26 мифов о России. Ложь и тайны страны - Страница 8

Конечно, Николай Первый сделал много плохого, в частности создал в большой мере безнравственную государственную систему, коррупционную и построенную на лжи. Он сам это понимал и говорил сыну, что они двое – единственные в этой стране, кто не ворует. Но при этом как-то так получилось, что после его смерти Александру оказалось довольно несложно провести реформы, и его многие поддержали. Возможно, свою роль сыграли те новые институты, которые открыл Николай Первый – Технологический, Генштаба, переделанный Лицейский. За двадцать лет их существования выросло новое поколение современно мыслящих профессионалов, которые чувствовали себя не у дел в этом казарменном, казенном обществе, где все было построено на иерархии и безропотном подчинении, страхе и угодничестве. Но они были прагматичны, профессиональны и психологически готовы к тому, что, как только появится возможность, они смогут выйти из тени и начать работать.

Кроме того, надо помнить, что Николай Первый почти не проводил контрреформ. Он не вернулся к тому, что было до Александра Первого, и тут можно вновь провести аналогию с более известным советским «застоем», потому что, при всех бесчисленных недостатках своего правления, Брежнев все же не вернулся, к счастью, к сталинской системе, хотя и пытался отчасти возродить сталинский авторитет.

Если говорить о Брежневе и его периоде, то это, пожалуй, тоже был период созревания очень важных вещей. Но в отличие от николаевского времени, они созревали не благодаря Брежневу, не благодаря его ужесточающемуся курсу, а в значительной мере потому, что в хрущевский период общество успело выйти из сталинского спеленатого состояния. И поскольку не было повальных репрессий, поскольку не было ГУЛАГа сталинского масштаба, поскольку в определенных пределах допускалось разномыслие, общество постепенно готовило альтернативы на будущее.

Можно сказать, что в обществе определенная динамика все же была, а застой был прежде всего в партийно-государственной системе. Ситуация постепенно становилась все более сложной, внешняя политика – все более безумной, но зато в обществе постепенно созревали разумные силы. Появился довольно широкий слой людей, которых все это не устраивало, которые ощущали, что им не дают самореализоваться, что страна резко отстала, что надо что-то делать. Но никаких проектов и реальных планов тогда не возникало. Даже Сахаров был за конвергенцию советской и капиталистических систем, а Солженицын – за социализм, за обновленную Россию с человеческим лицом. Общество было настолько закрытым, настолько замкнутым, что только узкий круг людей имел доступ к информации, благодаря которой можно было понимать, что происходит на Западе и в мире в целом.

Анализируя исторический опыт, можно говорить и о некой цикличности: застой – кризис – реформы. Застой закономерно и неизбежно приводит к кризису, после которого проводятся реформы.

Если следовать этой схеме, то получается, что был брежневский застой, потом кризис СССР, который вылился в перестройку, потом ельцинские реформы. Дальше должен был случиться новый застой, который частично и начался при Путине, хотя до 2003 года продолжались некоторые экономические реформы и одновременно проводились контрреформы – прежде всего в политической сфере. Например, землю наконец-то начали отдавать в частную собственность, были снижены налоги и так далее. С 2003 года появились два фактора, серьезно напугавшие власти и остановившие многие реформы, – дело Ходорковского и «разноцветные революции». Именно тогда и стали появляться все более заметные признаки застоя. Четырехлетие Дмитрия Медведева, хоть и приправленное либеральной риторикой и ароматами (но не «мясом») модернизации, мало что в этом застое поменяло.

Современные исследователи брежневского застоя отмечают несколько его типичных черт.

Во-первых, фактическая несменяемость кадров: та же команда, которая в 1964 году свергла Хрущева, так и сидела до самого (в том числе своего физического) конца.

Во-вторых, коррупция: тогда даже ходило выражение «Генсек сам живет и другим дает».

В-третьих, идеология: крайний консерватизм, боязнь дискуссий, боязнь перемен.

В-четвертых, управление: административная вертикаль, максимальная централизация, бюрократическая иерархия.

В-пятых, сырьевая экономика: именно 70-е годы запомнились рентно-сырьевой экономикой на фоне мирового нефтяного бума.

В-шестых, некий общественный договор между властью и народом: мы вам – терпимый уровень жизни и развлечения, а вы не лезете в политику.

Все перечисленные черты в большей или меньшей степени подходят и к настоящему времени. Несмотря на некоторую «оттепель», не стоит идеализировать то, что происходило после 2008 года. Практически никаких существенных изменений ни на одном из перечисленных направлений не происходит. Наоборот, политика в значительной степени становится все более закостеневшей. И даже внешняя политика нередко воскрешает худшие образцы брежневских времен – обмен шпионами, скандал по поводу объявления молдавским президентом Дня оккупации и тому подобное. И конечно, громкий процесс Ходорковского тоже наводит на воспоминания о 70-х годах и громких показательных процессах над инакомыслящими того времени.

В России первое лицо играет огромную роль – согласно Конституции, у нас президентская (даже сверхпрезидентская!) республика. Возможно, такая система тоже сама по себе, по своему устройству, провоцирует «застойные» тенденции, поскольку ее модель слишком похожа и на монархию, и на советскую систему, – во всех случаях во главе страны стоял один человек, обладающий большой, часто никем и ничем не ограниченной, властью.

Можно уверенно говорить о многих негативных процессах, которые начались с установлением путинского политического режима. Но этот режим связан далеко не только с личностью Путина – это диктатура бюрократии, диктатура чиновничества или, как ее еще называют, – «бюрократически-олигархический» режим. Доминирует не просто В.В. Путин как человек, он – выражение господства определенного класса, определенной политической силы, а именно, силы бюрократии.

Когда создавалась современная Конституция Российской Федерации, было подготовлено два основных варианта. Вариант «а», который поддержало большинство, во главе с руководителем Экспертной группы Валерием Зорькиным, основывался на сильной президентской власти. Вариант «б», за которым стояли депутаты Волков, Шейнис и Пименов, – сильный президент, но при этом зависимое от парламентского большинства правительство. И весь политический конфликт 1992–1993 годов был как раз битвой за то, какой вариант принять, за то, кто будет контролировать правительство – президент или парламент.