А может?.. (СИ) - Страница 176

Йен понимал: ему не хватит сил послушаться и уйти. Наверное, это эгоистично. Но перед своими чувствами к девушке, которая в этот момент горячо ненавидела его и при этом всё-таки любила одновременно, он был безоружен.

— Нина, умоляю, выслушай… Ни о чём больше не прошу, — едва слышно произнёс он.

— Можешь не оправдываться, — с презрением ответила Нина.

Она почувствовала, как по щекам, вопреки её попыткам держать себя в руках, текут предательские горячие слёзы.

В этот момент Йен, словно бы на миг забыв обо всём, сделал шаг в её сторону и положил руки ей на плечи, пытаясь успокоить, как раньше.

— Нина, пожалуйста… — словно молитву, шептал он. Но какие слова теперь могли всё исправить?

— Не трогай меня.

Эти слова девушка произнесла абсолютно спокойным тоном, не переходя на крик, но они резали слух гораздо сильнее самого неприятного звука, потому что в каждом из них отчётливо слышалось, какое отвращение сейчас она испытывает по отношению к человеку, который стоит перед ней.

Болгарка, пошатнувшись, сделала несколько шагов, села на ближайший диван, закрыла лицо руками и с шумом сделала глубокий вдох: дыхание сбивалось, а сердце стучало так быстро, что от этого даже болела грудная клетка.

— Я не знаю, будут ли что-то значить для тебя эти слова, — нервно сглотнув, пересохшими губами произнёс Сомерхолдер. — Но, Боже мой… Нина, умоляю, прости меня… Я полный урод, я знаю это! Ты даже представить себе не можешь, как я сейчас себя ненавижу.

Нина молчала, и Йен чувствовал, как эта тишина медленно, секунда за секундой, убивает его.

— Я не знаю, поверишь ли ты мне. Наверное, так глупо звучат эти слова от меня после всего произошедшего, но… Я люблю тебя, Нина. Люблю так сильно, как умею. Я никогда не думал, что буду так зависим от человека, но ты… Войдя в мою жизнь, ты навсегда изменила её, позволив узнать, каково это — просыпаясь рядом, понимать, что день ото дня влюбляешься только сильнее; находясь в разлуке, бесполезно пытаться сконцентрироваться на работе, а внутри думать только об одном — о том, что совсем скоро ты будешь со мной, и я вновь смогу тебя обнять; как может кожа покрываться мурашками от одного лишь прикосновения, а от поцелуя — просто сносить крышу.

Йен с шумом выдохнул и едва заметно покачал головой.

— Я уже не умею жить без тебя, понимаешь? — сказал он, посмотрев Нине в глаза.

Она отвела взгляд.

Сомерхолдер тщетно пытался подобрать такие слова, которые могли бы растопить лёд, который слышался в каждой фразе, произнесённой этой девушкой.

— Нина, — произнёс Йен. — Посмотри на меня. Скажи всё, что думаешь обо мне, крикни, что ненавидишь меня. Если хочешь — дай мне пощёчину, я заслужил это, — в голосе Сомерхолдера было отчаяние. — Только не молчи… — умолял он.

Наконец, болгарка снова подняла на Йена глаза, и он почувствовал, как у него начинают гореть щеки.

— Йен, помнишь, — вдруг произнесла Николина, — когда наши отношения ещё только начинались, я попросила тебя только об одном: чтобы в них не было лжи.

Сомерхолдеру было невыносимо слышать это: он помнил тот разговор до мельчайших подробностей. «Если ты встретишь другую — просто уходи», — сказала тогда Нина. «Я не буду делить тебя с кем-то ещё и не позволю тебе вести двойную игру. Я сама никогда не стану тебя удерживать рядом с собой, если увижу это в твоих глазах. Прошу, обещай мне одно: что ты не будешь мне лгать. Это подло. Это предательство». И Йен пообещал.

— Почему ты не сдержал обещание? — тихо спросила она дрожащими губами.

Сомерхолдер был в растерянности и не мог что-либо ответить. Он понимал, что произошедшее прошлой ночью, было страшнее обычной неверности: это как раз было самое мерзкое предательство, потому что всё случилось тогда, когда Нина стала более всего уязвима. И когда он был на самом деле так нужен ей…

— Потому, что я не люблю Никки, — наконец сказал Йен. — Она не «другая девушка». Я не знаю, как объяснить произошедшее, правда… Это просто какое-то помутнение рассудка. Я был сильно пьян, мысли об этом противны мне.

