81 (СИ) - Страница 26

Хоаран пристроил локоть на правом колене и вздохнул.

― Если ты мне не веришь, можем продолжить игру. Зря время потратишь, конечно, но почему бы и нет?

Казуе уже не до игры стало, ему захотелось согреться возле него.

― Верю… С меня мисочка клубники?

― Почему только мисочка? Можно и побольше тарелку.

Казуя хмыкнул, подался вперёд и отобрал у Хоарана почти пустой стакан. Пока он ходил за добавкой, Хоаран аккуратно складывал шахматные фигурки. Он уютно и тепло смотрелся в светло-бежевом кресле, и даже грязно-серая тюремная форма не могла приглушить яркие цвета, хотя рядом с ним любые цвета казались ярче, чем были на самом деле.

Интересно, это пройдёт или нет? Одержимость, желание, страсть и непреодолимая тяга к теплу…

Казуя бросил взгляд через плечо и оставил стакан на столе. Просто сделал пару шагов и облокотился о спинку кресла. Смотрел, как Хоаран убирает последние фигурки, трогая их пальцами с потемневшими от масла и мазута костяшками. Местами кожа загрубела, и вокруг ногтей серые ободки ― не от грязи, а от въевшихся технических смесей. Не вдруг и выведешь, если захочешь.

Он медленно наклонился и уткнулся носом в рыжие пряди, блаженно прикрыл глаза. Хоаран тут же замер, и вокруг немедленно разлилось знакомое напряжение. Хотя нет… Раньше это напряжение было угрожающим, сейчас же… неловким? Или смущённым? Нет, ни первое, ни второе, а сразу пополам, как будто Хоаран не знал, что с этим делать и как себя вести. Пожалуй, он стал воспринимать поступки Казуи чуть проще, но до идеала ещё очень далеко.

Казуя прикоснулся к тёплым волосам ладонью, погладил, а после легонько потянул к себе за длинные пряди, заставив Хоарана запрокинуть голову. Выражение глаз не различить под полуопущенными веками, ну и ладно. Казуя склонился ещё ниже и провёл кончиком языка по нижней губе Хоарана, будто бы на пробу перед поцелуем. Пальцы ласково тронули скулы, щёки, подбородок, скользнули по шее, затем ладони уже уверенно легли на плечи. Запахи молока, железа и масла смешались в нечто невообразимо горячее, напоминавшее собой разлитый в воздухе крепкий коктейль с абсентом, которым можно дышать. И можно опьянеть так вот просто ― с помощью одного лишь вдоха.

Поцелуй затянулся. Казуя мягко сжал плечи Хоарана, затем позволил рукам скользнуть по груди, ниже. Правая ладонь забралась под рубаху и прижалась к напряжённому животу ― Хоаран отстранил её, но Казуя проявил настойчивость. Ладонью вновь провел по коже под рубахой и смело коснулся пальцами эластичного пояса брюк.

Хоаран несильно толкнул его в плечо и немного отодвинулся. Попытался.

― Почему ты всегда говоришь одно… и делаешь совсем другое? ― прошептал он в перерывах между поцелуями. ― Кажешься искренним… но…

Казуя не знал ответа на вопрос. Он не лгал и говорил правду: ему нравилось возлежать по-царски и принимать чужую заботу, упиваться удовольствием, не прилагая усилий. Просто с Хоараном это не работало. То есть, ему нравились огонь и страсть Хоарана, он хотел этого, хотел так, что с ума сходил от желания и испытывал возбуждение, стоило лишь подумать о… Да. И, в то же самое время, ему нравилось прикасаться к упрямцу губами, руками, всем телом. Быть может, так он пытался подчеркнуть право собственности? Или кому-то что-то доказать? Но кому и что?

― Удовольствий ищешь ты, но почему их получаю я?

― Не знаю… ― выдохнул он в губы Хоарану. ― Это тоже удовольствие. Для меня.

Тот немного наклонил голову, позволив ему оставить память о поцелуях уже на шее. Необычно тихий, даже не зарычал ни разу.

― Можно?

Хоаран не ответил, лишь медленно прикрыл глаза. Казуя расценил это как согласие, позволил руке скользнуть под пояс и грубую ткань, погладить горячую кожу. Повторил линию тонкого шрама на бедре, что нашёл на ощупь, затем сдвинул ладонь и обхватил плоть, жаждущую его внимания. Бархат под пальцами, жар и сдерживаемое безумие ― иначе не назвать. Когда Казуя прикасался к себе сам, никогда не испытывал подобного. Ощущения разнились как день и ночь. Можно хоть сотню раз твердить, что каждый человек лучше знает собственное тело, чем кто-то другой, но никогда это не сравнится с тем, что можно получить от другого. Казуе нравилось прикасаться к себе, только прикасаться к Хоарану ему нравилось ещё больше ― совершенно иные ощущения.

