8 марта, зараза! (СИ) - Страница 48
Смотрим друг другу в глаза. В моих — слёзы. В его — злость.
— Говори, что навыдумывала. Только быстро и честно.
Он слишком резок.
Я отвожу глаза, глотаю слёзы, шепчу:
— Ничего, просто гормоны, — вымучиваю улыбку, — очередной беременный закидон.
Меня сгребают в охапку, прижимают крепко, но нежно к груди.
— Алла, поделись этим закидом со мной. Ну, давай, девочка, не бойся. Я — на твоей стороне. Чтобы не случилось. Чтобы ты не придумала.
И для подтверждения своих слов, чуть отстранив меня, осыпает моё лицо лёгкими поцелуями.
— Давай, колись.
Вздыхаю. Надо сказать. Раз и навсегда расставить точки над «i», чтобы и впрямь не накручивать себя.
Взглядом по-прежнему сверлю покрывало на кровати, поднять не смею и бормочу тихо, потому что говорить о таком тяжело:
— Это касается моего ребёнка…
— Нашего, Алла! — почти зло обрывает меня Гектор. — Нашего ребёнка! Какие-то проблемы? Патологии?
Гектор, конечно, помнит об обследовании, знает, откуда только что пришла. Беспокоится.
— Нет, всё нормально.
— Тогда почему ты ревёшь так, будто по покойнику? — когда Гектор переходит на такой тон — тихий, вроде бы вкрадчивый — значит, он в ярости. Сжимает мне плечи сейчас до боли, несильно встряхивает. — Отвечай! Что случилось?
— Ничего, ничего не случилось, — всхлипываю я, — всё хорошо… но… ведь… этот ребёнок… — и, всё-таки выпаливаю то, что гнетёт больше всего: — он же не твой!
Гектор рычит и встряхивает меня более основательно, а потом требует — строго и властно:
— Посмотри на меня! — А когда ловит в плен мой взгляд, продолжает: — И слушай внимательно. Я скажу один раз, и больше мы к этому разговору не вернёмся никогда, понятно? — киваю, произносить слова нет сил. — Это — наш ребёнок. Я его отец и никакого другого отца у него никогда не будет. Запомнила? — снова киваю, судорожно сглатываю, потому что в глазах мужа ещё не совсем угасла злость. — Потому что никакого другого мужчины в твоей жизни больше не будет. Даже в голове, — он прикасается к моему виску, легонько постукивает пальцем. — Это мой ребёнок. Я буду его беречь и защищать, в том числе, и от глупых россказней. И если кто-то — кто угодно, Алла, даже ты — решит, что должно быть по-другому, что существует какая-то иная правда, — он делает упор на этом слове, — то придётся иметь дело со мной. А я очень не советую. Потому что когда я защищаю своё — о гуманности не думаю. Запомни это. Запиши на подкорку. Я никому не позволю испортить жизнь моему ребёнку, причинить ему боль. Уяснила?
— Да, — шепчу и чувствую, как от стыда загораются щёки.
Дура! Кромешная дура! Я же сейчас в его порядочности усомнилась! В искренности его чувств! В том, что Гектор может поступить как-то по-другому. Он ведь сам сказал: «Ребёнок от любимой женщины — высший дар».
— Прости меня, — бормочу, размазывая слёзы. — Прости, пожалуйста.
— Успокойся, — говорит он уже куда мягче и немного устало, вытирает солёные дорожки у меня на щеках, — тебе нельзя нервничать.
Целует в уголок губ, в зарёванные глаза, в распухший от слёз нос.
— Дурочка моя маленькая, — это уже нежно, заправляя прядку за ухо. — Надо же было такое выдумать?! Её ребёнок! Вот же единоличница! Ты же моя? — киваю, прижимаюсь, прячусь в его объятиях. — Ну, вот, значит, и он — мой.
Расслабляюсь, Гектор тихонько опускает меня на подушки, накрывает пледом:
— Отдохни, я сейчас этих олухов нахлобучу как следует и приду. Расскажешь, как прошло обследование.
— Хорошо, — зарываюсь в плед.
И ты у меня хороший. Очень-очень. Лучший на земле.
— К сожалению, Алла, я бываю занят. И если я занят, то потому что занят, а не потому, что не хочу поддержать тебя. Договорились, маленькая? — снова киваю. — Вот и здорово. Отдыхай.
