1972. Родина - Страница 2
– Меня так учили. В папке, которую я вам передал, содержатся эскизы снаряжения, которое нам необходимо сделать. И срочно. Очень срочно! Это приборы бесшумной стрельбы – такие, какие используются в будущем, в просторечии – глушители. Это разгрузки. Это бронежилеты, каски, ножи и все остальное. Эти вещи можно сделать буквально на коленке мелкими партиями, потому проблем думаю не возникнет. Но все это должно быть изготовлено к началу работы базы. Список оружия я вам уже передавал.
– Зачем вам иностранное оружие? Кольты? Снайперские винтовки? М-16?
– Насколько я понимаю, группа не всегда будет работать только здесь, в Союзе. Так что… ну вы поняли.
– Понял – кивнул Семичастный – Хорошо, сделаем. Еще что-то?
– Оружейник нужен. Который будет заниматься переделкой нашего оружия и его ремонтом. Чтобы мы всегда могли отвезти ему стволы и в кратчайшие сроки их получить назад. Ну и… патроны! Патроны, патроны, патроны… мы сожжем их столько что хватит на дивизию! Но это важно. Это самое главное. Патроны боевые и патроны тренировочные – их пометить. Еще вот что… спецсредства. Уверен, в недрах вашей… нашей конторы есть спецсредства, о которых почти никто не знает. Мне нужны яды, мне нужны заряженные иголки, мне нужны «Стрелки».
– Стрелки?! – Семичастный поднял брови – откуда ты… ах да, все время забываю, с кем разговариваю.
– Угу – кивнул я – Меня ваши коллеги тоже хотели иголочкой подколоть… чтобы языком не трепал лишнего. Ниночке дали иголочку. Вот таких иголочек было бы неплохо иметь побольше. И… инструктора – как ими пользоваться. А также – противоядия.
– Мне иногда тоже хочется тебя иголочкой подколоть! – проворчал Семичастный – Все не можешь забыть! Говорю же – не мы отдавали приказ! Брежнев. А его уже нет. Ну… если все у тебя – ходи отсюда! Делай дело. Кстати, как продвигается запись песен?
– Минусовки сделали, завтра начнем голос накладывать. Закончим – будем Ольгу писать. Хочу и Настю привлечь – бэк-вокалисткой.
– Кем?! – не понял Семичастный.
– Бэк-вокалисткой. Ну это если с английского – поющий сзади. То есть один певец поет, другой подпевает.
– Подпевала, в общем – вздохнул Семичастный, и проведя рукой по лицу, глухо, устало сказал – Чем я занимаюсь, а? Бэк-вокалистами! Ладно… не забудь – ты поешь на концерте к Дню Победы. Готовься как следует. Репертуар представишь мне лично – я буду одобрять.
– Репертуар вы уже слышали в записи – пожал я плечами – За исключением одного… я не знаю, как вы отреагируете, но мне хотелось бы это исполнить.
– Что именно? – насторожился Семичастный.
– Гимн. Гимн СССР, но не просто гимн, а в рок-обработке. Мы его сейчас записываем, вернее – уже записали. Осталось наложить голос.
– Что?! Какие слова?! Ты чего? – Семичастный смотрел на меня, как будто я сказал что-то непотребное – Старый текст?! Со Сталиным?! Категорически – нет! Нас не поймут!
– Вот! – я достал из кармана листок бумаги, сложенный вчетверо – Посмотрите. Никаких сталиных, и все в высшей степени патриотично. Сейчас гимн исполняется без слов, а я вам написал слова. У нас он исполнялся по-другому, не было упоминания Ленина и партии. Тут – есть. Но вот на обратной стороне уже тот текст, что в гимне в моем времени. Ритм исполнения не такой торжественный, в ритме рока. Молодежи очень понравится, уверен!
– Прочитаю! – Семичастный взял листок, разгладил, положил в папку – иди! И подготовь записи песен – я прослушаю, что у вас там получилось.
Он встал и пошел к своему креслу. Я тоже встал, собрал со столика удостоверения, рассовал их по карманам. Все, можно идти.
– До свидания, товарищ Председатель!
– И тебе не хворать – рассеянно откликнулся Семичастный, и больше уже не обращал на меня внимания, погрузившись в чтение бумаг. Я же вышел из кабинета, и уже без сопровождения пошел по знакомому коридору Конторы. Теперь я здесь был «свой», и мне не требовалось пропуска, не требовалось провожатого.
