6-я мишень - Страница 49

— Нет, черт возьми, — рассмеялась Синди. — Это мой личный взгляд. Не для печати.

Мы вчетвером сидели в «Макбейне», напротив Дворца правосудия, положив перед собой свои сотовые. Синди Макбейн, дочь хозяина и официантка, принесла четыре стакана и две высокие бутылки минеральной воды.

— Вода, вода, — покачала головой Синди. — Да что с вами такое, леди? Это же бар, или вы уже забыли?

— Работа, работа, — ответила я и, указав на Клэр, добавила: — Даже беременные, и те работают.

Синди засмеялась, поздравила Клэр, приняла заказы и отправилась в кухню.

— Итак, он слышит голоса или нет? — спросила я, обращаясь к Юки.

— Может быть. Но голоса слышит не он один. От пяти до десяти тысяч в одном только Сан-Франциско. Возможно, даже пара человек из сидящих в этом баре. Да только никто из них не бегает с револьвером и не стреляет в людей. Не исключаю, что Фред Бринкли слышит голоса. Но в тот день он прекрасно сознавал, что делает.

— Дрянь, — сказала Клэр. — Это мое личное мнение. Для печати. Как пристрастного свидетеля и пострадавшей.

Картина случившегося встала вдруг передо мной с отвратительной ясностью — скользкая от крови палуба, кричащие и плачущие пассажиры. Я вспомнила, как боялась в тот день за Клэр. Как обнимала Уилли, благодаря Бога за то, что последняя пуля Бринкли прошла мимо.

— Думаешь, присяжные вынесут обвинительный приговор? — спросила я у Юки.

— Не знаю. На мой взгляд, обязаны. Если кто и заслужил иглу, так это он, — с чувством ответила Юки, посыпая солью жареную картошку. Волосы упали ей на лицо, и мы не видели ее глаз.

Присяжные заседали уже третий день. Юки позвонили в начале третьего пополудни. В первый момент у нее даже затряслись руки.

Вот оно.

Несколько секунд она сидела неподвижно, глядя прямо перед собой и мигая. Потом тряхнула головой.

Первый звонок — Леонарду. Второй, третий и четвертый — Клэр, Синди и Линдси, каждая из которых находилась в пределах нескольких минут ходьбы от зала заседаний. Юки встала из-за стола, вышла в коридор и постучала в стеклянную перегородку, за которой сидел Дэвид.

— Они вернулись!

Дэвид отложил недоеденный сандвич с тунцом и последовал за Юки к лифту, уже через минуту доставившему их на первый этаж.

Они миновали главное фойе, прошли через обитые кожей двойные двери второго фойе, отметились у охранника и заняли свои места в зале заседаний.

Помещение быстро заполнялось. Новость распространилась быстро. Телевизионщики уже устанавливали камеры. Репортеры местных газет и стрингеры, представляющие таблоиды, телеграфные агентства и общенациональные новостные каналы, стекались в зал. Синди уже стояла в проходе. Оглядевшись, Юки увидела сидящих в средних рядах Клэр и Линдси. А вот матери подсудимого, Елены Бринкли, нигде видно не было.

К своему месту прошел Микки Шерман в прекрасно пошитом синем костюме. Он положил на стол свой металлический кейс, кивнул Юки и достал телефон.

И тут же зазвонил ее сотовый.

— Лен, — сказала она, взглянув на дисплей, — они готовы.

— А я у своего треклятого кардиолога, — проворчал Паризи. — Держи меня в курсе.

Боковая дверь открылась, и бейлиф ввел в зал заседаний Альфреда Бринкли.

Повязку с головы Бринкли сняли, и под ней обнаружилась вертикальная полоска швов, пересекавшая лоб от середины до линии волос. Синяки под глазами поблекли до желтовато-зеленого цвета переваренного яичного белка.

Бейлиф отстегнул поясные цепи, снял наручники, и подсудимый опустился на стул рядом со своим адвокатом.

Дверь совещательной комнаты, справа от скамьи присяжных, открылась, и в зал один за другим прошли двенадцать членов жюри и двое запасных. Все выглядели как нельзя лучше: мужчины подстрижены, в свежих костюмах, у женщин — стильные прически, на руках и шее — украшения. Ни на Юки, ни на подсудимого никто не смотрел, и вообще держались они напряженно и скованно, как будто спорили до самого последнего момента и пришли к окончательному согласию всего лишь час назад.

