2005 № 10 - Страница 57

Он резко кивнул — жилы веревками вздулись на бледной шее — и последовал за мной.

И все оглядывался, не выпуская из виду эти измученные человеческие останки, пока мы шли к бронедвери.

Кароль был у правой стороны ее, Зенон у левой.

— Jeden, dwa, trzy…[17]

Оба они одновременно нажали на рукоятки. Дверь сморщилась, а потом медленно свернулась назад, открывая за собой обитый стальными листами проход.

Каролю и Зенону придется остаться на месте, потому что если хотя бы один из них ослабит хватку, дверь захлопнется. Открыть ее можно было только снаружи. В случае необходимости можно было выйти и изнутри; однако движение внутренних рукояток приведет в действие каждую сирену в этом заведении, после чего наша миссия закончится в считанные секунды.

— Хорошо, — сказала Лаура. — Мы пришли.

Будем надеяться на то, что Вильгельм сумеет сделать то же самое. Мы углубились в недра стального коридора.

Лабораторные столы занимали помещение, в котором мог бы разместиться заводской цех. Лаура, Петр и я прошли по одному из проходов к сосновым ступенькам в противоположном конце зала, где и остановились. Ступеньки поднимались к стеклянной кабинке на помосте, однако кабинка — возможно, служившая лабораторией-изолятором — оставалась неосвещенной и безлюдной, как и все эти рабочие столы, пустые кресла в просторном и мрачном зале.

Высоко на стене висело алое знамя с вышитой на нем свастикой. На наших глазах медленно открывалась вторая дверь, приводившая в это помещение.

— Нет…

В зал вошли двое светловолосых мужчин в белых лабораторных халатах поверх безупречных костюмов.

Какое-то время мы просто смотрели друг на друга и молчали.

Контакт, осуществленный через третье лицо — школьную учительницу, не имевшую представления о том, кто из наци входил в соприкосновение с ней и с кем из участников сопротивления общалась она с помощью писем, передававшихся, естественно, не по почте, — свидетельствовал о проведении работ по созданию дракона дальнего радиуса действия с нуклеиновой бомбой в качестве полезной нагрузки, которую должны были изготовить вражеские нимфокластеры. Аналитики из Уайтхолла не сомневались в том, что в контакт вовлечен тот или другой из Вильгельмов, но ни одному из них не пришло в голову, что оба они решили изменить рейху. В особенности теперь, когда блицкриг превращал в прах города Англии, когда сапоги солдат вермахта маршировали по всей Европе и бывшие свободные страны сыпались, как домино, перед наступлением рейха.

Не нравится мне все это.

— Позвольте мне кое-что показать вам, — тот из Вильгельмов, что был пониже ростом, Вильгельм Первый, указал жестом на непрозрачную, жемчужного цвета панель в стене. И вновь по-английски добавил: — Подойдите сюда.

Стесняться было нечего. И я направился к нему, намереваясь предложить рукопожатие, но он отвернулся к пульту — панель стала прозрачной.

Я автоматически отступил в тень, однако это было излишним: лаборатория вокруг меня оставалась в полумраке, хотя просторный ангap, открывшийся нашему взору, был ярко освещен накаленными добела дуговыми лампами. Даже если техники внизу посмотрели бы на это окошко, они бы едва ли заметили нас.

— Бог мой, — пробормотал Петр.

Ибо мы увидели драконов такой величины, которой нельзя было даже вообразить: их расстеленные дельтовидные крылья заполняли гигантскую площадь — между их кончиками поместился бы целый квартал. В недра драконов загружали сферических опаловых нимф, их длинные усики аккуратно окружали объемистые мешки с желтком. Сброшенные над городом нимфы немедленно развернутся и, в считанные секунды сбросив оболочки, превратятся в небольших взрослых драконов, которые с запрограммированной точностью обрушат свой смертоносный груз на мирные города.

— Первые летные испытания, — ровным тоном произнес Вильгельм Первый, — дали удовлетворительные результаты.

