210 по Менделееву - Страница 5
Медик мгновенно сориентировался и налил детективу виски в мензурку, которой было накрыто горлышко бутылки.
– В таком случае угостите и меня, – остекленевшим взором уставившись в одну точку, попросила я.
Хмель сразу ударил в голову. По всему телу разлилась предательская слабость, а голова закружилась.
– Скажите откровенно, доктор, у мужа есть шанс выжить?
– Я боялся, что вы меня спросите… Откровенный ответ на ваш прямой вопрос потребует от меня определённого мужества.
Тимати приблизился ко мне, но я и так все поняла и предупредительно подняла ладонь, как бы дистанцируясь от всего, что происходило в последние часы. Но врач продолжал:
– Не стану от вас скрывать, надежды мало. Но мы делаем всё возможное. Мы обследуем пациента полностью, чтобы выявить степень поражения внутренних органов. Затем планируем провести гемодиализ, то есть полностью заменить всю кровь больного. Так что борьба за жизнь вашего супруга идет полным ходом.
– Господи, кому нужна такая жизнь, за которую надо бороться?!. – Я разрыдалась. – Доктор, поймите, я не хочу его потерять! Не хочу, слышите, не хочу! Вы должны спасти его! Иначе я не знаю, что сейчас сделаю!
Мне действительно хотелось сейчас убить врача.
– Вся беда в том, что воздействие на человеческий организм этого вещества совершенно не изучено, – поставив бутылку обратно на стол, сказал Тимати. – Сегодня ночью я смог дозвониться в Токио профессору Мокимото, одному из лучших в мире специалистов по лучевой болезни. Хотел проконсультироваться с ним. Но, к сожалению, оказалось, что даже он не владеет достаточной информацией в данном случае. Ему, как, собственно, и нам, известно только то, что если это вещество каким-то образом попадёт в организм человека – то ли с пищей, то ли в виде пыльцы в легкие, то ли от соприкосновения с открытыми участками кожи, – все бесполезно. Живет изотоп всего 138 дней, но за столь короткий период он способен натворить много бед, поскольку много раз токсичнее самых страшных ядов, известных человечеству…
– Спасибо за популярную лекцию, доктор! Успокоили!
Могу представить, как выглядело в те минуты мое лицо. Тушь, судя по платку, гуляла по всему лицу…
– Однако есть и обнадеживающая новость. Профессор Мокимото добровольно вызвался прилететь в Лондон, чтобы помочь в лечении вашего супруга. Он настоящий врач, скажу я вам! Так что, возможно, ещё не всё потеряно.
– Доктор, я хочу немедленно увидеть мужа! Вы должны разрешить мне свидание с ним! – решительным тоном потребовала я, не очень надеясь на результат.
– Нет, нет и нет! У нас очень строгие порядки, и пока ваш муж находится в реанимации, свидание с ним исключено. Возможно, дня через два-три, когда мы переведём его в отдельную палату, тогда… Правда, содержание больного в такой палате стоит недёшево. Но, надеюсь, фирма вашего мужа оплатит расходы…
– Пусть только попробует не оплатить! – уверенно заявила я. А сама невольно подумала: Эленский совсем заездил Вадима, платит же копейки. – Кстати, доктор, хорошо, что вы мне напомнили. Надо сообщить на фирму о том, что случилось.
– Давайте пока воздержимся от звонков, – категорично заявил Барлоу. – Если вы, леди, подумаете, то догадаетесь почему. А сейчас поезжайте-ка домой, примите успокоительное лекарство, хорошенько выспитесь, отдохните. Сегодня, ближе к вечеру, мы намерены обследовать вас и ваших домочадцев…
– У меня дома только сын, – едва сумела произнести я, а затем, как потом рассказал Барлоу, упала в обморок.
Смутно я уже представляла, что ждет меня впереди. Но, как оказалось, далеко не все.
Когда миссис Люсинову отправили домой, а доктор ушел к пациентам, я принял еще пару порций виски и не удержался, сразу схватился за свой дневник. Хотя что я мог записать? Что день прошел почти впустую? С отравленным русским так пока и не встретился. А его жена… Жена? Почти вдова, если я правильно понял доктора. Увы, она тоже ничего путного не сообщила.
