А может?.. (СИ) - Страница 181

— Я пойду в душ, — наконец проговорила Добрев, вставая с дивана.

— Тебе лучше? — спросил Смолдер, который, казалось, только начал засыпать.

Болгарка, даже не повернувшись к нему, кивнула.

— Голова не кружится? Можешь сама идти?

— Да, всё в порядке, — заверила она.

Принятие душа окончательно привело её в сознание, но, выйдя из ванной, Нина почувствовала, как её начинает знобить вновь: Йен заметил, как у неё трясутся руки.

— Озноб не прошёл? — спросил он.

Болгарка мотнула головой.

Йен ушёл из гостиной и, вернувшись через минуту с пледом, накинул его ей на плечи, укутав девушку в него и уложив её на диван.

— Это остаточные симптомы, — сказал он. — Скоро пройдёт. Тебе принести горячего чаю?

Добрев внимательно смотрела на него: волосы были взъерошены, глаза — красными и очень сонными, взгляд — обессиленным, но в нём отчётливо читалось беспокойство. Йен выглядел очень уставшим, но, казалось, причина была серьёзнее и заключалась не в физическом или умственном утомлении после рабочего дня и бессонной ночи: это была душевная усталость, если её можно так назвать. Сегодня Нина впервые заметила мелкие морщины у его глаз.

— Зачем ты это делаешь? — прошептала она.

Сомерхолдер посмотрел на неё, но вскоре отвёл взгляд, устремив его куда-то вдаль.

— Я обещал, что буду рядом, если тебе будет нужно, — ответил он. — Полагаю, сегодня такой момент настал.

Нина повернулась набок и обняла руками колени, но ничего не ответила. Вскоре болгарка уснула.

Минут через пятнадцать Йену пришло СМС. Оно принадлежало Кэндис.

Йен, как Нина?

Порядок, Кэн. Заснула.

Сомерхолдеру было некомфортно, но он не решился оставить Нину до утра, поэтому до самого рассвета просидел рядом с ней, не смыкая глаз. Он не сводил на неё взгляд, слышал её неспокойное прерывистое дыхание и чувствовал внутри сильный страх, что сейчас она проснётся и ей снова станет плохо. Во многом именно из-за этого Йен остался с ней на ночь.

К счастью, страхи Сомерхолдера не оправдались, и Нина к утру уже окончательно отошла от своего состояния. Уговоры остаться дома хотя бы на день, чтобы долечиться, на неё не подействовали. Йен предлагал ей подвезти её до съёмочного павильона, но она отказалась, так что оставаться он больше не видел смысла.

— Йен, — вдруг окрикнула его Добрев, когда он уже собрался уезжать.

Брюнет обернулся.

— Спасибо, — произнесла она.

Йен молчал, глядя ей в глаза, и понимал, что в этом «спасибо» нет ни капли искренности и благодарности — разве что вежливость.

— Не за что, — наконец пробормотал он и, выйдя за порог, закрыл за собой дверь, даже не попрощавшись.

Такой обычный диалог, а на сердце будто бы положили раскалённое железо.

«Она тебе ничего не обязана, мало ли чего ты там ждёшь», — повторял себе Сомерхолдер, крепче сжимая руль автомобиля.

— Боже мой, Остин! — именно такой радостный возглас Нины услышал Сомерхолдер одним декабрьским утром, когда был около курилки. Зайдя, он увидел Нину, обнимавшую Стоуэлла. Рядом с ними стояли Кэндис и Пол. — Задница ты, почему не предупредил о том, что приедешь? Хотя, подождите-ка… Так вот о каком сюрпризе говорила Кэндис!

— Именно, — блондинка щелкнула пальцами.

Добрев была так счастлива его видеть, и Йен почувствовал, как в нём закипает ревность.

«Да, давай, добивай меня», — мысленно сказал он Николине.

— Мистер Стоуэлл у нас весь такой внезапный, — рассмеялась Аккола.

— Рад видеть тебя, — добродушно сказал Пол, протягивая руку Остину, когда Нина отстранилась от него.

— Взаимно, — отозвался Остин, отвечая на рукопожатие. — На самом деле, у меня просто выдалась свободная неделя перед съёмками в Лос-Анджелесе, и… О, Йен, привет! — дружелюбно поздоровался он, увидев Сомерхолдера.

— Салют, — протянул брюнет, пожав ему руку, чтобы не нарушать этикет. — Вот уж не ожидал, что ты приедешь.

