311. Повесть - Страница 5

Вечером он, усталый, мокрый как мышь, синий от холода, вернулся к подъезду. Дождался под козырьком маму с работы. Как только она показалась из-за угла соседнего дома, Алёшины страхи вмиг рассеялись. Змеи и подрагивание шкафов теперь вспоминались как что-то ненастоящее, выдуманное. А когда с работы вернулся папа и они поужинали семьёй, мальчик вовсе думать забыл о дневном происшествии.

Следующий день, как и предыдущий, выдался дождливым. Когда родители ушли на работу, Алёша как ни в чём не бывало устроился в любимом кресле. Смятый плед, раскрытая книга так и лежали на полу. Мальчик вспомнил произошедшее – и даже не вздрогнул. Надо ж быть таким глупым! Хорошо, что никто не видел. Стыдобище. Он бросил косой взгляд на гарнитур и усмехнулся.

Алёша взял книжку. Прервался он как раз на том месте, где к яме подходит слон и распугивает змей, а Сердар под шумок улепётывает.

Только мальчик прочёл первый абзац следующей главы, ему почудилось… покашливание. Тихое-претихое. «Кхе-кхе». Насторожился. Потом решил, что это старушка – соседка снизу. Ты ведь знаешь, звукоизоляция в хрущёвках никудышная.

Он стал читать дальше, но покашливание повторилось громче – будто бы здесь, в Алёшиной квартире.

«Кхе-кхе-кхе».

Голос показался очень знакомым.

«Бабушка?» – пролепетал Алёша вслух.

Бабуля умерла с год назад. Нежданно-негаданно. Он её очень любил и скучал.

«Эх Алёша-Алёша», – отчётливо произнёс знакомый с младенчества голос. Он напомнил о морщинистых руках, тёплой улыбке, сладком чае и поджаренной до золотистой корочки картошке.

Зовя бабушку, Алёша вскочил с кресла, бросил книгу, стал метаться по квартире. Заглянул в кухню, ванную, стенной шкаф в прихожей. Никого.

«Алёшенька, да тут я», – сказала бабушка громко. Вот теперь мальчик уловил, откуда шёл звук. Из-за румынской стенки. «Бабуш, ты как туда попала?» – спросил он, глаза по пять копеек. Он и верил, и не верил. «Да вот как-то так», – уклончиво ответила старушка.

«Выпусти, – говорит, – меня из-за стенки. А то тесно мне тут, аж дух спёрло. У самой сил нету отодвинуть». Алёша, понятное дело, даже не раздумывал. Навалился на стенку, кряхтя. Ещё. Ещё. Ничего не получалось. Оно и понятно – шкафы-то стяжкой сцеплены, сдвинуть их не так просто. Алёша старался-старался – и всё никак. А бабушка звала, звала, поторапливала: мол, чего копаешься. Алёше стало до слёз обидно, что никак не выходило освободить бабушку.

А потом его осенило. Он побежал в ванную, достал из-под ванны длиннющий папин лом. Приладив его как рычаг, он наконец добился своего: крайний шкаф натужно заскрипел, накренился и, падая, увлёк за собой все остальные. Грохот, звон. Побились стёкла, расколотился сервиз.

Алёша отскочил. Никогда ещё сердце у него не трепыхалось так отчаянно.

Никакой бабушки там не оказалось. И змей тоже. Было только окно. Серое от пыли, с намертво вколоченными в дерево шпингалетами. За окном густая мгла слоисто проплывала мимо. Ни деревьев, ни песочницы, ни турников, ни соседнего дома, ни дождя – ничего, что должен бы видеть Алёша. Только дрейфующая клочковатыми слоями серая мгла.

В стекло что-то стукнулось раз, другой, третий – и вновь растворилось в тумане. Мальчик не успел разглядеть. «Я тут, за окошечком, – сказал бабушкин голос. – Ты форточку отопри – я уж как-нибудь…»

Крошечная защёлка встряла намертво – никак не хотела поворачиваться. О шпингалетах и думать нечего – сидели в своих гнёздах как влитые. На сей раз помог молоток. Мальчик аккуратно стукнул пару раз по кончику ручки – и защёлка повернулась.

Алёша дёрнул. Затрещала, полетела хлопьями белая краска.

С внешней створкой форточки оказалось проще – легко открылась…

– А давай-ка выпьем, – прервал свой рассказ дядь Володя. Хлопнул в ладоши, задорно потёр лапки.

Илья не возражал. Сам потянулся за бутылкой.

И тут же получил звонкий шлепок по кисти.

– Руку не меняют! – одёрнул Владимир Сергеич.

