2007 № 11 - Страница 38

Когда Тата уходила домой (происходило это ровно в девять, как велела Алиса), Олег и компания, по недостатку других тем, обсуждали Тату.

— Приколитесь, Малая сказала, что после школы пойдет в университет! — лелея прорезавшуюся в голосе хрипотцу, говорила девушка Анжела. Устроив между резцами пузатую, с белой полосой семечку, она хищно разгрызла ее.

— Работать? — спрашивал Веталь, восьмиклассник с безбровым лицом и шрамом на стриженной ежиком белявой голове.

— Дурак, учиться.

— На кого?

— На биолога, говорит.

— Брешет.

— А чего, у нее родаки богатые.

— Богатые? Да у нее даже мобилы нету!

— А деньги есть. Я ее вчера попросила занять две тысячи рублей, дала.

— Тоже мне — две тысячи.

— Олежа вот не дал, — Анжела кокетливо прищурилась. Получилось шлюховато.

— Да он и так всем должен. Будет он еще тебе давать. Да, Олежа?

— Разбежалась, — басил Олег, вырисовывая прутиком на песке скалящуюся рожу.

Так они и беседовали, оставляя после себя черную подсолнечную шелуху, неумелые, напитанные слюной окурки и плохие воспоминания.

— А давайте над Малой приколемся? — предложила однажды Алла, обладательница взрослого, по-бабски угрюмого лица с широким непородистым носом.

— Типа? — с особой, вопросительно-утвердительной интонацией поинтересовался Веталь.

— Типа Олежа ей назначит свидание. Эта придет. А мы будем смотреть и прикалываться.

— Ив чем прикол? — в голосе Веталя звучал скепсис, который апологеты рабочего класса склонны звать здоровым.

— Ну… не знаю.

— Вот если бы Олежа не пришел… на это свидание… вот это был бы реально прикол! — улыбнувшись углом рта, сказала Анжела.

— Да ладно. Подождет пять минут и чухнет. Всего прикола, — стоял на своем Веталь.

— Малая? Пять минут? Да ты ее не знаешь! — взвилась Анжела. — Будет час ждать, а потом еще разревется!

— Ну и толку?

— Проучим ее.

— Хоба, а можно круче! — оживился девятиклассник Мичин, его все звали по фамилии. Чувствовалось, он не на шутку разгорячен идеей. — Пусть Олежа забьет ей стрелу в Магазине. Она туда внутрь зайдет. Мы засов задвинем. Посмотрим, что она будет делать.

— Обделается, наверное, — хмуро усмехнулся Веталь. — Будет орать: «Олежек! Любимый! Спаси меня! Мне так страшно!», — последние слова Веталь произнес тоненьким голоском, небесталанно изображая девичье отчаяние.

— Может, ну его к бесу? — вяло возразил Олег. Большими пальцами обеих рук он щупал клавиатуру мобильного — пока товарищи спорили, отстреливал летящие из правого верхнего угла экранчика звездолеты мутантов.

— Ты вообще сиди. Твое дело только ей сказать, — задумчиво изрек Мичин и в качестве последнего неотразимого довода добавил: — Ты мне должен вообще, забыл?

К своему первому свиданию Тата готовилась в вихре деятельного исступления — будто собиралась в школу к самому первому Первому сентября. Впрочем, ведь и свидание — первый класс взрослой жизни.

Прыщ над бровью был с горем пополам выдавлен, ранка прижжена водкой, найденной в холодильнике (Алиса держала ее для компрессов). Ногти — вычищены и подпилены. Волосы вымыты, причем дважды. Тата даже выстригла себе челку — кромка получилась косой, но так даже актуальней, успокаивала себя она.

Набег, совершенный поутру на косметический столик Алисы, принес Тате несколько полезных трофеев: тональный крем (им Тата собиралась замаскировать ранку от прыщика), перламутровую помаду и лак для ногтей. Правда, маникюра, несмотря на полтора часа мытарств, у Таты не получилось — кисточка в неумелых руках облизывала что попало и помимо собственно ногтей золотисто-оранжевый колер приобрели также и нежные беленькие кутикулы. Насупившись, Тата свела лак вонючим ацетоном.