«Мда, не очень-то вежливо. Звучит, как „Ну и чего припёрся?“ Ладно, плевать. Кто он мне, чтобы я волновался о том, как вести себя с ним?»

— Как раз рассказываю об этом. Я вернулся из Чили раньше, чем планировал: мой агент загорелся идеей, чтобы я прошёл пробы на роль в «Стрэттоне» у Саймона Уэста. Я прочёл сценарий, в нём всё, как я люблю: боевик с огромным количеством погонь и перестрелок и элементами драмы. Конечно, я отказываться не стал, и удача оказалась на моей стороне: через неделю начинаются съёмки. Нину и Кэндис я не видел целую вечность, поэтому решил не тратить время зря, — объяснил Стоуэлл.

— Сразу видно: человек вернулся из Чили. Остин, побрейся, а то как Йети, — хихикнула болгарка, проведя ладонью по его щеке, но эта фраза прозвучала так непринуждённо, что была совершенно не обидной.

Парню неплохо было бы не только побриться, но и подстричься: Остин вернулся к своему слегка небрежному имиджу, так что растительность на лице и голове у него теперь была действительно густая, и вкупе с высоким ростом он теперь и правда напоминал какого-то великана из легенд.

— Женщины, — развёл руками Уэсли. — Меня жена тоже караулит у двери с бритвой, едва у меня щетина появляется.

— Ну, буду вершить революцию: бриться не стану, — рассмеялся Остин.

— Хорошего времяпрепровождения, — Сомерхолдер кривовато улыбнулся и поспешил выйти.

На лбу, кажется, даже выступила испарина, а в душе начиналась буря.

«Он будто бы почувствовал, когда надо приехать, чёрт возьми…» — пронеслось у него в голове.

Хотя Йен в глубине души понимал, что эти мысли абсурдны, против своей ревности он был бессилен.

Следующие несколько дней для Сомерхолдера были безумием. Судя по разговорам Нины, Кэндис и Остина, они часто проводили вечера в ресторанах своей привычной компанией. А днём Стоуэлл находился на съёмочной площадке практически всегда, когда там была Нина. Добрев не отходила от него ни на шаг: они вместе ходили обедать, в перерывах между дублями много смеялись, смотря какие-то видео на YouTube. Каждый раз, когда он видел их вдвоём, ему, подобно какому-то волку, хотелось выть на луну от безысходности и неспособности что-либо изменить. Он старался избегать любых встреч с Ниной, когда они не снимались в одной сцене, но судьба будто бы нарочно раз за разом сталкивала их в коридорах павильона. Йен — всегда один, всё чаще — с синяками под глазами из-за похмелья после вечера, проведённого с бутылкой виски, Нина — с Остином, улыбающаяся, усердно прячущая за этой лучезарной улыбкой свои истинные чувства. Почему-то, когда Добрев в очередной раз пересекалась с Сомерхолдером и видела необъятную тоску в его глазах, когда он смотрел на них с Остином, она чувствовала какое-то удовлетворение, словно бы хотела заставить Йена ощутить всё то, что творилось в её душе, когда она узнала о них с Никки.

«Пожалуйста, хватит… Не надо больнее…» — читалось в его взгляде, но девушка будто бы была безразлична к этим безмолвным мольбам.

Апогеем всего этого сумасшествия для Сомерхолдера стал момент, когда он, проходя мимо гримёрки Нины, увидел, как она целует Остина. На самом деле, это был обычный дружеский поцелуй в щёку, и вскоре Йену это стало ясно, когда он услышал их разговор: Добрев просто поблагодарила парня за помощь с телефоном, в котором у неё сбились какие-то настройки. Но увиденное стало последней каплей в терпении Йена. Кажется, на какое-то время он потерял рассудок: видеть, как Нина, его Нина целует кого-то другого, было невыносимо.

— Остин, объясни мне, — сказал Сомерхолдер, всё-таки улучив момент, когда они со Стоуэллом во время какого-то обеденного перерыва оказались наедине, — ты специально всё это делаешь?

— Ты о чём? — не понял парень.

— На кой чёрт ты приехал? — Йен смотрел на него с нескрываемым отвращением.

Стоуэлла насторожил такой тон.

— Я же уже объяснял, — сказал он. — Мы с Кэндис дружим тысячу лет, и не виделись, наверно, столько же. И Нина мне не чужой человек. Просто приехал навестить их.