...А что будем делать после обеда? (сатирические рассказы о маленькой стране) - Страница 6

Думать спокойно. Только спокойствие приведет к цели. И к раскаленной солнцем телефонной будке на углу. Это же просто. Поискать в телефонной книге. Надеюсь, страница с моей фамилией не сгорела.

С каким именем? Как меня зовут? Еще пару минут назад я помнил. Имя пляшет на языке. Но я его забыл. Я только знаю, что оно называется на "С".

На "С", как солнце.

Становится жарче. И мне все труднее держать голову. Впервые в жизни я наглядно вижу перед собой хамсин, наш несравненный местный жаропродукт: пурпурный образ из маленьких и больших красных точек, тут и там соединенных черточками, кривыми и двойным виски со льдом.

Со стороны бульвара Дизенгоф приблизилось нечто, в чем я с трудом признал человеческую фигуру, более того, — Феликса Зелига. Так он жив, несчастная собака. Он полз ко мне на всех четырех, оставляя за собой следы тонких струек пота. Наконец, он достиг меня. Он таращил на меня глаза, скалил зубы и рычал:

— Р-р-р.

— Р-р-р, — прорычал я ему в ответ, и так же упал на все четыре. Мы потерлись друг о друга боками, чтобы достичь полного взаимопонимания в том, что дальше поползем вместе, утробно бурча: р-р-р… хр-р-р… гр-р-р…

жарко… будет еще жарче… еще никогда не было так жарко…

Мы, израильтяне, совсем не такие, как все. Особенности нашего характера обнаруживаются в любой обстановке. Возьмем, к примеру, случай, когда идешь себе по улице спокойно, никого не замечая, и вдруг кто-то со всей силы хлопает тебя по спине. Во всем остальном мире этот незнакомый прохожий, если возмущенно повернуться к нему, немедленно извинится. А в Израиле он говорит:

— О, извините, я думал, что вы мой зять.

И в упрек ему, конечно же, говоришь:

— Так что, если бы я был вашим зятем, можно так стучать по моей спине?

— Уважаемый, — начинает раздраженно сопеть прохожий, — вы что, будете мне указывать, могу я стучать своего зятя по спине или нет?

Надо добавить, что этот мой земляк прав. Мы ведь совсем другие.

Погода принадлежит к особому виду аттракционов нашей прекрасной страны.

Хотя, по правде, она довольно неудачно дана нам свыше в процессе сотворения мира, особенно, когда летом атмосфера содержит влаги раз в десять больше, чем воздуха.

В это время израильтянин не живет, он впадает в вегетативное состояние, он испаряется. Его чувство самосохранения превращает его в удивительную машину, которая с шумом втягивает внутрь окружающую влагу.

Была осень. Была очень жаркая осень. Было так жарко, что самая лучшая из всех жен произнесла слово "кондиционер".

— Сейчас? — спросил я. — Осенью?

Но этот аргумент не произвел на нее абсолютно никакого впечатления. Она развернула мокрую от пота газету на столе и показала пол-страничное объявление фирмы "АО Быстро-кондице-установка", где в цветастых выражениях расхваливалась модель под названием "Шепчущий ящик": холодно летом, тепло зимой, тихо в любое время года, тихо днем и ночью.

Вздохнув, я согласился.

Главный инженер фирмы "Быстро", всезнающий Шломо, прибыл к нам лично, чтобы произвести замеры наших окон на предмет совместимости с аппаратом. Он ознакомил нас также со специально встроенным в него регулятором переключения, так называемым "успокоителем", снижающим шум работающего аппарата ниже порога слышимости. Настоящий подарок за 4999 фунтов, плюс 1500 фунтов за установку, вся сумма наличными и вперед. Высокую стоимость установки Шломо объяснил годовой гарантией на отверстие в стене.

После того, как мы заплатили, Шломо привел двух неуклюжих парней, которые под его непосредственном руководством выломали простенок, установили электродрель, немного постучали и немного попилили. Вскоре "Шепчущий ящик" уже вошел в нашу квартиру и нашу жизнь.

