2007 № 11 - Страница 18
— Алексис не хочет говорить сама, но, как видите, она в полном порядке, хотя и немного на нас сердится. Мы прекрасно о ней заботимся. Однако мы будем ее прятать, пока хефн не согласится вернуть ее нам, дабы освободить от разлагающего влияния гайяистов. Еще несколько месяцев назад дитя было чудесной эфраимитской девочкой, но потом ею завладели гайяисты и промыли ей мозги, заставляя поверить в свою ложь. Поэтому сейчас, в ожидании ответа хефна, мы приложим все силы, чтобы устранить зло, причиненное невинному ребенку. Каждое дитя для нас драгоценность, тем более теперь, когда инопланетяне украли у нас целое поколение.
И все время, пока незримый агент вещал, Лекси стояла почти как статуя, лишь ее подвижное лицо умело отражало пренебрежение («Драгоценность… ха!.. Что за чушь… вы ведь в это не верите, правда?»). У Пэм защипало глаза.
— Помолитесь же с нами и поддержите в наших попытках заставить этих адептов зла раскаяться в преступлении, которое поколение назад они совершили против человечества. Мы требуем, чтобы нам вернули способность исполнять заповедь, которую Господь некогда дал Адаму и Еве: «Плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю».
Лицо Лекси на экране сменилось лицом диктора.
— Полгода назад «Си-Би-Эс» стало известно, что миссия гайяистов в Солт-Лейк подала жалобу на деда Алексис Оллред, которого обвиняют в сексуальных домогательствах к несовершеннолетней. Эдгар Карстейрс — член церкви эфраимитов и прямой потомок пророка Эфраима Карстейрса. Поскольку обвинения были выдвинуты против мистера Карстейрса, Алексис находилась под опекой гайяистов. Ребенок был похищен в горах Уотсач, штат Юта, с места съемок сериала «Тысяча миль», который финансирует и продюсирует церковь эфраимитов.
5
Глубокой ночью поезд Пэм прибыл на Новоиерусалимскую площадь. Монорельсовая дорога прекращала посадку в вагоны в одиннадцать вечера, но у обочины еще стояло несколько конных повозок. Закинув на плечи рюкзак, Пэм спустилась на улицу. В офис или домой? Сначала домой, потом в офис? Или наоборот? Она мешкала, рассматривая эфраимитского ангела Фортибуса, сторожившего самый высокий шпиль собора через улицу от вокзала. Надо, чтобы зрители видели конкретного человека, который ищет Лекси. Лучше всего сегодня же выступить с заявлением. Значит, в офис. Подозвав конную повозку, Пэм забралась внутрь. Ночной ветерок казался сладким, и возница опустил кожух. Лошадь цокала по мостовой, но Пэм, откинувшись на спинку сиденья, продолжала изучать ангела, — залитый светом, он словно парил над темными улицами. Невзирая на отсутствие крыльев, он действительно летел — как фигура на носу корабля над волнами. С такой высоты живой человек, наверное, разглядел бы, где прячут Лекси. Рядом нависала серая громада эфраимитского офиса, на фоне которого собор со своими шпилями казался карликом. Если пленницу держат там (что вполне возможно), она, вероятно, смотрит на ангела сверху вниз. Если, конечно, ее подпускают к окну.
— Куда, дамочка? — спросил возница, судя по акценту, латиноамериканец.
— Гайяистская миссия на Четвертой Южной. Он присвистнул.
— Я бы на вашем месте там не показывался.
— Просто отвезите меня туда, ладно?
В миссии светились все окна. Добрый, милый, надежный Джейми. Пэм расплатилась с возницей, который только сейчас смог рассмотреть ее под фонарем.
— Ах, вы та дамочка, которая на хефнов работает. Мыкались допоздна, ту девчонку из телика искали, теперь я понял.
Пэм побежала по дорожке, Джейми рывком распахнул дверь, еще до того, как она вставила в замок ключ.
— Слава богу, ты вернулась!
— И я страшно рада тебя видеть. — Сбросив рюкзак, она рухнула рядом с ним на диван. — Я видела запись в поезде. Что тебе удалось узнать?
— Ничегошеньки! Поговорив с тобой, я вызвал полицию, и они начали поиски, но как только выяснилось, у кого она, на том все и кончилось. Церковь держит рот на замке, я обзваниваю всех наших информаторов, но никто не хочет говорить. — Джейми раздраженно выдохнул. — Чаю хочешь? Сидра?
— Спасибо, всю обратную дорогу я ехала в вагоне-ресторане. — Пэм потерла глаза. — Посвященных в преступный план, наверное, не больше дюжины. Нужно отдать им должное, участники похищения рискуют жизнью. Они знают, что, если затея провалится, хефн сотрет их сознание. Эфраимиты действуют с бесстрашием фанатиков.
