90-е. Шоу должно продолжаться 3 (СИ) - Страница 20

Я сложил наличку в подготовленную сумку, мы с Евой отправились искать Василия. Через закрытую дверь зрительного зала был слышно, как Сэнсэй рассказывает в микрофон одну из своих бесконечных баек.

С Василием мы столкнулись на лестнице.

— О, а я уж хотел бежать тебя искать! — сверкнул он золотыми зубами. — Ну как там?

— Вот, — я перевесил ремень сумки со своего плеча на его. — И вот я записал. Сколько продано, сколько выручено.

— Норрррмально! — Василий похлопал меня по плечу. — Молодец, студент! А билетов откуда столько? Четыреста же было!

— Взяли старые киношные, нашли там в кассе, — усмехнулся я.

— Опять молодец! — улыбка Василия стала еще шире. — Вот что значит, нормально делай, нормально будет. Это у Гришани все через жопу! Чтобы я еще с ним работал когда-нибудь, да ни в жизнь! Представляешь, он усилок притащил, а тот не фурычит. Подключаем, крутим — ничего. Ну, ваш этот рыжий тогда полез внутрь, а там — пусто, представляешь? Натурально, все вырвано с мясом, коробка только осталась.

— И как выкрутились? — спросил я, прислушиваясь. Из зала зазвучала песня.

— Наталья Ильинична, благодетельница наша, нашла у себя в закромах допотопную «гармонику», — Василий шумно выдохнул. — Умели же когда-то делать технику. В обед сто лет, а до сих пор пашет… В общем, нормально все теперь. Разрулили…

— Ну вот и ладушки, — я протянул Василию руку. — Хорошо поработали.

— Да, согласен, — он с довольным видом ответил на пожатие и торопливо зашагал обратно наверх.

— Ну теперь-то пойдем в зал? — подергала меня за рукав Ева.

— Да, теперь пойдем, — рассмеялся я. — Давай только за кулисы, в зале же битком, как в автобусе.

Я сидел на шатком стуле, который удалось найти за сценой, а Ева сидела у меня на коленях. Зрительный зал нам видно не было, зато Сэнсей был в нескольких шагах, правда в профиль.

Зал было не видно, зато слышно, как разноголосый хор слаженно подхватывает песню. «Наверное, публика сейчас повыхватывала зажигалки и ими раскачивает», — подумал я. Но совершать какие-то телодвижения, чтобы выглянуть из-за кулис не хотелось. Я обнимал Еву, смотрел на выразительный одухотворенный профиль Сэнсэя из-за ее плеча, и мне было хорошо. Приятное чувство, что ты приложил руку к этим волнам счастья, которые сейчас ощущаются почти материально.

— Милая, посиди пока тут, я скоро приду, — прошептал я Еве и поднялся. Вышел в гулкое пустое фойе. Остановился. Черт знает, что меня дернуло. Просто захотелось что-то выйти из зала. Осознать что ли очередную пройденную ступеньку или что-то в этом роде.

Я слушал приглушенную дверями очередную песню «Папоротника», прикрыв глаза. Потом нахмурился, потому что в музыку вмешался еще какой-то посторонний звук.

Открыл глаза, покрутил головой. Дверь в каморку Натальи Ильиничны была приоткрыта, и звук шел как раз оттуда. Позывные службы новостей. Как-то машинально потопал к двери. Остановился, подперев косяк. Проскакала рисованная тройка лошадей, и после заставки на экране появилось благообразное лицо диктора.

— Здравствуйте, в эфире «Вести». СССР больше нет, — сказал он совершенно нормальным голосом. Будто ничего необычного не происходило. — Республики бывшей державы, за исключением Грузии и стран Балтии, их одиннадцать, учредили Содружество Независимых Государств. Его высшие органы — совет глав государств и совет глав правительств. Границы будут открытыми. Контроль за ядерными вооружениями единый. Структура и командование вооруженных сил сохраняются в прежнем виде…

Я завороженно внимал. Второй раз, получается. Мы смотрели этот выпуск «вестей» в учебке. В тот, первый раз. В мои первые девяностые.

Надо же, оказывается, сегодня эпохальное событие. А я как-то даже забыл за всеми этими делами. На экране мелькали флаги, Ельцин и прочие серьезные лица сидели за столом и ставили подписи на бумагах.

Наталья Ильинична обернулась, увидела меня и всплеснула руками.

— Ты слышал, Володя, да? — спросила она.

— Ага, — кивнул я.

— И что теперь будет? — она вздохнула. — Все то же самое, только название поменяют?

— Сначала нас немного потрясет, а потом мы вообще взорвемся, — пробормотал я себе под нос и усмехнулся.

— Что-что? — переспросила Наталья Ильинична.

— Нормально все будет, — соврал я. Ну да. Если мои куцые знания реальности девяностых не врут, то сначала все пошутят на тему новой аббревиатуры и позубоскалят насчет непоняток, а сразу после нового года разверзнется ад перехода на рыночную экономику. Количество нулей в ценах зашкалит, а из всех подвалов и подворотен выползут бравые парни в кожанках и златых цепях.

— Да куда уж нормальнее-то, — Наталья Ильинична сложила губы куриной гузкой. — Новости хоть не смотри, вечно что-то как выдумают, а ничего не понятно. В магазинах шаром покати, зарплату не платят…

— Эпоха перемен — она такая, — сказал я. — Вы, Наталья Ильинична, главное близко к сердцу все не принимайте. Пойдемте лучше песни послушаем. Сэнсэй хорошо поет.

— Ох, — директриса тяжело поднялась. Будто на ее ссутулившиеся плечи разом легла вся тяжесть этого мира. — И правда. Тьфу на них, пусть делают, что хотят, правда?

— Все так, Наталья Ильинична, — я взял ее за локоток и галантно повел за сцену.

Ева, увидев нас, вскочила со стула. Я усадил на него директрису, и мы встали рядом с ней, обнявшись.

Так странно.

Они ведь еще не знают, получается. Зрители, Сэнсэй, мои «ангелочки» корчащие мне рожи с другой стороны сцены.

— Ну и в завершении концерта… — заговорил Сэнсэй. Зал немедленно отозвался разочарованным «уооооооо!». — Да-да, все хорошее когда-то заканчивается. Так вот, перед тем, как спеть последнюю песню, хочу рассказать коротенькую историю. Она случилась буквально сегодня утром, когда я вышел из дома подышать свежим воздухом и купить пакет молока в соседнем магазине. Так вот. Иду я по улице, а с правой стороны от меня — кирпичный забор. Или стена гаражей, не знаю. И сверху на меня смотрит пацан лет шести. Типичный такой бутуз, накатался на горке и отдыхает. Я смотрю на него, он на меня. «Дядя, подай вон ту палку!» — вдруг меланхолично говорит он. «И что будет, если подам?» — спрашиваю. «Ничто», — отвечает мальчик. Нет, вы представляете мое состояние? Я стою, как громом прибитый. На меня с забора смотрит загадочный мальчик. У меня в руках палка. И если я ее ему подам, то настанет ничто. Я хотел его спросить, кто он такой, но юный разрушитель бытия уже потерял интерес к этой палке и скрылся. Палку я, кстати, принес на всякий случай с собой, честно-честно, она за кулисами стоит.

Зал взорвался громким хохотом.

— Так что, как спаситель мира в каком-то смысле, сейчас я спою вам одну песню, и мы попрощаемся, — сказал Сэнсэй.

— Вовчик! Эй, Вовчик! — раздался громкий шепот со спины. Я оглянулся. Из-за темного полотнища выглядывал Василий.

— Что-то случилось? — спросил я.