7 пар, очаровавших мир - Страница 8

Раиса Горбачева оказалась не просто достойной первой леди, но и едва ли не основной участницей побед, которые при пристальном рассмотрении вполне можно было бы назвать совместными. Она выигрышно оттеняла мужа, вместе с тем демонстрировала достаточно броскую индивидуальность и внутреннюю женскую силу. Анализируя и оценивая действия этой женщины, невольно можно прийти к объяснению невероятного, почти мистического движения вверх по карьерной лестнице Михаила Горбачева – за своей спиной он всегда ощущал вездесущую и несгибаемую твердыню, всемогущую волшебницу, незримого и верного друга, ведшего его по жизни, возможно, даже в ущерб своей собственной.

Михаил Горбачев, крестьянский сын из бедной ставропольской деревни, никогда не скрывал, что родовые традиции довлели над ним точно так же, как багряные, обильно пропитанные кровью, символы над всей странной, громадной общностью подавленных людей, с саркастической гордостью называемой советским народом. С ранних лет он двигался в затемненном идеологическом тоннеле вместе с самим обществом, стиснутым тисками господствующей извращенной морали, законам которой все неукоснительно следовали под страхом смерти. Мальчик, для которого все пророчество мира ассоциировалось с единственной в доме газетой «Правда», а все наслаждения концентрировались на порции неожиданно завезенного вместе с кино мороженого, сформировал представление о мире как о весьма жесткой конструкции со своеобразной ролью человека в ней. Понятие «выжить» ассоциировалось с понятием «покориться», а крестьянские корни и суровое время взросления – с непоколебимым и жестоким грузинским идолом, с укрепленным в сознании жутким крестом всеобъемлющей войны. Со страхом язычника, преклоняя колени пред туманным обелиском коммунистических грез, он настойчиво искал выход из глухого пространства, похожего на гигантское бомбоубежище, в котором с удивлением обнаружил себя по мере взросления. Ослепляющие картины эпохи создания колхозов, абсурдный калейдоскоп ссылок неугодных, военные похоронки, дикость оккупации, очумелость гонки за результатами комбайнеров и пьяные песни «ударников» – в этих декорациях присутствовала затаенная агония, протест против жизни, фатальная некрофилия, заглушить которые могли лишь две вещи: спиртное да слепая вера в построение коммунизма. Подросток, который не понаслышке знал, как человек сходит с ума от раздирающего на части голода, а мальчиком спал зимой вместе с теленком, чтобы не замерзнуть, отлично осознавал перспективы безальтернативного труда в колхозе («бежать – не убежишь, не давали крестьянам паспорта»). Ему было за что бороться: шанс вырваться из первобытной дикости своего забитого села не просто маячил, а светил слепящим, как солнце, светом. Получить входной билет в другую жизнь можно было только благодаря вузовскому диплому, какой-нибудь знаковой «интеллигентной» профессии. Вот откуда проистекает, казалось бы, причудливый симбиоз: отменное знание крестьянского дела («на слух мог сразу определить неладное в работе комбайна») и слабо увязывающиеся с комбайном Белинский и постановка «Маскарада» Лермонтова в примитивном драмкружке. Стараясь выделиться любым способом, юный Михаил не брезговал обывательскими козырями («на ходу мог взобраться на комбайн с любой стороны, даже там, где скрежетали режущие аппараты и вращалось мотовидо»). Но мотивацию всех этих форм самовыражения в среде следует искать не столько в безнадежной инфантильности, сколько в яростном упорстве. Горбачев с детства был настроен на то, чтобы вырваться, любым способом выскользнуть из заколдованного круга, созданного в советской деревне времен колхозного «расцвета». Его лидерство являлось не более чем защитным иммунитетом от погребения заживо в скудном паралитическом пространстве животной борьбы за существование. Отчаяние и скорбь за близких сквозят в его воспоминаниях детства, где он, будучи уже экс-президентом СССР, не удержался от цитирования книги своей жены, упомянув, что «там [в родной деревне] идет разговор о двадцати рублях: где их взять, при том, что отец работает круглый год». Сам того не подозревая, Горбачев настроил свой мозг на стойкое выживание в условиях нового ледникового периода. И в этой установке самым подкупающим было то, что наряду с лидерством и самовыдвижением важная роль отводилась семье – опорному пункту в борьбе за новую реальность.