Он обхватил налившуюся силой плоть крепче и принял в себя тихий стон рыжего, поймав его губами. Разбился на миллион осколков внутри от обилия непривычных чувств ― тех, что вызывал в нём Хоаран. Ведь если сейчас отобрать у него Хоарана, что останется? Ничего. Теперь уж точно ― ничего.

Казуя неторопливо потянул за пояс брюк, опустив их пониже. Хоаран зажмурился и с трудом сделал вдох, когда явственно ощутил контраст между теплом ладони и прохладным воздухом. Казуя легко провёл губами по его скуле, тронул уголок рта, лизнул в кончик носа и жадно поцеловал, потому что уже сил не осталось просто смотреть и любоваться. Ладонь жёстко заходила по всей длине, заставляя Хоарана вздрагивать, отворачиваться, кусать губы.

― Хочу тебя… ― хрипло признался Казуя и тронул языком ухо Хоарана, а тот просто дёрнул его за запястье. Повторять приглашение не пришлось. Торопливо расстегнуть брюки, сбросить прямо на пол, рывком развернуть к себе кресло и перекинуть ногу через узкие бёдра. Никакого терпения не хватало, самообладания ― тем более. Он просто сжал коленями Хоарана и, помогая себе рукой, опустился вниз. Было бы лучше не спешить так, но в эту секунду его меньше всего волновали такие пустяки, как боль или неудобство. Ощущение целостности и внутренней наполненности искупали абсолютно всё.

Хоаран подался к нему и стянул остатки одежды, швырнул на пол ― к брюкам и языком медленно провёл по широкому косому шраму, пересекавшему грудь Казуи. Осталась влажная полоса ― кожу там даже немного покалывало, приятно покалывало.

Казуя бросил ладони на скулы Хоарана и одарил его долгим взглядом.

― Потом… ― прошептал, задыхаясь. ― Всё потом. А сейчас… просто…

Хоаран не дал ему договорить: крепко стиснул одной рукой бедро, другую положил на затылок и привлёк к себе. И всего через миг они жадно тянулись друг к другу, мешая воедино стоны и поцелуи, страсть и желание, теряясь в объятиях и попытках понять, кто и кого вообще обнимал, кто бросал себя вверх, а кто ― вниз… Тела влажно блестели от пота, дыхание с шумом рвалось из груди, руки соскальзывали, ногти оставляли красные полосы.

Позднее Казуя чуть откинулся назад, положившись на силу Хоарана и отдавшись волнам наслаждения, что накатывали после каждого резкого толчка. Его возбуждённая плоть то тёрлась о живот рыжего, то ударялась о его собственный живот, подстёгивая и без того близкий безумный восторг. Чёрт возьми, это напоминало сумасшедшее родео. Даже промелькнула дурацкая мысль ― не вылететь бы из седла. Не вылетел ― Хоаран держал его крепко, и когда вдруг вскинул гибкое тело вверх с такой силой, словно вознамерился протаранить Казую, одновременно рванул его к себе же, прижал от души.

Хоаран застыл на секунду, показавшуюся вечностью, медленно опустился обратно в кресло и толкнулся несколько раз вверх уже слабее, позволив Казуе тоже достичь освобождения и выплеснуть восторг.

Они сидели в тишине, обняв друг друга. И каждый из них сражался с собой же: пытался унять взбесившееся дыхание и утихомирить бешено колотившееся сердце.

― Придётся тебе мебель менять, ― тихо проронил после Хоаран.

― И чёрт с ней, ― пробормотал Казуя, прижавшись щекой к его щеке и обняв его ещё крепче.

― Тебе не кажется, что мы только этим и занимаемся?

― Это тюрьма, рыжий придурок. Чем ещё тут можно заниматься?

Хоаран тихо вздохнул и промолчал. Вероятно, осознал истину наконец. Действительно, чем ещё заниматься в железной коробке, висящей в пустоте?

― 이십 육 일…

― Что?

― Ничего.

― Прозвучало красиво.

― Угу… ― И Хоаран повторил уже про себя: “Двадцать шесть дней. Осталось не так уж и много, чтобы поставить точку”. ― Ты мне должен.