Последним свое место занял судья Мур. Откашлявшись и протерев очки, он повернулся в сторону старшины присяжных:

— Насколько я понимаю, жюри вынесло свой вердикт?

— Да, ваша честь.

— Передайте, пожалуйста, вердикт бейлифу.

Старшина жюри, плотник с длинными, до плеч, блондинистыми волосами и пожелтевшими от никотина пальцами, протянул сложенный листок судебному приставу, который, в свою очередь, передал его судье.

Судья Мур развернул листок, пробежал по нему глазами и, подняв голову, попросил присутствующих соблюдать порядок, проявлять уважение к суду и удерживаться от проявления эмоций после того, как вердикт будет оглашен.

Юки положила руки на стол. Рядом с ней тяжело дышал Дэвид Хейл.

Судья прочистил горло и начал читать:

— По обвинению в убийстве первой степени Андреа Канелло жюри признает подсудимого, Альфреда Бринкли, невиновным по причине психического заболевания или психической неполноценности.

Юки показалось, что ее сейчас вырвет.

Она вжалась в спинку стула, едва слыша доносящийся как будто издалека голос судьи, зачитывающего имена жертв и бьющую наотмашь формулировку — «признать невиновным по причине невменяемости».

Когда Юки поднялась, рядом уже стояли Линдси и Клэр. Они так и стояли втроем, пока на Бринкли снова надевали наручники. И они видели, как он смотрел на Юки.

Это был странный взгляд — пустой, бессмысленный и в то же время насмешливый, издевательский. Юки не поняла, что хочет сказать этим взглядом Бринкли, но почувствовала, как по спине у нее поползли мурашки. А потом Бринкли обратился к ней:

— Хорошая была попытка, мисс Кастеллано. Очень хорошая попытка. Но знаете что? Кому-то придется заплатить.

Один из охранников подтолкнул Бринкли в спину, и тот, бросив еще один загадочный взгляд в сторону Юки, побрел по проходу.

Больной или здоровый, вменяемый или нет — в любом случае Альфреда Бринкли убрали с улицы на долгие годы. Юки это знала.

И все равно — ей было страшно.

Месяц спустя мы с Конклином пришли в Альта-Плаза-парк, туда, где все началось.

Навстречу нам шел по дорожке Генри Тайлер. Ветер дул ему в лицо, хлеща по ногам полами пальто. Подойдя ближе, он протянул руку Конклину, потом повернулся ко мне:

— Вы вернули нас к жизни. У меня нет слов, чтобы выразить вам всю нашу благодарность.

Тайлер окликнул жену и дочь, игравшую на странной шестиугольной площадке, представлявшей собой усовершенствованный вариант известного гимнастического снаряда «джунгли». Мэдисон повернулась, узнала нас, и лицо ее осветила улыбка. Спрыгнув с перекладины, она побежала к нам.

Генри Тайлер подхватил девочку на руки. Мэдисон забралась ему на плечо и крепко обняла нас с Конклином.

— Вы — мои любимцы, — прошептала она.

Несколько секунд мы так и стояли, обнявшись и улыбаясь друг другу. Потом Генри опустил дочку на землю и посмотрел на нас. Лицо его сияло от счастья.

— Мы все так вам признательны. Я, Лиз, Мэдди — мы ваши друзья на всю жизнь.

Слезы подступили к глазам.

Бывают дни, когда ты чувствуешь, что быть копом не так уж плохо.

Возвращаясь по дорожке к машине, мы с Ричем снова говорили о том, каким трудным оказалось дело, — столько рутины, малоприятного общения с киллерами и наркоманами, тупики…

— А в итоге такой вот поворот и совершенно счастливая развязка, — сказала я.

Рич остановился и положил руку мне на плечо.

— Давай немного постоим.

Я села на согретые солнцем широкие каменные ступеньки, и он опустился рядом. Похоже, ему хотелось что-то мне сказать.

— Линдси, ты думаешь, будто я тобой увлекся, но, поверь мне, это нечто большее.

Впервые за все время мне было больно смотреть ему в глаза. Воспоминания о том случае в лос-анджелесском отеле до сих пор вгоняли меня в краску.