Мать, мужественная до отчаяния и смелая до безрассудства, дала сыну в руки две жизненные нити – животную цепкость и святую веру в себя. Она показала Михаилу пример выживания, вселила в него мысль, что коль он пережил в детстве столь чудовищный хаос, значит, все это не зря, впереди у него великая миссия. Она же убедила сына в том, что учеба – это путь к иной жизни. Отец привил способность к тяжелому труду и оптимистичное отношение к самой жизни; через отца пришло понимание ответственности, уважение к традициям. Несмотря на одиозное время, а может быть, как раз из-за витающей в воздухе опасности объединение мужчины и женщины в семейном союзе являлось чем-то сугубо правильным в жизненном укладе серьезного человека, само собой разумеющимся, неотъемлемой составляющей приторного, с привкусом мертвечины, проживания жизни. Семейная атмосфера душевного покоя наполняла смыслом тупое истязание работой быстро угасающего тела, открывала единственную для истощенного крестьянина возможность наслаждения: видом потомства, призванного убедить, что короткая вспышка жизни и ожесточенная схватка за незатейливое существование предприняты для сохранения на земле своего имени пусть даже на вопиюще короткий период времени. Семья оказывалась единственной зацепкой, и потому отношениями, пусть порой и несколько грубоватыми, дорожили как главной реликвией, как иконой. В книге о себе Горбачев демонстрирует глубокую осведомленность о жизни и становлении дедов – в этой памяти заключен генетический код его миропонимания; и тут же базовой, цементирующей становится мысль о первостепенном значении семейной ячейки в обществе того времени.

Даже не принимая на веру все исповеди самого Горбачева, стоит признать: он рос напористым и выносливым парнем, не боящимся тяжелой изнурительной работы. Хотя не без потерь: «первые годы частенько носом шла кровь – реакция организма подростка». Кульминационная точка взросления молодого Горбачева – последняя перед поступлением в институт жатва. Снаружи все выглядело красиво: «Мы намолотили с отцом 8 тысяч 888 центнеров. Отец получил орден Ленина, я – орден Трудового Красного Знамени». Была создана стартовая позиция, возможность без потери культового для деревенского сообщества чувства долга двинуться к новому рубежу, совершенно не похожему на доселе преодоленные.

Несмотря на подкупающие описания самим Горбачевым выбора пути после окончания школы, скорее всего, они сделаны для демонстрации отношения к родным местам. В действительности же и школьная серебряная медаль, и правительственная награда, и трудовой стаж, и настрой Горбачева-старшего на упорную учебу после окончания войны имели только одну направленность – красиво оставить мир погребенных заживо, без видимого бегства присоединить свой вагон к иному локомотиву. Это имеет самое прямое отношение к формированию семьи, потому что и выбор места учебы, и установка отставить до окончания учебы всякие амурные дела – все это звенья длинной цепи задач на подступах к весьма высокой, заранее сформированной цели. Действительно, в то время как одноклассники подавали заявления в институты Ставрополя, Краснодара и Ростова, Михаил Горбачев без лишней скромности нацелился на «самый главный университет» страны.

Подобным образом шла к созданию семьи и будущая первая леди СССР Раиса Титаренко. Возможно, формировать установки ей было несколько легче, потому что образ женщины в советском обществе определялся двумя критериями: хорошая работница (активная участница стройки эпохи – коммунизма) и хорошая жена-мать. Социальная позиция человека в обществе считалась незыблемым приоритетом и самым важным достижением, но советский перекос, в принципе, легко объясним: истинные строители коммунизма не могут быть нравственно уродливы. И даже если мужчина и женщина вместе лопатами перемешивают бетон с почти одинаковой физической нагрузкой, у женщины остается еще одна обязательная функция – показать себя умелой женой и заботливой матерью. Но применительно к Рае Титаренко все складывалось не так уж плохо: ее корни терялись где-то на подходах к высоким эшелонам власти; ей подсказали или она сама сумела разобраться в том, что для женщины в современном ей обществе целесообразнее будет заниматься чем-то абстрактно значимым, таким, что узнаваемо издали по яркой вывеске, но понимается далеко не каждым. Социальная значимость и приобщение к сложной сфере деятельности, где существует известный набор граней и оттенков при представлении своего «вклада в коммунистическое строительство», – вот основа выбора, на поверку оказавшегося идеальным для захудалого времени и гиблого места обитания. Но выбор сферы деятельности позволил совершить еще один важный шаг – оставаться всю жизнь женщиной, несмотря на то, что советское общество являлось уникальным инкубатором по производству бесполой рабочей силы.