Набулькал в рюмки. Выпили. Закусили.

– Так чего дальше-то было? – спросил порядком осоловевший гость.

– Что-что, – чавкал огурцом хозяин. – Не видал Алёшу больше никто.

– Совсем?

– Никто не видал. Всё, нету мальчика. Был – и нету. Тю-тю. Нетути. Меня тогда его мамка с папкой помочь попросили. Весь квартал меня знал и уважал. Если чего – сразу ко мне на поклон бежали. Ну, а я-то что? Я человек добрый, отзывчивый. Была возможность – помогал, не было – не помогал. Это щас про меня будто бы забыли, даже не здороваются… твари неблагодарные, бля… Так вот, я тогда на место происшествия прибыл, жалом поводил. Мальчонка, конечно, дал жару. Стенку здоровенную на пол увалить – это ж надо! Окно то и вправду было какое-то дымчатое. Не то стекло порченое, не то ещё что. Первый и последний раз в жизни я такое видал. Форточка, правда, была запертая. Но на полу и подоконнике поверх слоя пыли куски белой краски валялись – как раз те, что Алёшка ободрал, пока отпирал. Так что тут сомнений никаких. А вот кто её обратно замкнул – это большой-пребольшой вопрос. Может, сам мальчик. А может, и другой кто…

– Стоп! – запротестовал Илья. – А не мог пацан уйти из дома через дверь? Испугался, что предки наругают, – и по тапкам. А там уж чёрт знает, что с ним могло приключиться на наших-то улицах. Может, турки на органы похитили.

– Исключено, – покачал головой дядь Володя. – Дверь изнутри на предохранителе.

– А родители не могли подстроить?

– Хе-хе! Садовая твоя голова. Да ты сам-то покумекай – как?! Они домой вечером пришли – глядь, а дверь на предохранителе. Снаружи-то предохранитель не запрёшь и не отопрёшь. Только изнутри. Звонили-звонили, стучали-стучали – а ребёнок не открывает и признаков жизни не подаёт. Естественно, соседей на помощь позвали – взломать. Да и на работах они весь день пробыли – свидетелей куча.

– Ну тогда да, ваша правда… – нехотя согласился Илья. – А остальные подробности вы откуда знаете? Про змей, про бабушку. Никто ведь этого не видел.

Сосед помедлил с ответом. Сидел жевал губами, теребил грязными пальцами вылезшую из кальсон нитку.

– Ну, как тебе сказать… Просто знаю. У меня глаз-то намётанный. Стаж в ментовке – будь здоров, с самых низов. Я как место происшествия вижу – сразу картинка в голове складывается. Штришок к штришку. То сюда, это туда. Не зря я на хорошем счету был, пока не это самое…

– Так а что там было-то, за тем окном? Что-то же было, раз утащило пацана.

– Да х-х-х-х-хер его знает, – махнул рукой дядь Володя. – Давай-ка ещё по маленькой хряпнем.

Выпили, закусили.

– Мало ли чего там может быть… Это ж я не просто так, не для красного словца тебе рассказал. Во-первых – чтоб ты за румынскую стенку зазря не сувался. А во-вторых… – замялся он.

– Что во-вторых?

– У нас тут на квартале много такого бывало на моей памяти, чему объяснение ищи-свищи, хоть обыщись-обдрищись – а не найдёшь. Вот приключилось ещё такое – и тоже совсем рядом, возле школы.

До школы нашей отсюда два шага. Вот садик напротив, а за ним школа. Между ними – дорога, проезжая часть. Ну как проезжая… ездят там редко. Больно узкая, разъехаться трудновато. Дети постоянно бегают – потому водители гнать побаиваются.

Зимой дорогу не чистят. Колёса снежок накатывают, накатывают – сверху ледок образуется. Подошвы хорошо скользят.

Вторая смена в школе после обеда начинается, в час с копейками. Ясное дело, многие дети раньше приходят. Но их не впускают, пока не прозвенит звонок с последнего урока первой смены. Чтоб не безобразничали без присмотра в коридорах. Вот они и отираются у запертых дверей – целая толпа. Скучно. Кто болтает, кто на щелбаны спорит, кто девок за косички тягает, кто дерётся.

Самые хулиганистые, бывает, цепляются сзади за бампер проезжающей мимо машины и едут, как на лыжах. Водитель – особенно грузовика – замечает не сразу, а только метров через пять-десять, а то и все пятнадцать. Как только тормозит, хулиганы тут же отцепляются, бросаются врассыпную и растворяются в толпе у крыльца. Что остаётся водителю? Только уехать восвояси порезвее да сказать спасибо, что бампер не оторвали.