Он уходит, оставив меня умиротворённой и успокоенной. И лишь моё сердце — оно задыхается от благодарности. Мне так хочется сделать что-то для Гектора. Что-то очень-очень важное для него. То, на что он не надеется. Чего не ждёт.
И я знаю — что!
Хватаю телефон, набираю Руслана и молюсь, чтобы он не сменил номер…
4(11)
Несколько длинных гудков, во время которых сердце колотится у меня в горле, и наконец хрипловатый мужской голос отвечает:
— Алло, кто это?
— Р-руслан? — волнуясь, уточняю я.
— Да, а что? Ни в каких товарах не нуждаемся, не утруждайте себя, — вот я дура! у меня же номер сменился! Конечно, он принял меня за представителя сетевого маркетинга, который собирается впарить товар.
— Руслан, постой! — торопливо останавливаю. — Это Алла. Помнишь такую?
— Алка! — радостно вскрикивает он. — Сколько лет, сколько зим! Как ты? Где сейчас? Слышал, уехала от нас далеко.
— Я вернулась, — говорю. — И сейчас в городе. Мы могли бы встретиться? Столько нужно сказать.
— Конечно! — тут же соглашается Руслан. — Я сейчас с малыми в парк иду. Потягивайся. Заодно познакомишься с моими разбойниками.
— Их двое? — замираю я, вспоминая, что когда мы виделись последний раз — Милана была беременна.
— Да, близняшки! — восторженно заявляет папочка. — Это твой номер? — агакаю. — Щаз фотки скину. Сама увидишь.
В трубке раздаются счастливые детские вопли и не менее счастливый мужской смех — видимо, маленькие хулиганы пытаются отобрать у отца телефон. Но мой мессенджер всё-таки пиликает, сообщая, что Руслану удалось задуманное.
Открываю — и расплываюсь в улыбке. Иначе смотреть на это фото невозможно, потому что с него улыбаются в ответ два рыжих солнышка, действительно, очень похожих и таких разных при этом. Мальчик и девочка. Никогда не видела разнополых близнецов. Фантастическое зрелище и невероятно прелестное. То-то Руслан так счастлив.
Спешно привожу себя в порядок, переодеваюсь и бегу вниз. У Гектора там ещё во всю совещание и, видимо, оно затянется до поздней ночи — у холдинга новый крупный проект. Гектор мне теперь рассказывает о некоторых своих объектах, делится и будто советуется, хотя я ни черта в этом не смыслю. Но затянувшееся совещание мне сейчас только на руку — успею переговорить с Русом.
У меня личная машина и личный водитель. В этот раз я знаю его имя — Максим. Очень приятный и симпатичный молодой человек. Женатый и бесконечно преданный Гектору. Так же со мной обязательно ездит охранник. Виктор Петрович. Бывший спецназовец. И настоящий шкаф!
Я не возражаю против их компании: если Гектору это нужно для личного спокойствия на мой счёт — значит, я подчинюсь.
Сажусь на заднее сиденье, прошу отвезти меня в городской парк.
Немного волнуюсь.
Последний раз я была в этом парке три года назад. И воспоминания о том дне у меня не самые радужные. А в кафе и вовсе зайти не смогу — там на всегда, словно на вечном повторе, для меня осталась картина, где Гектор падает на колени.
Любимая женщина уходит, а тебе нечем её удержать. Только умолять. Но и это не помогает. Потому что ты крупно накосячил и везде опоздал.
Страшно. Больно. Не хочу вспоминать.
Звонит Руслан:
— Мы на озере. Лебедей кормим. Ждём.
И снова восторженный детский вопль.
Я улыбаюсь и кладу руку на живот: мой малыш — наш, поправляю сама себя — скоро ты будешь так же кричать.
Интересно, а Гектор тоже станет таким же сумасшедшим папочкой, как Рус?
Максим останавливается у входа в парк и остаётся в машине. Виктор Петрович выходит, открывает мне дверь, помогает выйти и идёт следом, но на расстоянии.
Руса с близняшками вижу издалека. Три рыжих солнышка словно делают этот день светлее.
В жизни детки ещё прелестнее. Я охотно позволяю им себя поцеловать, присев на корточки.
— Тётя Алла холёшая! — выносит вердикт маленькая Василина, а серьёзный Елисей только кивает в такт.
Руслан улыбается мне, как старой подруге, обнимает и треплет по спине.
— Видишь, — говорит, млея от счастья, — я теперь домохозяин и яжепап. Вот тебе и грозный Ржавый! — смеётся он.