31 июня. Дженни Вильерс - Страница 3

Повернувшись к ним спиной, Мелисента молчала. Она глядела в синее и золотое утро, которое обещало так много и не принесло ничего, кроме толченой мумии, мандрагорового корня и прочей мерзости.

– Что с вами, Мелисента, дорогая? – сказала Элисон.

Голос Мелисенты звучал слабо, едва слышно:

– Я полюбила Сэма. И не знаю, где он… кто он… когда он… и теперь больше не верю, что Грумет сможет его найти.

Она расплакалась и выбежала из залы.

Нинет и Элисон взглянули друг на дружку. Губы их шептали: «Бедняжка Мелисента!», а глаза блестели от удовольствия. Внизу, у винтовой лестницы, с шумом захлопнулась тяжелая дверь.

У Дэна Диммока («Зовите меня просто Д.Д, старик!») из рекламного агентства «Уоллеби, Диммок, Пейли и Тукс» был великолепный кабинет, лучший в конторе, с двумя рядами высоких окон. К сожалению, прогресс в тех краях шагал семимильными шагами и сквозь оба ряда окон врывался грохот пневматических дрелей. Диммок сидел за большим столом, рассматривая какой–то эскиз. Это был грузный, озабоченный и неопрятный человек – дорогой костюм всегда сидел на нем так, словно его хозяин спал не раздеваясь, а говорил мистер Диммок на поразительной смеси ланкаширского с американским, словно частица Мэдисон–авеню каким–то образом перенеслась в Бэрнли.

Перед столом, глядя на шефа, стояли его помощники – Энн Датон–Свифт и Филип Спенсер–Смит. Обоим было по тридцать с небольшим, и они были так похожи, что могли бы сойти за близнецов, хотя на самом деле не состояли в родстве. Но оба были высокие, стройные, энергичные, полные прыти.

– Меня это не устраивает, – сказал Диммок, бросая эскиз на стол. – И фирму «Жуй–да–плюй» не устроит. А главное, покупатель не клюнет. Нет, не пойдет.

В разговор вступили пневматические дрели и в течение следующих сорока пяти секунд не давали никому сказать ни слова.

– Совершенно с вами согласен, Д.Д„ „ – объявил Филип Спенсер–Смит, когда дрели наконец смолкли.

– Да, покупатель не клюнет, но наш клиент… я не уверена, Д.Д., – возразила Энн Датон–Свифт.

– Зато я уверен, – сказал Диммок. – Говорю вам – не пойдет. Для «Жуй–да–плюй» ни к черту. Что у нас дальше?

– «Чулок прекрасной дамы», – сказала Энн. – Потрясающая тема. Можно сделать шикарный бизнес. Нужна броская реклама на обложку! Романтическая атмосфера. Работает Сэм Пенти.

Диммок проговорил в микрофон селектора:

– Пегги, попросите мистера Пенти принести то, что он сделал для «Прекрасной дамы». Только живо!

– Если хотите знать мое мнение, Д.Д. … – сказала Энн, но тут снова завели речь пневматические дрели. Диммок проглотил две таблетки. Видимо, Энн не переставала говорить, потому что, когда дрели замолкли, она спросила: – Разве я не права?

– Ничего не могу сказать, – проворчал Диммок. – Не слышал ни слова из–за этих вонючих тарахтелок. – Он бросил взгляд на микрофон. – Пегги, отправьте еще один протест по поводу этих дрелей. – Он снова положил в рот таблетку и запил водой.

Вошел Сэм Пенти с папкой в руке и изогнутой вишневой трубкой в зубах. Это был широколицый коренастый мужчина за тридцать в желтом джемпере и забрызганных краской вельветовых брюках.

– Привет, Д.Д.! Энн, Фил, привет. Хороший денек.

– Не заметил, Сэм, – ответил Диммок. – Забот полон рот.

– А вот у меня одна забота, – сказал Сэм, – одно из головы не идет – что сегодня тридцать первое июня.

Диммок уставился на него.

– Тридцать первое июня?

Мисс Датон–Свифт издала мелодичный смешок.

– Не болтай глупостей, Сэмми. Тридцать первого июня не бывает.

Сэм был невозмутим.

– Да, все так говорят. Но я проснулся с ощущением, что сегодня тридцать первое июня, и никак не могу от этого отделаться.

– Сэм, я вам скажу одну вещь, – проговорил Диммок, все еще не спуская с него глаз. – Вы мне нравитесь, хотя по идее и не должны бы.

– Присоединяюсь, Д.Д., – подхватил Филип Спенсер–Смит.

– Зачем вы служите у нас? – продолжал Диммок. – Сколько раз ни спрашивал себя, не могу понять.

Сэм задумался.