Мимо охранника на посту у выхода, и на улицу, к Железному Феликсу. Проходя мимо него, отдал честь: «Салют, Феликс!». Пока истукан стоит – Советский Союз тоже будет стоять!
Проходившая мимо интеллигентного вида женщина неодобрительно на меня посмотрела. Небось, из местной оппозиции! Не одобряет! Ну как же – отдал честь кровавому Тирану! А для меня Железный Феликс просто символ. Пусть стоит! Гнобить памятники – последнее дело. Если, конечно, это не памятник Гитлеру или Муссолини.
Подошел к черной «волге», стоявшей на парковке возле здания, открыл дверцу, уселся на сиденье рядом с водителем:
– Поехали на студию.
Все мои водители – их теперь было трое, видимо, чтобы выстроить график – были удивительно неразговорчивы. Максимум – пару тройку слов за поездку кроме «здравствуйте и до свидания». То ли инструкция у них такая – не досаждать мне разговорами, то ли сами по себе молчаливые люди, а может и все сразу. КГБ не любит болтунов. Они, понимаешь ли, находка для шпиона!
На студии «дым коромыслом». Богословский выбежал откуда-то из боковой двери встрепанный, и как всегда, сходу завопил:
– Давай, давай быстрее! Тебя ждем! Студия простаивает, мне уже всю плешь проели!
– Ты вот что, Никита… когда запишем, сделай мне магнитофонную запись. Семичастному доставить пред светлые очи. Он сегодня потребовал, мол, должен сам дать добро. Или не дать.
– Вот будет номер, если он еще и зарубит всю нашу работу! – усмехнулся Богословский – Столько труда, столько хлопот…
– Не зарубит, гарантирую! – отрубил я, Богословский махнул рукой и молча потащил меня к той комнатке, где стоял микрофон и где за стеклянным окошком были видны огромные пульты со множеством фишек, назначения которых я совершенно не представляю. Да и не хочу представлять. Каждый должен делать свое дело.
Я надел наушники, передо мной на столе включилась лампа – сейчас пойдет мелодия. Я приготовился, и… понеслось!
Аносов сидел напротив меня, возле него двое мужчин похожих на него как братья – такие же жилистые, поджарые, как старые, но еще сильные волки. Третий с моей стороны стола – по возрасту он был им вровень, но габаритами гораздо крупнее, эдакий штангист на пенсии. Только без лишнего жира, который обычно набирают бывшие спортсмены-тяжелоатлеты. И без живота.
Я пришел в эту квартиру вечером, уже после того, как закончил запись в студии. Сегодня мы записали три песни, и одну отрепетировали на завтра. С самого утра начнем, с восьми часов. Сегодня мне пришлось убить два часа на посещение Семичастного – по его требованию, так что времени на запись осталось меньше. Но тут уже некуда деваться – надо! Если тебя вызывает Председатель КГБ – бежишь на полусогнутых и не спрашиваешь – зачем и почему тебе это надо. Или ему. Хотел я этого, или нет – но теперь сам являюсь комитетчиком, притом не самого низкого звания. Полковник, однако, не хухры-мухры.
Этих людей я раньше не видел – кроме Аносова, само собой разумеется. Это и были бойцы его спецгруппы, которая во время войны и после войны занималась ликвидацией врагов родины.
– Вот, парни, это Михаил. Он будет… хмм…
– Временно буду курировать базу подготовки – подхватил я эстафетную палочку – Номинально это моя личная дача. На самом деле – база подготовки бойцов спецподразделения «Омега». Я обучаю вас, вы обучаете бойцов. Затем я сменю вид деятельности, и ваш командир останется командовать в одиночку. Все понятно?
– Ты… нас… обучать?! – брюнет, чуть выше Аносова ростом, скептически усмехнулся – Парень, да тебе сколько лет?! Чему ты можешь обучить меня?! Да тебя самого надо учить! Ох уж эта молодежь… бороду отрастил, чтобы солиднее что ли быть? Тебе еще и усы-то не по чину, а ты бороду!
Я посмотрел на Аносова, тот ухмылялся и в глаза его искрился смех. Он подмигнул, мол, выкручивайся сам!
– Мне пятьдесят два года. Я боец спецподразделения, которое нацелено на захват командных пунктов стратегического назначения. Диверсант. Воинская специализация – снайпер. Я думаю, что вам будет чему научиться у меня. Ну а я чему-то возможно научусь у вас.