— Поздравляю, — сказал Шломо. — С нашим аппаратом вы…

Остаток его фразы утонул в оглушительном грохоте, напоминающем старый Боинг-747 на старте.

Я замер на нашем частном аэродроме, прислушиваясь к акустическому чуду, а потом сказал Шломо:

— Неправда ли, чудесно звучит?

— Что? — переспросил Шломо. — Я не понимаю.

— Шумно! — прокричал я. — Здорово шумит.

— Что? Где?

Он говорил что-то еще, но для моей школы чтения по губам это было слишком, я этого не изучал. Знаками я вывел самолет Шломо на посадку в кухню, где гул реактивного двигателя слышался не так отчетливо. Шломо объяснил мне, что каждый девственный аппарат требует один-два дня, чтобы привыкнуть к новым условиям и обкататься. Но, добавил он, если до завтра он на что-нибудь пожалуется, я должен им перезвонить, он будет рад.

То, что разыгралось той ночью, я не побоюсь сравнить с самой дорогостоящей продукцией братьев Люмьер. Каждые десять минут я вставал, включал свет и пытался уменьшить шум, для чего снова и снова поворачивал успокоитель. Однако, он вообще ничего не успокаивал, даже самую лучшую из всех жен, которая постепенно впадала в истерику. Я утешал себя старой избитой мудростью, что человек ко всему привыкает. Но к двум ночи, стоя с отломанным успокоителем в руке, я уже мог реагировать на происходящее только по-венгерски.

Неприятный шум сопровождался сильным холодом, при котором, возможно, и удалось бы заснуть, если бы кровать непрерывно не вибрировала.

После трех ночи самая лучшая из всех жен вскочила, порылась в аптечке и мы заткнули уши ватой. После чего воцарилась благотворная тишина. Только время от времени Боинг преодолевал звуковой барьер.

В пять жена написала на блокноте, лежавшем между нами: "Этот монстр завтра вернется к Шломо, понятно?". Я так же письменно информировал, что заплатил наличными. Я увидел беззвучный болезненный вскрик, вырвавшийся у нее, и он поразил меня в самое сердце. Охваченный внезапным порывом, я бросился к "Шепчущему ящику" и выключил его.

Произошло что-то невообразимое. Авиационное сообщение прекратилось, и в летнем тепле, обволакивающем нас, мы уснули, как два шпиона, пришедших с мороза.

Утром я позвонил Шломо.

— Послушайте, — сказал я, — этот кондиционер…

— Хорошо, хорошо, — не дал он мне договорить, — мы его заберем и вернем вам деньги.

Через полчаса появились оба увальня, демонтировали адскую машину, и тут выяснилось, что замуровать лазурную дыру в стене будет стоить 500 фунтов. Я торговался недолго. Я был настоящим неудачником.

Потребовалось немало времени, прежде чем мы привыкли к тишине. Но, как уже говорилось, человек ко всему привыкает.

Когда мы вскоре вслед за этим посетили знакомую супружескую пару, на входе нас встретила приятная прохладная квартира и шум взлетающего навстречу Боинга.

— Эту штуку только сегодня утром установили, — прокричала мне в ухо хозяйка. — Но мы уже сообщили в фирму "Быстро", что возвращаем ее. Теряем мы только затраты на установку. Но это все равно лучше.

Я осмотрел машину. Рычаг успокоителя был отломан.

* * *

У задней стены своего бюро Шломо производил отчаянные усилия, стараясь освободиться от моего удушающего захвата. Но я держал его крепче, чем он предполагал.

— На кондиционерах ничего не заработаешь, — стонал он. — Пошлины и налоги такие высокие. Единственное, что приносит деньги, является установка и замуровка дыр.

Я заломил ему руки за спину и поволок в складскую комнату[12]. Мои опасения подтвердились: весь инвентарь состоял из одного старого Боинга.

Рядом сидели на корточках двое увальней и жрали бутерброды с колбасой.

Шломо поник головой.

— Ну, хорошо, мы продаем один и тот же аппарат, а на следующий день его демонтируем. Признаюсь. Но должен же я на что-то жить? У меня жена, дети, любовница…