Примерно два часа Тата крутилась перед зеркалом, примеряя уведенные из шкафа бабушкины торжественные платья времен щедрых премий за проектирование газопровода Уренгой-Помары-Ужгород. Поначалу задумка явиться пред очи Олега а-ля Королева Кубков казалась ей прекрасной. Но потом, вспомнив заветы Анжелы и Аллы («слишком навороченных пацаны стремаются!»), Тата остановилась на джинсовом сарафане и полосатой кофточке, каковая, впрочем, вскоре обнаружилась в корзине для грязного белья. Пришлось согласиться на футболку с надписью «Sharm-el-Sheih». Старая Алисина клиентка, владелица агентства недвижимости Варвара Петровна, презентовала эту футболку на Татин день рожденья.

В молодости главбух Варвара гадала на любовников, затем переживала за оболтуса-сына, то и дело ввязывавшегося в мутные истории с давящими очертаниями казенного дома на заднике, а после пятидесяти открыла для себя вечные ценности в виде мохнатого кобеля по кличке Бендер, свежевыжатых овощных соков и отдыха на морях по системе all inclusive. Теперь Варвара Петровна приходила редко, в основном, чтобы подстраховаться перед особенно важными сделками. Алису она уже давно, и отчасти заслуженно, воспринимала как соавтора собственной судьбы. А гонорары всегда подзвучивала подарками и прочей милой мишурой женского приятельства.

Прежде чем покинуть дом, Тата выдернула из розетки видавший виды бабушкин «Локон» — попытка подкрутить кончики волос окончилась очередным за этот день фиаско.

Она почистила зубы, в восьмой раз надушилась и, на ходу пообедав шоколадной вафлей и помидором, бросилась вниз по лестнице.

Сердечко Таты стучало громко.

«Магазином», где назначено было Татино свидание, называлось гадкое и глухое место — один из отрогов построенной еще при царе Леониде станции, обеспечивавшей очистку сточных вод городской канализации.

С высоты полета стрижа станция напоминала бетонную черепаху — раскинувшую лапы, вытянувшую навстречу не поймешь чему тупую башку и, словно рулевым веслом, помогающую себе обрубком хвоста.

С наступлением капитализма коммунальное тело города ссохлось и одряхлело. Окраинная станция-черепаха, неподалеку от которой, считай, оканчивался город, не составляла исключения. Зимой в облупившихся помещениях станции ночевали бомжи, на подступах к ней сводили счеты беспризорные собачьи стаи. Что, впрочем, не мешало станции функционировать — в ее черных глубинах, как встарь, урчало, дрожало и механически переваливалось что-то значительное.

Многие служебные комнаты, ранее всегда закрытые, теперь были распахнуты настежь — делай, что хочешь (засовы и замки сдали на лом сильно пьющие, а оттого ежеутренне предприимчивые граждане).

Одну из таких комнат, правда, с уцелевшим засовом, глядящую дверью на далекие бетонные брикеты Татиного района, облюбовали для своих идиотских нужд пацаны — там они курили (один раз даже низкосортную ростовскую дурь), понемногу выпивали и мечтали о разных гадостях.

На дверях повесили найденную на свалке табличку.

Вся в ржавых пятнах, она сообщала расписание работы некоего магазина. Обеденный перерыв с 13–00 до 14–00 на ней обозначался стилизованной чайной чашкой. Над ней левитировала черная запятая ароматных испарений.

Дверь Магазина была притворена. И Тата робко постучала.

На часах без пяти минут пять. Но, может статься, Олег, как и подобает Ромео, пришел раньше?

Не ответили.

Тата смело вошла. Здесь она уже бывала однажды, вместе с Анжелой — тогда Анжела забыла в Магазине солнцезащитные очки (девочки в Татином дворе носили их до самого октября, по большей части на темечке — получалось нечто вроде кокошника).

Скрипнули пружины продавленного дивана, Тата устроилась в углу. Она причесалась, скрестила руки на груди и принялась ждать.

В умной головке Таты хороводили сцены романтических объятий из урывками виденных мелодрам.

Она даже придумала, что скажет Олегу, когда он наконец появится.

«А давай уйдем отсюда! Здесь так мрачно!»

«Но куда?» — спросит Олег.

«К метро прогуляемся. Там открылся новый зоомагазин!»

«Зоомагазин? Круто! Ты любишь животных?» — спросит Олег.

«Еще бы! Особенно морских!»