14-я колония (ЛП) - Страница 95
Он выдернул их.
Внутри загорелись искры.
Его глаза расширились.
Он ждал вспышки, такой же горячей и яркой, как солнце, ослепляющего фосфорного света, который он увидел бы только миллисекунду.
Но ничего.
Еще несколько секунд.
Еще ничего.
Его тюрьма была ледяной, воздухом почти невозможно было дышать. Он действительно был в недрах земли. Он лежал неподвижно и смотрел на чемодан, положив руку внутрь. Он пошевелил пальцами и снова нашел цилиндр. Уже не так жарко. Только теплый и быстро увядающий. Он продолжал трогать, потом хватать. Трогательно, захватывающе.
Цилиндр определенно охлаждался.
Он сделал это.
Чертову штуку обезвредили.
Пора уходить.
Он попытался отступить, но не смог. Он попробовал еще раз, но сверхтяжелое пространство ограничивало его движения. Когда он попытался заставить его, грязь упала, забивая воздух. Внезапно все вокруг него, казалось, сжималось еще больше, давило, давило его.
Еще больше земли посыпалось ему на спину.
Похоже, парашют обиделся на его вторжение.
Он застрял.
Матерь Божья.
Что за...
Желоб рухнул.
И он закричал.
* * *
Кассиопея двигалась так быстро, как позволяла туннель, используя свой телефон для освещения. Она могла только представить, что переживает Коттон. Он ненавидел тесные места. Это было тяжело даже для нее, и они не обязательно беспокоили ее. Она ушла далеко в землю, может быть, на сотню метров, туннель становился все меньше, когда она услышала крик.
Впереди.
Недалеко.
Она увеличила темп и, наконец, увидела, где туннель стал больше похож на щель, замкнувшуюся сам на себя.
Было движение.
Из него просачивались осколки света.
О Боже.
Хлопок был похоронен.
* * *
Малоун потерял его.
Он не мог вспомнить, когда в последний раз кричал, если вообще когда-либо. Он чувствовал себя глупым и слабым. Вонь собственного страха наконец заставила его подчиниться. Он закрыл глаза, когда реальность ситуации захлестнула его. Он толкнул свое свинцовое тело, руки и ноги сжались от боли. Он был похоронен, едва мог дышать, его мозг был заблокирован только одной мыслью.
Убирайся.
Как мог.
«Хлопок.»
Он схватился за себя.
Голос.
Фирменный, резонансный, авторитетный.
И знакомо.
Кассиопея.
Просто услышав, как она выдернула его из пропасти.
«Я здесь», — сказал он, изо всех сил пытаясь сохранить контроль.
Руки схватили его за обувь. Ощущение ее прикосновения успокаивало его. Двойная хватка на его лодыжках сказала его растерянному мозгу, что, возможно, с ним все в порядке.
Подожди. Не принимайте близко к сердцу. Помощь здесь.
«Я запечатан. Я… не могу выбраться.
«Теперь ты можешь», — сказала она.
* * *
Кассиопея проложила себе путь внутрь, выбрасывая за собой землю, яростно копаясь, пока не нашла ноги Коттона. Теперь она крепко держала его за лодыжки и вылезла обратно из желоба. То, что она меньше, дало ей еще несколько драгоценных сантиметров для маневра.
Крик принадлежал ему, и она знала почему.
Если и существовала какая-то концепция ада, в которую она не обязательно верила, то это была бы идея Коттона.
* * *
Малоун пополз назад, Кассиопея помогала ему, твердо тянув его за ноги. Еще несколько футов, и он будет свободен от этого гроба. Он оставил футляр и фонарик. Другие могут получить их позже. Он просто хотел уйти. Его ступни и ноги выскользнули из желоба обратно в тесный туннель размером три на три фута, который казался Центральным вокзалом по сравнению с тем, где он только что был.
Он стоял на коленях, его дыхание было прерывистым, но успокаивающим. В телефоне загорелся свет, и он увидел лицо Кассиопеи. Как ангел.
«Бомба?» спросила она.
«Я понял.»
«Ты в порядке?»
Он услышал беспокойство и кивнул.
Но это не так.
