23 оттенка одиночества (СИ) - Страница 29
- Просто позаботься о Китти. Я вернусь через полчаса.
- А если нет?
Усмехаюсь. Что тогда? Тогда жить станет проще.
Плетусь к машине, на ходу добиваю вторую сигарету. Надеюсь, меня убьет никотин, а не пьяный отец, иначе придется поверить, что даже болезни – полная чушь в сравнении с неадекватным Фрэнком МакКалистером.
Я добираюсь до дома за десять минут. Слишком мало, чтобы прийти в себя и взять под контроль свихнувшиеся мысли. Оглядываюсь по сторонам, изучаю знакомые улицы, ощущаю знакомый запах, и меня тянет блевать. Здесь все напоминает о том, кто есть я и, кто есть мои родители: кучка несчастных недоумков без настоящего и без будущего.
Сглатываю. Я знаю, что сегодня все решится, только не догадываюсь, как именно.
Открываю дверь. В отличие от украшенных домов, здесь темно. Не удивлен, что отец запретил маме привести в порядок холл. Тогда было бы не похоже на дерьмовую семью.
- Мам? – решительно иду вперед. – Ты здесь?
Наверху тихо. Сжимаю в кулаки руки и несусь на кухню. Перед глазами пролетают сотни воспоминаний. Отмахиваюсь от них, злюсь на себя за слабость и сильнее стискиваю пальцы. Я не должен поддаваться эмоциям. Эмоции – очень плохой союзник. Когда много думаешь, упускаешь то, что находится прямо перед носом. Например, рожу отца, внезапно возникшую по курсу.
- Сынок! – восклицает он. На кухне горит тусклый свет, однако я отчетливо вижу лицо человека, испортившего мне жизнь. – Хренов кретин, сколько лет!
Отец подходит ко мне и прижимает к себе так крепко, что перехватывает дыхание.
Я резко отстраняюсь.
- Где мама?
- Не желаешь спросить, как дела? – его глаза наливаются яростью. – Как прошли эти долбанные два года? Как мы сводили концы с концами? Как Дин потрошил из меня долги?
- Где она?
- Расплачивается.
Тело пробивает судорога. Я зажмуриваюсь и говорю: успокойся, но слишком поздно. Что-то меняется. Когда я вновь смотрю на отца, во мне нет жалости, нет надежды. Я хочу убить его, и это переплетается с несоизмеримым желанием оказаться далеко отсюда.
- Мы уезжаем.
- Мы?
Не отвечаю. Поворачиваюсь к отцу спиной и несусь на второй этаж. Надеюсь, мама в порядке. Надеюсь, что, когда я вижу ее лицо, станет проще. Хватаюсь рукой за перила, и тут же отлетаю назад.
- Куда ты так спешишь? – взвывает отец. Он ржет, а я поднимаюсь на ноги, полный решимости выбить из него все дерьмо. – Мамочка занята, она…
Выпускаю кулак. Он врезается в папин нос, и звучит такой громкий хруст, что эхо от него разносится по всему коридору. У отца открывается кровотечение. Он орет что-то, хватается дрожащими пальцами за лицо и поднимает на меня дикий взгляд.
- Ублюдок, - его окровавленный рот превращается в оскал, - ты мерзкий кретин, ты пожалеешь! – Его руки оказываются на моих плечах. Я уворачиваюсь, однако пропускаю сильный удар по животу. Тело сгибается. С губ срывает стон, и я тут же ощущаю, как отец разъяренно вонзает пальцы в мое горло. Он выглядит сумасшедшим. – Все, что ты умеешь, все, что ты делаешь, - шипит он, - все это я. Твои удары, выпады, твоя злость. Я знаю тебя, тупой ублюдок, потому что ты – мой сын.
- Нет! – отпихиваю его от себя. Свирепо расправляю плечи. – Ты больше не сделаешь маме больно. Ты больше и пальцем не тронешь меня.
- Я никуда не денусь. Я каждый день буду рядом, а ты всегда будешь меня слушать. Ты слабак и недоумок. – Ржет он, вытирая кровавые линии с подбородка. - Ты не можешь со мной справиться, сынок. Не можешь! Ты ведь не я, ты ведь не убийца, да?
Я ору, что есть мочи. Несусь на отца и так грубо сбиваю его с ног, что пол под нами предательски скрипит. Сжимаю горло отца левой рукой, а правой размахиваюсь.
- Ты больше не тронешь меня! – рычу я, со всей дури вонзая кулак в его лицо. Затем глубоко выдыхаю. – Я ненавижу тебя, ты – сукин сын, я ненавижу тебя! Ненавижу! – Руки поочередно оставляют на его роже удары. Я размахиваюсь быстрее и быстрее, и мои локти становятся красными, опухшими от ссадин. – Ты должен сдохнуть, сдохни!
