...А что будем делать после обеда? (сатирические рассказы о маленькой стране) - Страница 30

Насколько я понял за последние пятьдесят лет, на свете нет другого народа, который состоял бы из девяноста различных, собранных со всех концов света, национальностей, за исключением Соединенных Штатов Америки, которые и без того являются неудачной копией Израиля.

Кризис разразился, когда на фабрику цветной печати "Чернокнижник" пришла жалоба из главного раввината. В ней директору "Чернокнижника" настоятельно предлагалось срочно прекратить поставки цветных красок газете "Утро". Было достоверно установлено, что главный редактор газеты ест некошерную колбасу. Директору "Чернокнижника" предлагалось незамедлительно исполнить предписание раввината, иначе цветные краски с кошерного штемпеля будут удалены, а четырехцветное приложение выходного выпуска будут печатать в другой фирме.

— Для искоренения безнравственного поведения в общественных местах, — стояло в заключении, — и дьявольских дел, вопреки многократным испытаниям, да будет Тора оценена и прославляема, с искренней молитвой и помощью божьей, да восславится имя его в веках, аминь.

— Это ваше мнение, — сказал директор "Чернокнижника". — Но что будет, если я не последую вашему совету?

— Тогда мы подготовим для тебя горячий ад, дружок.

Сказано, сделано. Уже через несколько дней холодильник директора испустил дух, и он должен был нанять ремонтников. Но ни один ремонтник не отважился преступить порог его дома, поскольку профсоюз холодильщиков получил предписание раввината. В нем предписывалось не обрезать более потомков того, кто войдет в дом этого грязного грешника. Только ремонтник Нусбаум, человек мягкого нрава, за пару крупных денежных купюр согласился начать ремонт. Однако, посреди работы его стала мучить совесть, он собрал свои инструменты и сообщил, что уходит домой. Слишком поздно. Его супруги уже не было дома, поскольку за это время соседский аптекарь получил факс из раввината, квалифицирующий как святотатство отпуск лекарств и молочного порошка для их детей, в противном случае весь запас аптекарского аспирина будет объявлен нечистым.

Для разрешения ситуации дело обсуждалось на одном из внеплановых заседаний правительства, и после продолжительных совещаний партийных коалиций был найден компромисс: главному редактору "Утра" теперь следует есть только кошерную колбасу.

Я нахожусь в невыносимой ситуации. Вы приписываете мне сотворение мира, я для вас неземное существо, не укладывающееся в человеческое сознание. И вместе с тем вы держите меня за дрянного режиссера, для которого аплодисменты превыше всего. Каждое утро я вынужден выслушивать лакейские хвалебные гимны: "Господь вселенной, отец наш, царь царей, остающийся невидимым, мы возносим тебе свое благоговение, всемогущий, владычествующий над жизнью и смертью, чьи глаза видят все". И так далее, и тому подобное. О чем мне с вами говорить?

Жители Израиля пишут на иврите, читают по-английски, а говорят по-русски.

В девяностые годы, когда иммиграция из Советского Союза достигла своей высшей точки, был такой наплыв врачей, что многие предусмотрительные израильские домохозяйки вешали на дверь объявление: "Прием врачей только с 15 до 16 часов".

Я встретился с иммигрантом у телефонной будки. Он нервно постукивал ногой о ногу и заговорил со мной на иврите с легким русским акцентом.

— Все то же дерьмо. Везде надо ждать.

— Кого?

— Всех. Для новоприбывших никогда не хватает времени. Только для закостенелых старожилов.

— Но и вы когда-нибудь таким же будете.

— Зря вы в этом уверены. Что касается меня, то я скоро продам последнюю рубашку, чтобы купить билет на самолет. Все равно, куда. Верите ли, нет ли, а скоро я так и сделаю.

— Неправда!

— Правда, уважаемый. Мое отвращение к этой стране все растет и растет. Когда я сюда приехал, я еще был идеалистом. На моей старой доброй родине я всегда резко отрицал критику в адрес Израиля. "Вашу клевету я и слушать не хочу. Я верю только тому, что вижу своими глазами", так я говорил до того, как сюда приехал.

— А потом?

— Потом? Потом я прибыл сюда, и началось мое безумство. Я уже больше не выхожу подышать воздухом. Я только бегаю, потею и быстро говорю. Я всего лишь призрак того, что был. При этом я много не требую. О, нет, уважаемый, я не хочу ничего, кроме крыши, маленькой крыши над головой в Тель-Авиве и скромной зарплаты за работу по профессии.

— А кто вы по профессии?

— Я тренер по соколиной охоте. Я искал это во всех возможных учреждениях, но только зря тратил силы. Пожалуй, правительство дало бы мне ссуду, но все эти сумасшедшие всерьез ждут, что я им заплачу свои деньги. А профсоюзы заботятся только об одном своем дерьме, как бы им подольше забастовку протянуть.

— Это точно.

— Конечно. Мне предложили переобучение. Но я не дал себя одурачить. К черту их с так называемой благотворительностью. Правительство должно отстать от меня. В государственном аппарате развелось столько паразитов. Они пишут тебе свои паршивые рекомендательные письма, и ты начинаешь носиться. С утра до вечера, туда — сюда, вверх — вниз, из одного бюро в другое. Служащие, служащие, служащие. Но разве волнует этих ворюг, что какой-то там переселенец подыхает? Они заботятся только о том, чтобы, самое главное, получать свой гарантированный оклад и дополнительное питание. Я устал, уважаемый, меня это достало до кишок. Я уже готов.

— Извините, а когда вы прибыли в Израиль?

— Позавчера.

Во время своего визита в Москву после проигранной Шестидневной войны египетский президент Гамаль Абдель Насер, как свидетельствуют авторитетные источники, вручил принимавшему его начальнику советского генерального штаба длинный перечень заявок на снова необходимые египетской армии самолеты, танки, пушки и т. д. по списку. Русский генерал внимательно изучил список и спросил: "А больше Израилю ничего не нужно?".

Это естественно для любого народа, когда его первопроходцы предусмотрительно занимают некоторые профессии. Первые поселенцы на Святой земле были, как следует из соответствующих исторических книг, продавцами, раввинами, поэтами или путешественниками; об уборщиках мусора там не было ни слова.

Демографический взрыв народонаселения, беспокоящий мир, в нашей стране уже прошел. У нас, благодаря дружеской помощи соседних стран, больше взрывов, чем населения. Только на футбольных матчах да военных парадах плотность населения принимает угрожающие величины.

Рано утром в День независимости, часов после 5, меня сдернул с кровати резкий телефонный звонок.

— Привет, Йошке, — прозвучал доверительный голос. — Давненько не виделись. Как дела?

— Спасибо, хорошо, — зевнул я. — Сам-то как?

— Да ничего. Собственно, беда одна — что мы совсем перестали видеться, Йошке.

— Вообще-то да. Только меня зовут не Йошке. С кем имею честь?

— Ты еще спрашиваешь? Это Миша. Не припоминаешь? Я с твоим братом в школе учился!

Миша пообещал зайти к нам в 10.30 для задушевного разговора. Я попросил жену приготовить небольшое угощение для школьного друга моего брата. Она только сейчас узнала, что у меня, оказывается, был брат, сказала моя жена.

Я запутался в расследовании этого вопроса. И путаница только возросла, когда в 6 часов у моих дверей оказалась семья Грюнспен из Беэр-Шевы с тремя детьми и их друзьями детства. Они прихватили с собой и свою горничную. А горничная — своего ребенка.