Он втянул воздух в свои ноющие легкие и боролся с приступом кашля, все его тело вздыбилось, горло все еще было наполнено желчью и страхом.
Она протянула руку и сжала его запястье. «Я серьезно. Ты в порядке? Здесь только ты и я».
«Меня… похоронили».
Он знал, что его грязное лицо отражало боль и мольбы, его черты были искажены ужасом, но он не пытался скрыть ничего из этого. Почему? Она слышала его крик, раскрывающий уязвимость, которую такой человек, как он, никогда бы не захотел раскрыть. Но они заключили договор. Больше никакой ерунды.
Поэтому он решил почтить его память.
Он посмотрел ей в глаза, благодарный за то, что она сделала, и сказал то, что чувствовал. «Я люблю вас.»
ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ
БЕЛЫЙ ДОМ, ПОНЕДЕЛЬНИК, 21 января, 5:45 утра
Стефани изучала Овальный кабинет, комнату, в которой теперь нет ничего общего с администрацией Роберта Эдварда Дэниэлса-младшего. Уорнер Скотт Фокс принял присягу, как предписано Конституцией, вчера в 12:00. Она стояла у входа в Голубую комнату и смотрела, как все транслируется в прямом эфире на весь мир. Все это время и она, и Эдвин гадали, разлетятся ли все они в пыль в результате подземного ядерного взрыва, но ничего не произошло.
Коттон сделал свое дело.
Что позволило провести вторую церемонию сегодня возле Капитолия. Фокс говорил на холоде полчаса с удивительным красноречием, энергией и храбростью. Новому президенту понравился инаугурационный парад, а затем он вернулся в Blair House, чтобы подготовиться к вечеру в городе, когда он и его жена переходили с одного бала на другой. Но сначала Дэнни попросил поговорить с ним, выбрав здесь, в своем старом убежище, для последнего разговора.
Вся банда была там.
Коттон, Кассиопея, Эдвин Дэвис и она сама.
Она сообщила обо всем Дэнни вчера, сразу после приведения к присяге. Она хотела сказать Фоксу, но Дэнни наложил вето на эту идею.
«Еще нет», — сказал он.
Она знала, что был предоставлен частичный отчет об инциденте с Джейми Келли и четырех обнаруженных случаях. Она представила, что эта информация вызовет у Фокса дрожь. Люк чувствовал себя хорошо, он хотел выписаться из больницы, но врачи сказали ему еще один день. Однако младший Дэниелс был проинформирован о том, что произошло, и был рад, что все наладилось.
Дверь открылась, и президент Фокс вошел в кабинет один, одетый в черный галстук и фрак и выглядел довольно шикарно.
«Знаешь, — сказал Фокс с улыбкой Дэнни, — тебе действительно нужно уйти в какой-то момент».
Воскресный сдвиг в обстановке сделал обычный уход уходящего президента событием, не заслуживающим освещения в СМИ. Обычно сразу после церемонии Капитолия бывшего президента видели махающим рукой репортерам и вылетающим с базы ВВС Эндрюс. Не в этот раз. Вчера Дэнни видел, как Фокс принес присягу, провел последнюю ночь в Белом доме, а сегодня во второй раз таращился, прежде чем отступить сюда, чтобы уйти со своими вещами.
«Я уже выхожу за дверь», — сказал Дэнни. «Но сначала нам нужно поговорить».
«Я чувствую себя немного в меньшинстве», — сказал Фокс. «Следует ли мне попросить своих сотрудников присоединиться к нам?»
«Давай оставим это между некоторыми из нас».
«Я чувствую, что все здесь знают то, что мне следует».
«Мы пытались сказать вам, что все было плохо, и вы не слушали», — сказал Дэнни. «Вместо этого ваши люди пошли за моей спиной и пытались завербовать мою девушку в качестве шпиона. И, да, по моему приказу, она их играла».
Фокс ничего не сказал. Но такие люди, как он, не любили, когда их загоняли в угол. Фактически, они всю жизнь избегали прямых углов. Но это был классический Дэнни Дэниелс. Пытки Теннесси, как назвали это члены Конгресса и правительства.
«Вы имеете в виду четыре захваченные вчера бомбы?» — спросил Фокс. «Я был проинформирован. Они даже не были активированы».