90-е: Шоу должно продолжаться 11 (СИ) - Страница 11
Вход в это «конспиративное место» мы осуществляли по инструкции Алишера — мелкими группами по два-три человека. Ну, то есть, сначала мы большой шумной толпой вывалились из автобуса, а потом рассыпались по скверу, типа прогуливаемся. И потом парами-тройками подходили к типа забитым досками дверям и проскальзывали внутрь. В эту самую неповторимую атмосферу новокиневского андеграунда.
— Я же говорил, что тут будет круто! — прокричал Алишер, когда мы все оказались внутри.
Одной рукой он обнимал Надю за талию, а в другой у него уже была бутылка «Агдама». Самого, пожалуй, мерзотного пойла, которое когда-либо существовало. И самого дешевого из тех, на котором были этикетки.
С первой же секунды я ощутил ровно одну эмоцию по отношению ко всему происходящему — брезгливость. Основная часть собравшихся — очень молодые. Возможно даже школьники. В расхристанной верхней одежде, с осоловелыми блуждающими взглядами. Воняло дешевым табаком, дешевым бухлом и блевотиной. Звуки из темного дальнего угла не оставляли даже повода для сомнений, что этот последний запах приглючился. Да уж… Это было настоящее неподдельное днище. Если питерский концерт в заброшенном ДК оставлял некую иллюзию атмосферной камерности, то здесь — никаких сомнений. Конечная остановка. Конченная, я бы сказал.
Я поймал немного растерянный взгляд Бельфегора. Он еще улыбался, но очень неуверенно. Будто не хотел верить своим глазам или что-то подобное. Астарот обнимал обеими руками Кристину. Лицо — непроницаемое. Бегемот и Света о чем-то переговаривались и вокруг вообще не смотрели. Реакция Кирюхи была схожей с реакцией Бельфегора — он улыбался, но смотрел на других, как будто ища одобрения. Ну, мол, я не понимаю. Скажите же мне, что это на самом деле круто, а то я теряюсь. Только на лице у Макса было написано зеркальное отражение моих эмоций — нижняя губа презрительно оттопырилась, нос сморщился. Как будто он вот-вот потянется за носовым платком, чтобы прикрыть лицо.
«Хорошо, что Наташи сегодня нет», — подумал я, вспоминая нашу «Фазенду». Она тоже была андеграундом. Только уровень трэша там был, скажем так, в пределах необходимого антуража. Там было хотя бы тепло… Ну и еще там было чисто. И мы сами после мероприятий собирали мусор, да и уборщицы, по моему настоянию нанятые Колямбой, держали помещение в сравнительной чистоте. И туалеты, да. Тамошние туалеты, конечно, не были образцом чистоты, но здесь их в принципе не было. В качестве сортира, судя по запаху, использовали бывшую будку киномеханика.
Первым сориентировался в этой обстановке, как ни странно, Жан. Он ухватил за плечо парня с фотоаппаратом из своих и поволок его к сцене, задником к которой служил бывший экран. Порванный, изрисованный краской и хрен знает, чем еще. Ну, понятно. Ему нужен контент в следующий номер «Африки». И он помчался его добывать.
Я открыл, было, рот, чтобы предложить «ангелочкам» уйти в какое-нибудь более приятное место. Но тут же закрыл его.
Спокойно.
На самом деле, очень даже неплохо, что мы пришли в этот говнарский притон. Мне про него как раз кто-то из «ангелочков» рассказывал. Еще в самом начале, до Нового года. С придыханием и мечтательностью. Мол, вот там настоящий рок, чистый и незамутненный дурацкими формальностями, цензурой и прочими благами цивилизации. Сами они в «клоповнике» не были, только байки слышали. Ну и вот они сюда попали. С тех пор многое поменялось. И мне стало любопытно, насколько. Как им сейчас вообще вот это все? Моя реакция понятна, я все-таки взрослый мужик, где-то даже пожилой. «Я слишком стар для всего этого дерьма!»
А они?
«Ангелочки», в сущности, маргиналами-то никогда не были. Более или менее благополучные ребятишки. Из неплохих семей и хорошего района. Они с самого начала неплохо владели музыкальными инструментами, а некоторые, вроде Кирюхи, Макса и Бельфегора, даже хорошо и очень хорошо. И музыку любили самозабвенно. В самом начале им просто не хватало чуть-чуть дисциплины для регулярных репетиций. Их нужно было всего лишь чуть-чуть подтолкнуть небольшими успехами и победами. И вот эта вот их игра в маргинальных сатанистов слетела, как ненужная шелуха. Они просто стали сами собой — в меру умными, жизнерадостными и увлеченными подростками.
