666 - Страница 3

Швырнуть новую горсть гороха он все-таки успел, но совершить новую непристойность из того места, которое он считал артиллерийским орудием, ему не дала тетушка Катрин, она уже мчалась с крыльца к нам на выручку с криком:

– Чтоб тебя!.. Прекратишь ты это наконец?! Не видишь – сам господин кюре к нам пожаловал! И правнук твой, сиротка Диди… – Потом, приложившись к руке отца Беренжера, сказала мне: – А ты растешь, Диди, как на дрожжах. Недавно ж виделись – а с тех пор еще, по-моему, вымахал.

Прадедушка Анри наконец выбрался из кустов, подошел к нам и, кажется, меня все-таки узнал, потому что, потрепав мою шевелюру, произнес с одобрением:

– Настоящий говньюк.

Я с ходу завел было разговор насчет ослика – де, не уступит ли тетушка его нам с отцом Беренжером до вечера.

– Да будет, будет вам ослик! – пообещала она; впрочем, тут же, не обманув моих ожиданий, добавила, что, ежели в кои веки к ней в дом пожаловал сам господин кюре, то она слышать не желает ни о каком паршивом осле до тех пор, пока господин кюре не соизволит у нее отобедать, благо, все готово уже и осталось только накрыть на стол.

Из дома томительно тянуло жареной бараниной. Отец Беренжер открыл часы и, вздохнув, кивнул. Мы поднялись по крыльцу. Прадедушка Анри семенил сзади на своих круглых копытцах.

За обедом тетушка завела разговор о том, что нынешней ночью опять выли души еретиков над нехорошей дорогой, воя такого давно уж не было, и спросила господина кюре – не к Страшному ли Суду близится дело, если так забесновались?

– А если кто-то в свистульку подует и она засвистит, – с улыбкой сказал отец Беренжер, – по-вашему, там, внутри свистульки, тоже чья-то душа беснуется?

– Вы шутите, господин кюре, – растерялась тетушка. – Одно дело свистулька, а тут…

– Да то же самое! – перебил ее преподобный. – Вспомните, мадам Готье, в какую сторону дул ветер этой ночью?

– Кажется, в северо-западную…

– Именно так! А дорога идет в каком направлении?

– Ну, в юго-восточном…

– И зажата она между гор.

– Ясно, зажата.

– И ветер дул вдоль дороги. Вот и получается, мадам Готье, что дорога – это желоб, такая же, если угодно, свистулька, с тем лишь отличием, что она огромных размеров, потому и голос у нее куда более зычный. Надеюсь, теперь вы, мадам Готье, будете по ночам спать спокойнее.

– Ох, не знаю… – вздохнула тетушка Катрин. – Не грех ли такое говорить, отец Беренжер?

– По-моему, – отозвался господин кюре, – гораздо худший грех силиться проникнуть разумом в промысел Божий, повелевающий голосами душ, когда все объясняется хорошо известной наукой аэродинамикой. Вы со мной не согласны, мадам Готье?

– Да как сказать… – проговорила она, и по ее виду было ясно, что, несмотря на авторитет господина кюре, она большей частью осталась при своем мнении. На какое-то время повисла тишина, наконец тетушка все-таки отважилась спросить: – Ну а то, что возле храма Марии Магдалины человеческие кости выступают из-под земли – это что, тоже аэро… как бишь вы там изволили выразиться?

– А это еще проще, – словно не заметив ее иронии, сказал отец Беренжер. – Храм построен в шестом веке, еще при первых Меровингах. Вплоть до Альбигойской войны, то есть пять-шесть столетий, на его земле хоронили людей. Сколько там человеческих костей – только представьте себе! А почва там плохая – глина, песок, весенние ветры ее понемногу выдувают. Вот к нынешнему времени и начали обнажаться слои тех старых захоронений. Посему слова Святого Писания о том, что возгласят трубы Господни, и восстанут мертвые из праха, тут, право же, ни при чем.

Признаюсь, мне после его объяснений стало несколько легче, и даже тетушкина ароматная баранина с тмином показалась еще слаще на вкус, а то, признаться, я все же несколько трусил идти на ночь глядя в место со столь дурной славой. Не такова, однако, была моя тетушка, чтобы сдаться так легко.

– Но ведь не станете же вы отрицать, отец Беренжер, – несколько поразмыслив, сказала она, – что в этом храме служили свои мессы и еретики-катары, и прóклятые тамплиеры?

