1814 год: «Варвары Севера» имеют честь приветствовать французов - Страница 89

Другой насущной проблемой администрации стал контроль за состоянием медицинской службы и городских госпиталей.

Приближение театра военных действий к Шомону, естественно, вызвало поток раненых. Уже схватка 18 января вюртембержцев с частями Мортье не могла не доставить хлопот шомонским медикам. 24 января произошла схватка в 30 с небольшим километрах от Шомона у Бар-сюр-Оба, утром 25 января части Вреде вошли в Бар-сюр-Об[1569], 26 января, по свидетельству Дарденна, в Шомон привозят новую партию раненых. 1 февраля - сражение примерно в 50 км от Шалона при Ла Ротьере. 27 февраля опять сражение у Бар-сюр-Оба: в течение всего дня в Шомоне была слышна канонада с этой стороны, а следующие два дня в город постоянно прибывали раненые. Дарденн упоминал повозки с многочисленными ранеными, которые, несмотря на холод, были укрыты лишь тонкой холстиной: воздух оглашали стоны и крики этих «несчастных жертв честолюбия». Это разрывало профессору сердце, он не выдержал этой сцены и, проклиная войну, убежал прочь[1570].

Сразу стало понятно, что больница города не вместит такого количества пациентов. Из-за нехватки места в больнице раненых стали размещать в помещении библиотеки колледжа. Это посягательство на библиотеку иезуитов вызвало у Дарденна не меньше стенаний, чем сам вид раненых: «...B Шомоне была неплохая библиотека около 80 000 томов, хранителем которой был один из моих коллег. Она занимала два зала колледжа. Русские сделали в этих помещениях госпиталь для раненых. Члены магистрата протестовали, но не были услышаны: книги свезены в хлебный амбар, где их могли намочить снег и дождь»[1571].

Всего в Шомоне было 4 госпиталя на 2000 коек. Госпитали были также в соседних Лангре, Сен-Дизье, Жуанвилле, Бурбон-ле-Бэне[1572]. В колледже Шомона госпиталь, о котором писал Дарденн, если верить архивным документам и их исследователям, был открыт 10 февраля приказом Рэжекура[1573].

19 февраля последовал приказ Рэжекура относительно военных госпиталей в Шомоне, Лангре и Бурбон-ле-Бэне. Отмечалось, что несправедливо, когда содержание госпиталей полностью ложится на плечи тех коммун, в которых они расположены. Поэтому для каждого госпиталя определялся круг близлежащих коммун, обязанных ему помогать как в натуральной форме для обеспечения повседневных нужд, так и деньгами для закупки лекарств, которые реквизировать было невозможно[1574]. Ту же цель - обеспечить госпитали медикаментами - преследовал приказ от 21 февраля о своевременной уплате положенных налогов: за просрочку уплаты налога (по небрежности или умышленно) грозил большой штраф. Приказы эти поначалу не возымели должного эффекта, и 15 марта из штаб-квартиры союзников администрации департамента пришло распоряжение собрать с жителей Верхней Марны 150 000 франков на нужды госпиталей[1575].

На содержание одного офицера в госпитале выделялось в день 1,65 франка, на солдата - 0,90, на захоронение - 2 франка. Администрация внимательно следила за состоянием дел в этих госпиталях. Так, 25 февраля Рэжекур обращает внимание муниципалитета на нехватку санитарок и перевязочного материала в одном из городских госпиталей. 8 марта новая ремарка относительно грязи и всяческих отбросов во дворе госпиталя, отсутствие дров и угля, бинтов и зажимов, пренебрежение медсестер и докторов своими обязанностями. Рэжекур угрожал всех наказать, если ситуация не улучшится[1576].

Под различные службы, обеспечивающие содержание союзнических войск, были приспособлены и другие общественные здания города. Мэрия, префектура, бывший монастырь урсулинок, дворец юстиции - все было занято под нужны союзников. Не пострадал только театр: два или три раза в неделю здесь давали представления. Дарденн уверял (но верится ему с большим трудом), что на эти представления ходили исключительно офицеры союзников: местные отказывались сидеть рядом с врагами[1577]. Король Пруссии не пропустил, кажется, ни одного представления; российский император иногда любезно предоставлял своих музыкантов для театрального оркестра, хотя сам редко посещал спектакли. Императора Австрии вообще никогда не видели в театре; напротив, он часто ходил в церковь молиться. Как говорили в народе, он просил у Бога прощения за ту роль, какую его заставляли играть[1578].

Следила администрация и за чистотой в городе (за эпидемиологической обстановкой). 10 февраля Рэжекур пишет мэру о необходимости в 24 часа убрать всю грязь, навоз и мусор с улиц города[1579]. С наступлением весны, в марте, ситуация с заразными заболеваниями в городе стала критической. Эмиль Жолибуа писал о распространении тифа[1580]. Рэжекуру только в марте пришлось три раза напоминать мэру о необходимости убрать с территории города и округи трупы лошадей и останки других животных у мясных лавок. 9 марта 1814 г. губернатор приказал комиссару полиции осмотреть весь город на предмет обнаружения вещей, оставшихся после умерших (видимо, больных) и принуждения к их утилизации в 24 часа. Могильщикам предписано было копать могилы глубже. Были отрыты специальные траншеи для захоронения ампутированных частей тел раненых, а ампутация была тогда весьма широко распространена: быстро и эффективно[1581]. Тиф продолжал собирать свою жатву. На кладбище уже не хватало места, и на лугу возле фермы Нурри вырыли большую яму, куда сбросили трупы тифозных и забросали их гашеной известью[1582].

Несмотря на все эти приказы и меры, общая гигиена оставляла желать лучшего. 15 марта Рэжекур констатировал, что многие мэры не выполнили его предписаний по профилактике эпидемии и еще раз велел убрать все останки животных, угрожая за неисполнение приказа тремя днями заключения. 19 марта последовало новое письмо на имя мэра Шомона, в котором сообщалось, что, несмотря на принятые меры, в округе остались незахороненными еще от 30 до 40 трупов животных. В городе была объявлена эпидемия; 31 марта мэр постановил, что мертвецов больше не будут на отпевание приносить в церкви, а направлять на кладбище и хоронить в 24 часа. 2 мая Рэжекур вновь повторил свои приказы: жандармам поручено было проводить патрулирование, составлять протоколы и заставлять хоронить останки животных. Можно констатировать, что оккупационные власти внимательно следили за гигиенической ситуацией и старались предотвратить эпидемии. После эвакуации союзников ситуация едва ли не ухудшилась: нечистоплотность и заразные болезни продолжали опустошать население[1583]. Население Шомона на 1 января 1814 г. составляло 6392 человека, а на 1 января 1815 г. - 5811. Это было следствием в том числе и эпидемии. В июле 1814 г. пришлось набирать новую команду пожарных, ибо большая часть прежней во главе со своим командиром стала жертвой заразы.

Администрация должна была заботиться об общественном порядке, поддерживать соблюдение законности со стороны местных жителей. Первоочередной, но весьма трудновыполнимой задачей в связи с этим стало разоружение гражданского населения.

Еще 25 января Дарденн свидетельствовал: «Население разоружено; оружие должно было быть сдано в мэрию или коменданту под страхом смерти, но некоторые все же его оставили». Администрация боролась с прячущимися в лесах разбойниками, грабившими на дорогах. В департаментском архиве сохранилось письмо Рэжекура от 20 февраля 1814 г., предписывавшее наказать пятерых французов, виновных в ограблении повозки маркитанта[1584].