Кстати, какое все-таки впечатление произвела на меня жена Люсинова?
И тут меня как застопорило. Гривс ждет рапорта о том, что я нарыл, а я ему буду докладывать соображения по поводу жены русского? Чем она так приковала мое внимание? Слезами? Истерикой? Своей любовью к мужу, тоже граничащей с истерикой? Вот бы меня так кто-нибудь любил…
А вдруг она разыгрывает комедию? На самом же деле сама подсыпала мужу яд в чай или в карман… Боже, что я несу? Хватит! Пойду уламывать доктора, чтобы допустил к больному. Как он там?
После многочисленных процедур – капельниц, промывок и прочих вливаний – Люсинов почувствовал себя лучше. Правда, он по-прежнему испытывал такую чудовищную слабость, что с трудом мог пошевелить конечностями.
Он лежал на высокой подушке и прислушивался к самому себе. Беспомощное состояние было абсолютно внове для бывшего разведчика, от рождения обладавшего отменным здоровьем и недюжинными физическими кондициями. Сейчас же он был рад хотя бы тому, что с помощью специальной кнопки приподнял спинку койки. Так вроде лучше. Однако Вадим по-прежнему никак не мог сосредоточиться, чтобы найти ответ на гложущий его вопрос – как же он умудрился отравиться?
Где-то далеко-далеко в глубине подсознания вроде бы брезжил смутный ответ, но он с ужасом гнал его прочь. Неужели Лэнг? Но зачем? Может, разгадка совсем проста… Огромным усилием воли, напрягая воспалённый мозг, Вадим пытался заставить память работать. Но всё, что больной сумел вспомнить, – это как в очередной раз повздорил со своим шефом Борисом Эленским в его офисе. Повод, как всегда, один и тот же – невыплаченный гонорар.
Потом Вадим отправился на ланч в суши-бар отеля «Миллениум», где для оптимизации своего передвижения по Лондону договорился сразу о двух встречах. Сначала со старым коллегой по службе Димкой Полевым, а затем с итальянцем Скарлетти по поводу некоего заказа.
Полный абзац! Хоть убей, но память словно заклинило. Даже стыдно. Вадим не мог понять, зачем Димка притащился на встречу с каким-то мрачным мужиком, явно тоже гэбистом, но так и не сказавшим ни слова, кроме короткого приветствия. И с итальянцем все смутно. Для кого тот решил выступить посредником? Может, кто-то из них подсыпал отраву? Или вместе сговорились?
Так или иначе – доигрался. Да и хвалёные лондонские эскулапы явно перестарались – похоже, вместе с желудком они промыли ему и мозги…
Процесс самокопания неожиданно прервал вошедший в палату доктор Тимати, лицо которого Вадим увидел впервые.
– Как себя чувствуете? Вам лучше? – вкрадчиво поинтересовался он.
– Вашими молитвами, доктор. Вернее, вашими промывками! – отшутился больной.
– А вы молодец, господин Люсинов! Даже после всех наших пыток не потеряли чувство юмора, – искренне подбодрил пациента врач. – Что ж, очень хорошо. Значит, вам полегчало.
– Тяжело в лечении – легко в раю, – слегка улыбнувшись, вновь мрачно пошутил Вадим.
– Именно так, именно так… – рассеянно пробормотал врач, не обратив внимания на то, сколь двусмысленно прозвучал ответ.
– Вот только голова, доктор, совсем дурная. «Что-то с памятью моей стало, то, что было не со мной, помню…» – неожиданно тихим голосом пропел по-русски Вадим.
– Не понял? – бросил на больного удивлённый взгляд Тимати.
– Это слова из популярной русской песни о проблемах памяти.
– А-а, понятно, понятно… Кстати, как раз память сейчас вам очень и очень нужна, господин Люсинов. Вас уже несколько часов домогается важный детектив из Скотланд-Ярда. Но я его не пускал. Вы не будете возражать, если он отнимет у вас несколько минут?
– Из Скотланд-Ярда?! – удивлённо переспросил Люсинов и невольно приподнял голову с подушек. – А ему-то чего нужно? Не хотите ли вы сказать, что я совершил некий проступок?
– Да нет, мистер Люсинов, Скотланд-Ярд к вам пока претензий не имеет.