Нина устало провела руками по лицу.

— Будь проклят тот день, когда я с тобой познакомилась… — прошептала она. — Если бы не тот кастинг, я бы никогда не встретила тебя. Не было бы этой чёртовой любви, которая столько времени отравляла мою жизнь. Мне не нужно было бы каждый божий день бороться со своими чувствами к тебе и всё равно ждать моментов, когда мы могли бы с тобой остаться наедине, в собственном мире, даже когда мы ещё просто были друзьями, а по ночам плакать в подушку, как девятиклассница. Не было бы тех двух лет безумия, когда ты ушёл. Я бы не узнала о том, каково это — потерять ребёнка. Не было бы сегодняшнего дня, когда, позвонив тебе, я услышала в телефонной трубке голос другой девушки. Ничего бы этого не произошло в моей жизни, если бы мы не были вместе, понимаешь?

В каждом слове Нины ясно читался упрёк, и Йену было больно это слышать: сейчас она не задумываясь отрекалась ото всего того, что между ними было на протяжении этих восьми лет, предпочитая навсегда забыть о том, что их связывало все эти годы.

— Как же я сразу не поняла, насколько уязвимой меня делают мои чувства к тебе…

Она сама дала себе ответ на вопрос о том, почему, несмотря на всю ту боль, которую приносили им обоим эти отношения, она так и не смогла их разорвать.

— Нина, прошу, — чуть слышно проговорил Йен, — дай мне шанс вновь стать твоей поддержкой, опорой и защитой. Позволь мне сделать так, чтобы тебе не было жаль, что ты со мной, а не с кем-то другим. Хотя ты и так не жалеешь обо всём, что между нами было, несмотря на всё то, о чём ты говоришь, я знаю, — в его голосе впервые появилась уверенность, — я видел это в твоём взгляде на протяжении восьми лет, что бы между нами ни происходило. Твои глаза никогда не обманывали меня.

Йен вздохнул.

— Но ты уже хочешь обо всём забыть…

Сомерхолдеру так хотелось, чтобы она услышала его, чтобы взглянула на него, как раньше, с любовью и той невероятной нежностью в глазах, которая всегда так грела ему сердце. Он забыл о том, что она просила не прикасаться к ней, и, присев на край дивана, с горячностью взял лицо Нины в ладони. Она машинально накрыла его руки своими, чтобы он отпустил её, но он не двинулся с места. Он почувствовал, что сердце пропустило несколько ударов, когда ощутил на своей коже прикосновение её тёплых рук. Он смотрел на неё и никак не мог понять, как эту ласковую, искреннюю, смешливую, такую родную девушку он мог променять на одну ночь с той, которую не любил даже тогда, когда был с ней.

— Остановись, Нина… Пожалуйста, остановись… — шептал он, с отчаянием глядя в её шоколадные глаза. — Может быть, у нас ещё есть возможность просто начать всё заново? Как в первый раз. Как восемь лет назад…

Нина несколько секунд внимательно смотрела на него, но затем едва заметно мотнула головой и отстранилась от брюнета.

— Ты правда думаешь, что после всего этого я смогу лечь с тобой в одну постель? — с искренним недоумением спросила она. — Да даже просто сидеть по утрам за завтраком вместе за столом, разговаривать, улыбаться, как ни в чём не бывало? Тогда скажи мне, как забыть всё, что я ощутила в тот момент, когда, позвонив, надеялась услышать твой голос, а трубку подняла Никки? Как мне вновь начать верить тебе? Я бы очень хотела этого: за это время я потеряла слишком многих дорогих мне людей. Но я знаю, что не смогу. Ты противен мне, Йен, — с невероятным отвращением, чётко выговаривая каждую букву, сказала она. Сомерхолдеру казалось, что с каждым словом в его тело кто-то вонзает острые кинжалы: в грудь, в живот, в спину. — Ты обманул и меня, и её. Но больше всего ты обманул себя.

— Нина, я совершил ошибку. Я признаю это. Но я…

Договорить Йену болгарка не дала.

— Не легче ли думать о том, что делаешь, до того, как ты совершаешь тот или иной поступок? — с плохо скрываемой едкой усмешкой спросила она, встав с дивана. — Чтобы потом не пришлось вымаливать прощение.