— А каков их радиус действия? — спросил я. И поскольку он не ответил, добавил: — Was ist die Fliegweite?

— Zwei tausand Kilometer. — Он пожал плечами. — А может, и больше.

При радиусе в две тысячи километров драконы могли стартовать прямо отсюда — наци даже не придется переносить свои предприятия на территорию оккупированной Франции, как я предполагал.

Если лаборатории люфтваффе сумеют размножать этих гипердраконов достаточно быстро, если они сумеют произвести дюжину, а может быть, и два десятка эскадрилий, война с Англией закончится даже без нуклеиновой бомбы, и англичанам придется учить немецкий — так, как некогда нашим предкам-саксонцам пришлось против собственной воли осваивать язык офранцузившихся норманнов. Однако новый режим сделается истинным кошмаром, какого не знали авторы средневековых сказаний со всеми их чудовищами и демонами.

— А вы, — я повернулся лицом к другому Вильгельму, — что вы рассчитываете получить от этого?

Они торопливо подкатили передвижные доски к сосновым ступеням возле изолированной лаборатории. Вильгельм Второй быстрыми движениями набросал мелом уравнения, а Вильгельм Первый комментировал их, устанавливая стеклянное блюдо на асбестовый коврик.

— Насколько я понимаю, — он подождал, пока я кивнул: мне было известно, что он не является специалистом по квантово-молекулярной теории эволюции, — существуют две проблемы. Первую представляет само ядро бомбы, снабженное самореплицирующимися прядями аттракторов, рассчитанных на каскадирование в атмосфере.

Я похолодел.

— Вторую, — продолжил Вильгельм Первый, — представляет собой векторный триггер, питающий процесс своей энергией и выносящий икру наружу, обеспечивая тем самым распространение каскада.

Уже из разговоров на вечеринке в доме Оппенгеймеров я понял, что нацисты продвинулись достаточно далеко в решении проблемы и успели разобраться в триггерном механизме настолько, чтобы понять: он столь же важен для действия оружия, как и само нуклеиновое ядро.

По умножавшимся на доске формулам энзимов — Вильгельм Второй как раз отложил в сторону исписавшийся кусочек мела и взялся за новую палочку — я видел, что они, во всяком случае, овладели техникой проектирования ядра бомбы. И поскольку (вопреки инстинктивной убежденности Эйнштейна) такие характеристики, как разум, эволюционировали в природе слишком быстро, не укладываясь в Уоллесовы правила макроселекции, то Вильгельм Второй вместе с сотрудниками мог создать необходимые нити репликаторов за время куда меньшее всех несчетных тысячелетий, ушедших на обыкновенную эволюцию.

Как показали Шредингер и Бор, энзимы служат химическими наблюдателями вызывающих коллапс молекулярных волновых функций, который с учетом наложения вероятностей ведет к единственному исходу. Однако энзим, который постоянно «наблюдает» за молекулой, находящейся в одном и том же положении, не позволяет ей еще раз вступить в неопределенное, способное к реакции состояние, тем самым навсегда замораживая ее конфигурацию и энергию.

Тем не менее квантовая биология обладает другим, не совсем очевидным принципом, гласящим, что способ, которым произведено измерение, определяет его результат.

И работавшие в Нью-Мексико ученые воспользовались им. Если наблюдающий энзим сам подвергается медленным переменам, тогда он позволяет отсутствующей молекуле эволюционировать в соответствии с присущими энзиму биохимическими тенденциями.

— Итак, — спросил Вильгельм Второй, отворачиваясь от грифельной доски, — что вы думаете об этом, друзья мои?

Я попытался сохранить самообладание, однако Вильгельмы переглянулись, и я понял, что выдал себя.

Каких бы результатов они ни добились к этому времени, я теперь знал: наци обладают вполне жизнеспособной программой создания нуклеиновой бомбы. Уничтожение любой экосистемы — для них это вопрос времени.

— Also gut. — Вильгельм Второй кивнул. — Неплохо. Позвольте мне показать вам…

Звякнула далекая дверь, и оба Вильгельма одновременно побледнели.