– Потому что я плохой художник. Не по вашей мерке, а по моей. Вот я и служу у Уоллеби, Диммока, Пейли и Тукса… и зарабатываю себе на хлеб. Кстати, что это за Тукс, черт бы его побрал? Может, вы, Уоллеби и Пейли, выдумали его?

– Тукс – это наш финансовый бог, – ответил Диммок.

– Парень первый сорт, – сказал Филип.

– Писаный красавец, – сказала Энн.

– Верно, – подтвердил Диммок. – И – только строго между нами! – смрадный человечек. Эх, не надо бы мне этого говорить!

– Нет, почему же, – возразил Сэм, открывая папку. –Ведь сегодня тридцать первое июня. Ну, так вот. – Он вынул сверкающий яркими красками рисунок и поставил на стул. Это был портрет принцессы Мелисенты Перадорской, и, надо сказать прямо, портрет отличный. – Вот что я сделал для «Прекрасной дамы» – до двух ночи провозился. Прежде чем обсуждать, попытайтесь уловить самую суть. – Но, пока Диммок и Энн улавливали суть, Сэм отвел Фила в сторону, чтобы поговорить с ним с глазу на глаз. – Послушай, Фил, что это за карлик шныряет здесь с самого утра, в красно–желтом камзоле и штанах в обтяжку?

– Карлик? Я не видел никакого карлика.

– Он все время тут крутился. Так и лезет в глаза.

– Должно быть, позирует кому–нибудь в художественном отделе, Сэм.

– Он молчит как пень. Заглянет в дверь, ухмыльнется, кивнет – и след простыл.

– Сэм, старина, у тебя богатое воображение!

– Надо надеяться. Воображение в моем ремесле – все. Но почему вдруг карлик и красно–желтые штаны в обтяжку?

Диммок объявил свой приговор:

– В этом что–то есть.

– Вы похитили мою мысль, Д.Д., – сказала Энн.

– Но, с другой стороны, – прибавил Диммок с сомнением,

– не знаю…

– Именно! Ведь с этой «Дамой» не так–то просто договориться,

– Ваше мнение, Фил?

– Вполне совпадает с вашим, Д.Д., и да–и нет…

– Давайте отвернемся на минутку, – предложил Диммок, – а потом посмотрим снова, будто в первый раз.

– Кто тебе позировал, Сэм? – спросила Энн.

– Никто. Во всяком случае, никто в нашем мире. Это целая история, рассказывать не стоит.

– А почему бы и нет? – возразил Диммок. – Давайте выпьем. Всем, как обычно? Пегги, дайте нам четыре двойных джина. – Не успел он распорядиться, как из–за стены донеслось громкое пение, возвестившее начало рекламной передачи, но тотчас было заглушено пневматическими дрелями, грохотавшими так неистово, что дребезжали стекла. Когда восстановилось какое–то подобие тишины, Диммок хмуро продолжал: – Никто не может упрекнуть меня в том, что я недостаточно предприимчив или нерасторопен. Корпишь над делами, выколачиваешь деньги по шестнадцать часов в сутки… по меньшей мере. И всякий раз диву даешься: как это мы все еще с ума не посходили! Спасибо, Пегги, поухаживайте за нами, пожалуйста.

Пегги, секретарша мистера Диммока, была хорошенькая, тихая, как мышка, девушка, до того похожая на благородную Элисон из Перадора, что никто, кроме ученого, не решился бы назвать это случайным совпадением.

– Спасибо, Пегги, – сказал Сэм, принимая от нее бокал.

– Девушки, никто из вас не видел сегодня красно–желтого карлика?

– Нет, – отвечала Пегги с полной серьезностью. – А что, мистер Пенти? Вы потеряли карлика?

– Наоборот, никак от него не отвяжусь.

– От чего вы никак не отвяжетесь, Сэм? – спросил Диммок, когда Пегги вышла. Он засмеялся. – Мне почудилось, вы что–то сказали про красно–желтого карлика, но это я ослышался, правда?

– Нет, именно так я и сказал. Ну ладно, за процветание Уоллеби, Диммока, Пейли… и, если угодно, Тукса. Так вот, вчера, когда вы дали мне это задание, сел я за стол и задумался. Прекрасная дама… рыцари в латах… замки… король Артур и Круглый Стол… драконы… поиски приключений… принцессы в башнях… сами знаете – замшелая чушь, И вдруг, словно в какой–то освещенной раме, я увидел девушку: на ней был средневековый наряд и она улыбалась мне. Она исчезла не сразу, так что я успел сделать первый набросок. А потом, когда я уже работал красками и сомневался в оттенках, она показалась еще два раза, почти осязаемая и такая прелестная, как раз в те мгновения, когда больше всего была мне нужна.