И вот сейчас они здесь.
В том месте, которое еще полгода назад было чуть ли не пределом их мечтаний. Место тусовки «крутых» рокеров, отринувших социальные нормы, так сказать.
Тошнотное душное холодное днище.
Усилием воли я стряхнул с себя омерзение и крепче сжал руку Евы.
— Как тебе? — подмигнул я.
— Тебе честно? — иронично улыбнулась девушка.
— Лучше соври, — засмеялся я.
— Очень экзотично, — сказала она. — Сюда можно на экскурсию водить, как в зоопарк.
— Тогда давай проберемся поближе к сцене, — предложил я. — Раз уж мы в зоопарке, глупо будет не оценить местную… гм… фауну.
Обещанных Алишером «пиночетов» я не увидел. Да и вообще знакомых лиц среди музыкантов были единицы. Группа с ванной закончила свое выступление и как раз собирала манатки. Их место занял мужик лет, наверное, тридцати. Длинные волосы собраны в хвост, Он был в длинном пальто, довольно грязном, кажется, незадолго до выхода на сцену он где-то упал. Зато под пальто была белоснежная рубашка. С гитарой. Лицо с бородкой. Этакий утомленный мушкетер. Не вполне уместный в этой всей обстановке.
— Добрый вечер, — сказал он в микрофон. — Рад видеть всех и каждого. Сейчас спою для вас пару новых песен.
— Ты его знаешь? — спросил я у Евы. Мы пробились почти к самой сцене и встали сбоку, рядом со сваленными в кучу поломанными стульями.
— В первый раз вижу, — она покачала головой.
И тут мужик заиграл на гитаре и запел. Кажется, только ради этого стоило сюда прийти.
— В твоих глазах ледяная дымка,
Твоя душа полна шипов.
Я для тебя лишь невидимка,
Ты греза моих нежных снов.
Я льду твоему
Подставляю ладони.
Я холод твой
Ловлю губами.
Я не хочу
Чтобы кто-то понял,
Что ты для меня
Драгоценный камень…
Играл мужик фантастически хорошо. Дешевенькая акустическая гитара в его руках прямо-таки стонала от удовольствия и страсти. Это уровень консерватории, не меньше. Голос у него был не очень сильный, но профессионально поставленный. Тоскливый блюз о безответной любви прямо-таки вышибал слезы.
Какого хрена он здесь делает вообще?
Это же чертов гений!
Мы с Евой переглянулись и обменялись одинаковыми ошарашенными взглядами.
Безымянный музыкант продолжал танцевать длинными пальцами по грифу гитары. И пел, не обращая внимания на то, что бухая публика что-то ревет невпопад и вообще не обращает на него внимания.
Черт, а это ведь прямо клип! На контрасте с окружением музыкант выглядел прямо-таки немыслимо круто. Как небожитель.
Ну да, я отдавал себе отчет, что его музыка кажется гениальной, а исполнение — совершенным, по большей части из-за того, что сидел он на грязной узкой сцене перед разорванным и измазанным экраном. А перед ним кривляется толпа бухих подростков. Они махают «козами», один рухнул мордой в сцену и, кажется, дрыхнет. Патлы сосульками, шапки, сползшие на затылок, «потекшие» отупевшие лица. И тут — он. Со своей тоской о холодной, но прекрасной, как богиня, девушке.
— Пожалуй, он выбрал не самую подходящую публику, — на ухо мне сказала Ева.
— Точняк, вообще мимо! — уверенно кивнул я. — Надо познакомиться с этим парнем.
Ева ничего не ответила. Прижалась ко мне крепче и глубоко вздохнула. И я ее отлично понимал. Едва пробивающаяся сквозь окружающий трэш песня прямо за душу цепляла. К концу даже ком к горлу подступил, что со мной не так часто бывает. Обычно такие эмоции я чувствовал, когда «ангелочки» как-то особенно сильно и пронзительно выступали. Но сентиментальные слезы радости подступали не от их музыки, а скорее из-за радости за моих ребят. Радости за них.
А тут — песня пробрала, надо же.
Вторую он запел без перехода. Это тоже был блюз. На этот раз речь шла про дорогу на поезде и безлюдный перрон незнакомой станции. Куда герой сбежал от чего-то злого и плохого, чтобы начать там новую жизнь. И это у него, разумеется, не получилось, потому что сбежать от себя нельзя. А он и есть то самое главное зло в его жизни.