его голосе послышалось удовлетворение. — Моя работа почти сделана. Жаль, что я потерял младенца… по собственной глупости. Надо было помнить, что он уползает. Но если я найду его сейчас, тварь не успеет подрасти.