- Трой!
- Сдохни!
- Трой, прекрати!
Чей это голос? Кто это? Я ничего не вижу. Перед глазами стоит черная пелена.
- Трой!
Меня хватают за плечи, но я сопротивляюсь. Кричу и не выпускаю из пальцев горло отца. Он жив, он не умер, но он должен умереть. Должен! За то, что сделал с матерью, за то, что сделал со мной. Кто я теперь? Кто я теперь из-за него?
- Боже, прекрати, умоляю, Трой, ну же, взгляни на меня! – мою спину крепко-крепко сжимают. – Я здесь, все в порядке. Я здесь! Твоя мама на улице. Трой!
Нет сил бороться. Я оборачиваюсь, закрываю глаза и порывисто прижимаюсь всем телом к единственному источнику тепла.
- Китти, - шепчут мои губы. Карабкаюсь ладонями по ее спине. – Китти!
- Это я. Все хорошо. – Она ловко оттаскивает меня в сторону. Помогает подняться и обнимает что есть сил. – Все будет в порядке. Милый, Трой. Все будет хорошо, слышишь?
Я не могу вымолвить и слова. Стою, уткнувшись носом в ее волосы, и дрожу, будто лист. Мне страшно. Что я сделал? Не хочу открывать глаза. Я – чудовище.
- Тшш, - шепчет девушка. Ее губы касаются моего лица. – Я рядом.
- Я не смог.
- Все хорошо.
- Я не остановился. Он мой отец, но я его ненавижу. Я всегда ждал, но сейчас…
- Я здесь, - она отстраняется и смотрит прямо на меня. Улыбается, но я не верю. В ее глазах стоят слезы. Ей тоже страшно. – Твоя мама в порядке. Джейк нашел ее.
- Нашел?
- Да.
- Она не ранена?
- Нет. – Китти прикусывает губы. – Родители вызвали полицию.
- Ладно. – Киваю. Пытаюсь стряхнуть с лица ужас, но не выходит. Перед глазами до сих пор стоит его ухмылка. – Я ушел, прости, но я должен был разобраться. Я…
- Осторожно!
Девушка отталкивает меня в сторону. Врезаюсь спиной в стену и застываю.
Иногда время останавливается.
Глупо его об этом просить, ведь оно самостоятельно подыскивает нужный момент.
Такой момент, как этот.
Я ничего не слышу, не могу пошевелиться. Вижу, как отец сбивает Китти с ног, как она валится на пол, а ее волосы взмывают вокруг шеи. Грубо ударившись затылком о паркет, девушка открывает рот в немом крике и закрывает глаза.
- Нет! – срываюсь с места. Налетаю на обезумевшего отца, который пялится на что-то, что сжимает в пальцах, и ору. Он – монстр. Он отнимает у меня все, что дорого! Я хватаю его за ворот рубашки и грубо встряхиваю, - за что? Что я тебе сделал? Что?
Он смеется. Кровь продолжает хлестать из его ноздрей, глаза затекли, сосуды в них полопались. Но отец не думает о боли. На его лице безмятежная улыбка. Он отвечает:
- Потому что ты мой сын.
Отбрасываю его в сторону. Он разбивает вдребезги маленький столик, тысячи осколков разлетаются по коридору, вонзаются в его спину, но мне все равно.
- Китти? – поворачиваюсь к девушке. Она стоит около лестницы. – Ты в порядке?
- Да. – Отвечает она, сжимая руками талию. – Он дышит?
- Не знаю.
- Проверь.
- Какая разница? – двигаюсь к девушке. – Давай уйдем отсюда. Давай…
Неожиданно наступаю на нечто острое. Опускаю взгляд вниз и вдруг понимаю, что под подошвой лежит вытянутый, охотничий ножик. Что он тут делает? Присматриваюсь. Нож в крови. Страх заставляет меня поднять голову. Молча смотрю на Китти и вижу, как она виновато отодвигает от живота алые руки.
- Прости.
- Китти?
Ее глаза закатываются, и она падает.
В моих воспоминаниях Китти Рочестер падает несколько раз, и я никогда не успеваю ее подхватить. Она с грохотом валится на пол, я подскакиваю слишком поздно, а затем из моего горла вырывается дикий крик, на который сбегаются незнакомцы.
- Птенчик, - шепчу я, поправляя ее волосы, - посмотри на меня, Китти! О, Боже, пожалуйста, я люблю тебя, давай же! Я люблю тебя! Открой глаза! Китти!
Но она не открывает. Она не шевелится и становится такой же холодной, как и снег на веранде. Ее губы синеют. Кто-то оттаскивает меня в сторону, однако я на коленях возвращаюсь обратно. Тяну к ней руки и деру горло, пытаясь докричаться.