90 миль до рая - Страница 22
Он закончил на пафосе, и толпа зааплодировала. Все, кроме одного человека…
Мирта ошиблась, когда предположила, что отец Фиделя дон Анхель Кастро Архиз получит приглашение на вечеринку в «Националь». Во-первых, дон Анхель жил в далекой провинции Ориенте, во-вторых, был незаметным для столичной публики землевладельцем средней руки, к тому же малообразованным, хотя и живо интересующимся политикой. Ну, и в-третьих, простолюдин по происхождению, иммигрант из беднейшей испанской провинции Галисии, Анхель достиг всего в жизни лишь благодаря природной смекалке и натруженным мозолистым рукам – бывший галисийский крестьянин чувствовал себя неуютно в присутствии спесивых наследников крупных латифундий, несмотря на то что о его богатых урожаях тростника в окрестностях Сантьяго ходили легенды.
Сплетники поговаривали, что дон Анхель зарабатывает до трехсот песо вдень. И эта информация рождала подобострастие в отношении его сына Фиделя в душах подростков – соучеников мальчика по школе ордена иезуитов.
В одно время к этому предприимчивому дельцу, владеющему самым шикарным, выделяющимся среди других строений домом, зачастили политиканы из Сантьяго. Своими разговорами и обещаниями они легко убеждали доверчивого дона Анхеля жертвовать крупные суммы на их предвыборные кампании. В результате деньги, добытые потом и бессонными ночами, сгорали в небытии.
Но нет худа без добра. После этих бессмысленных контактов дон Анхель стал, наконец, прислушиваться к доводам и увещеваниям своей полуграмотной супруги, уроженки провинции Пинар-дель-Рио Лины Гонсалес Рус. Любящая жена добилась желанной цели – отвадила назойливых гостей-попрошаек и отбила охоту мужа ввязываться в сомнительные проекты.
Страх перед надутыми грамотеями присутствовал в доне Анхеле и без того. Поэтому уговаривать его не скупиться на образование детей донье Лине не приходилось. Стремление к знанию стало культом семьи Кастро. Благодарные дети отплачивали заботливым родителям прилежностью в учебе.
Выпускник католического колледжа «Белен», сын дона Анхеля Кастро и доньи Лины Рус, Фидель вместе с дипломом об окончании иезуитского учебного заведения получил от ректора монсеньора Саватини грамоту-напутствие, в которой говорилось: «Фидель Кастро Рус сумел завоевать в колледже всеобщее восхищение и любовь. Он хочет посвятить себя юридическим наукам, и мы не сомневаемся, что в книгу своей жизни он впишет немало блестящих страниц…»[35]
В 1945 году Фидель стал студентом юридического факультета Гаванского университета. Памятуя о единственном явном недостатке отца, которого легко могли запутать высокообразованные проходимцы, и унаследовав от матери неуемную жажду знаний, Фидель рано пристрастился к чтению. Даже отправляясь в неблизкий путь, к примеру, в бурлящую неповиновением к проамериканскому режиму Колумбию, в рюкзаке одного из лидеров гаванских студентов по фамилии Кастро умещались лишь аккуратно перевязанные бечевкой стопки художественных и исторических книг. Друзья посмеивались над аскетизмом и нехитрыми пожитками Фиделя, ведь он действительно верил, что способен прожить на двадцать сентаво[36] в день, ни в чем себя не ущемляя…
Смех смехом, а в одиночной камере в застенках на острове Пинос – зловещей копии американской тюрьмы Синг-Синг – именно беззаветная любовь к своим спутникам-книгам, скрашивающим насильственное затворничество и помогающим забыть о полной изоляции, однажды спасла ему жизнь. Надзиратель, получивший приказ отравить вождя бунтовщиков, проникся к мужественному узнику большим уважением после одного случая…
В тот день на острове разбушевался невиданный доселе ураган. Небо исторгало гром и молнию, рыдая беспрерывным тропическим ливнем. Так вот, во время стихийного бедствия, когда вода хлынула изо всех щелей и трещин в камеры, заключенный Кастро первым делом бросился спасать свои книги. Предупрежденный несостоявшимся убийцей Фидель отказался тогда от батистовской похлебки, заявив о начале голодовки в знак протеста против бесчеловечных условий содержания заключенных.