— Верно, вот только, на мой взгляд, красть девочку и держать ее в заложниках отнюдь не акт бесстрашия, — пробормотал Джейми. — Как, по-твоему, отреагируют хефны?
— Думаю, никак. Скорее всего, сделают вид, будто ничего не случилось. А может, и подключатся к поискам. Лекси нравится Хамфри, он не оставит ее в лапах церкви. Он сам через пару дней сюда приедет. Если к тому времени мы ее не найдем, он вытащит из эфраимитов место ее пребывания, и вовсе не за столом переговоров.
— Пара дней — большая роскошь. Пэм кивнула.
— Они обещали о ней заботиться, и девочка не сломается, во всяком случае сразу, но она рассчитывает на мою помощь. Я с тобой согласна: не будем ждать Хамфри, давай приступим к поискам прямо сейчас.
Даже произнося эти слова, Пэм зевнула и едва не растянулась на диване.
— Значит, выступим с заявлением?
— Непременно. Вот почему я приехала сюда прямо с вокзала. — Усилием воли заставив себя встать, Пэм поплелась в свой кабинет. — Включить компьютер. — Она рухнула на стул. — Мне понравилась твоя мысль: похитить ребенка, чтобы использовать его как пешку в переговорах, — трусливый поступок. Церковь эфраимитов, чья история полна подвигов самопожертвования и отваги, сегодня предала самое себя.
Отослав заявление в «Солт-Лейк-Трибьюн» и на «Си-Би-Эс», Джейми уехал домой — всего полмили на велосипеде. Пэм тоже собиралась к себе, но диван в кабинете манил песнью сирены. Отыскав в рюкзаке косметичку, она смыла крем для загара, погасила свет и провалилась в сон.
Уснула она глубоко, сказалась усталость последних двух дней. Обрывки сна то всплывали, то пропадали снова. На заре, невесомая в чистейшем свете, она восхищенно застыла на самом высоком шпиле Новоиерусалимского собора, любуясь жгучим серебром солнца, готового подняться над хребтом Уосатч. К ней слетелись птицы: зяблики, воробьи, малиновки и кряквы, которых она растила и выкармливала — сверкающее птичье облако закружилось вокруг ее головы. Спикировал с высоты и завис в полуметре от ее лица Хромоножка, здоровыми и сильными крыльями колотя воздух. Она протянула руку, чтобы коснуться красноватых перышек у него на груди, когда ее осенило: «Я сплю, у меня осознанный сон».
Она о таком читала, хотя с ней самой ничего подобного не случалось. В осознанном сне ты понимаешь, что спишь и можешь управлять сном. «Я найду место, где держат Лекси!» — тут же решила она и, раскинув крылья, взмыла в небо. Окруженная и поддерживаемая завивающейся спиралью стаей уток и певчих птиц, Пэм закружила высоко над городом. «Покажи, где Лекси!» — приказала она и тут же понеслась на юг. Большое Соленое озеро осталось справа от нее, хребет Уосатч и восход — слева. Беззвучно, если не считать шороха и биения крыльев, вместе с ней летели птицы. Вместе они пронеслись мимо Пойнт-оф-Маунтин, полетели над Оремом, потом над Прово, далеко внизу блеснула серебром монорельсовая дорога.
Они неслись, как ветер. Птицы перестали кружить и теперь слились вокруг Пэм в единый клин, который летел по плавной отлогой траектории — быстрее и выше естественных птиц. «Будем надеяться, я не проснусь раньше, чем доберемся до места», — подумала она, но под ней струилась земля, и сон не кончался.
На стене кабинета, где спала Пэм, висела огромная рельефная карта Юты. Сейчас эта карта раскинулась под девушкой; серым выступали, служа ей ориентирами, старые пики. Над Спэниш-Форк, когда впереди уже показалось озеро Юта, стая повернула на юго-восток, оставив позади сверкающие рельсы и долину Солт-Лейк. Местность внезапно изменилась, пики исчезли, и теперь внизу змеились глубокие каньоны, на дне которых темнели на фоне красной и терракотовой земли пятна темно-зеленых кустарников. По дну одного каньона вилась дорога, и клин последовал за ней. Мелькнула кучка строений — Прайс? Теперь они двигались еще быстрее, снова взяв на юг, и рельеф растекся широкой долиной, обрамленной далекими хребтами. Пэм сознавала лишь ошеломляющую скорость и энергию птиц, которые уносили ее вверх, тянули за собой. А потом вдруг прямо перед ними показалась крутая излучина реки посреди темно-зеленой морщинистой долины, и вот уже они пикируют вниз, а после кругами спускаются над розовыми скалами с обрубленными вершинами. Водная гладь расширяется, затем следует длинное низкое здание, возле него стоит ребенок и, запрокинув голову, поднимает левую руку в гайяистском приветствии.