– Это, безусловно, так, – согласился господин кюре. – Только неплохо бы еще разобраться, в чем заключалась их ересь.

– Вы, конечно, человек ученый, господин кюре, – несколько даже покровительственно сказала тетушка, – но нам тут, людям простым, и без науки, без этой вашей “аэро…” ясно, что еретики – на то они и называются еретиками, что, прости, Господи, служат сатане.

– И для этого строят христианский храм?.. Нет, госпожа Готье, кабы все было так просто, как вы говорите… Ересь в том, что по-своему трактуются некоторые догматы, кои считаются общепринятыми. Взять, к примеру, тех же помянутых катаров. Среди длинного списка их прегрешений числится и тот грех, что даже на Пасху они ели только постную пищу, даже курицу не могли зарезать.

Тетушка Катрин смотрела на него недоуменно:

– Вы хотите сказать, что – только за это их?..

– Ну, не только. Были также обвинения в манихействе и гностицизме, иудохристианстве, приверженности к деспозинской доктрине, но это уже такие сложные материи, что едва ли я мог бы сейчас вот так вот, коротко… Зато крестовый поход против них возглавлял граф Симон де Монфор – он-то уж был отъявленным безбожником, это я вам точно говорю. Бойня шла тридцать пять лет, мученической смерти предали сотни тысяч людей, в одной только семинарии в Монсегюре заживо сожгли три сотни человек, места, некогда благодатные, совсем опустели. Потому, кстати, и наша Ренн-лё-Шато из большого в ту пору города превратилась в захолустную деревушку. В истории Лангедока вообще было много крови… Если же взять тамплиеров, то некогда сам папа благословил этот орден рыцарей-монахов, известный своим благочестием, а заботой их было – сопровождать паломников в святую землю Палестины. Но богатство ордена не давало покоя нашему королю Филиппу Красивому, а на расправу он был весьма скор. Лучше, чем ересь, конечно, предлога не придумаешь, и за грехами дело не станет. К примеру: они почитали Марию Магдалину выше, нежели Христовых апостолов…

– Гм… – вставила тетушка, – но вот это уж, по-моему, все-таки грех! Хоть и не смертный – но грех!

– Как знать, как знать, мадам Готье, – возразил отец Беренжер. – Вопрос достаточно спорный. В Святом Евангелии сказано, что Господь наш Иисус Христос называет ее своей любимейшей ученицей, а Ему, надо полагать, было видней, чем нам с вами… Впрочем, в списке обвинений значилось и то, что они не признают святой силы в изображении распятия…

– А вот это уж грех так грех! – восторжествовала тетушка Катрин, но отец Беренжер сказал задумчиво:

– Ах, не торопитесь с выводами, мадам Готье. Здесь тоже возможны самые разные толкования. Может, мы когда-нибудь после с вами и об этом потолкуем, а пока… Премного благодарен за великолепное угощение… – Но прежде, чем он успел встать из-за стола, тетушка спросила, глядя на него теперь уже подозрительно:

– Одно только скажите мне, господин кюре: ко всей этой аэро… ко всему, о чем вы только что говорить изволили – как нынче Святая Церковь относится к этому всему?

Отец Беренжер в эту минуту думал уже о чем-то своем.

– Не могу сказать, что однозначно, – проговорил он. – Но там ведь тоже не все закостенело навеки. Вон, еще и четырехсот лет не прошло, а уже в самом Ватикане подумывают о признании гелиоцентрической модели Коперника, так что, глядишь, со временем…

– Понятно, – произнесла тетушка Катрин, и по ее лицу было видно, что таким ответом господин кюре изрядно уронил себя в ее глазах. – А куда это, позвольте полюбопытствовать, – спросила она, – вы собрались с лопатой и киркой.

Своим ответом отец Беренжер на миг ввел ее в оцепенение.

– Да вот как раз в храм Марии Магдалины, – просто, как о чем-то зауряднейшем, сказал он. Потом, видя, как округлились глаза, поспешил прибавить: – Не извольте волноваться, мадам Готье, это уж, видит Бог, с одобрения Святой Церкви. Недавно епископ одобрил мое и аббата Будэ прошение о ремонте сего древнейшего и весьма почитаемого храма и уже выделил некоторую сумму денег. Как раз я и отправляюсь на предварительный осмотр. А если вы еще, взаправду, любезно предоставите мне своего ослика… Не беспокойтесь, обещаю вернуть не позже одиннадцати часов вечера…