Потом ему разрешат свидание с Миртой, и она, как обычно, будет уговаривать его отказаться от «бессмысленной борьбы» и признать законность хунты в обмен на амнистию. Фидель отметит для себя очевидное – с момента их давней встречи в отеле «Националь» аполитичность Мирты не претерпит никаких видимых изменений. То было их первое свидание, разделившееся на две встречи за один день. Этот денек в августе 1947 года прошел бурно, даже чересчур бурно…
– Это снова ты, и вновь ты выделяешься из толпы не только своим ростом, но и своим явным пренебрежением к оратору. – Фидель был рад услышать уже знакомый голосок худосочной блондинки.
– Оратор – это не про него. Это просто пес, прыгающий на задних лапках в надежде получить косточку пожирнее, – холодно поприветствовал он новую знакомую.
– А ты пришел поглазеть на цирковое представление? Если ты действительно безразличен к таким вечеринкам, что тогда ты здесь делаешь?
– А может, я пришел в надежде увидеть тебя? – перевел разговор в иную плоскость «мачо» с жиденькими усами второкурсника-юриста, чем смутил студентку литературно-философского факультета.
– Зачем же тебе понадобилась дура с рождения, ведь я родилась блондинкой! – с вызовом бросила девушка.
– Не знаю, с чего начать. Набралось целых две причины, чтобы явиться сюда незваным гостем.
– В каком смысле – незваным, – не поняла Мирта, – разве ваша семья не получила приглашения?
– Нет.
– А как же ты вошел без него?
– Я его украл.
Ответ рассмешил красавицу. А ведь он был не так далек от истины. Приглашение поступило в Гаванский университет в единственном экземпляре, и пришло оно на имя не пользующегося авторитетом формального лидера молодежной организации. Радикально настроенные студенты долго не размышляли, кому следует пойти на бал. Было решено использовать трибуну для политического заявления. Подготовить акцию не удосужились, но революционный пыл горячил молодую кровь.
Тем временем Мирте не терпелось узнать, какие же две причины сподвигли этого красавца на визит в «Националь», где собралась столь неприятная для него компания:
– А теперь поведай мне о двух причинах, толкнувших тебя на приход в эту клоаку льстецов и паяцев. Надеюсь, главная причина – это я? Ты, наверное, хотел меня увидеть, чтобы извиниться за грубость?
Не успела Мирта получить хоть какой-нибудь ответ, как в отель с визгами и улюлюканьем табуном ворвался «революционный авангард» гаванского студенчества. Человек сорок, в основном юношей не старше двадцати, влетели в фойе, сметая на своем пути охранников, швейцаров и метрдотелей, выкрикивая антиправительственные лозунги и забрасывая буржуа и плантаторов гнилыми помидорами.
– Вот она… главная причина! – неистово выпалил Фидель и, распихивая публику локтями, устремился к сцене.
Путь ему преградили дюжие молодцы из личной охраны Грау. У трибуны началась потасовка. На помощь Фиделю подоспели соратники.
Неадекватная мимика музыкантов джаз-банда и растерянность конферансье контрастировали с уверенным натиском хулиганов. Подавить наступление бесчинствующих молодчиков вызвался адъютант Батисты, рассвирепевший от прямого попадания помидора на его новый парадный мундир. Он выстрелил вверх из «беретты», но неудачно попал в огромную хрустальную люстру. Дождь из осколков посыпался на еще недавно степенную публику, усилив ее паническую давку. Пара дам упала в обморок, и их мужья неуклюже пытались вынести их подальше от вакханалии. Горе-стрелок, заметив, что его патрона, президента и американскую делегацию увели от греха подальше, смекнул, что геройствовать не перед кем, и отправился за подкреплением.
Добравшись до трибуны с гербом Кубы, один из младопатриотов сорвал с декоративного флагштока звездно-полосатый стяг, скомкал его и швырнул в толпу. Затем завопил в микрофон что-то не очень соответствующее моменту: что-то про флору и фауну. Ему одному понятный язык глубоких метафор оказался недоступным для аудитории по определению, а вовсе не из-за того, что микрофоны кто-то уже отключил. Разочарование не сломило парня, он втянул в себя кубометр воздуха и заорал на выдохе: