12 животных в мировом искусстве - Страница 2

Это уникальное исследование. В нем представлены исторические и художественные цитаты редкой полноты и богатства и описание текущих проблем многих видов животных, за чье сохранение борется WWF, которую я имел честь основать и возглавлять многие годы.

Тексты, основанные на увлекательных, часто никому не известных художественных и исторических событиях из жизни животных, а также рассказов, которые описывают их насущные проблемы, составили книгу с захватывающим сюжетом, важную с точки зрения науки и просвещения.

Фулько Пратези

Основатель и почетный президент WWF Italia

Иона, проглоченный морским змеем

Утиный клюв, круглая голова, увенчанная гребнем, длинная скрученная шея, чешуйчатое змеиное тело, грудные плавники и хвост в форме спирали.

На полу Аквилейской базилики, на одной из самых древних и известных мозаик с христианской тематикой, (20–40 гг. IV века н. э., времена правления Константина Великого), это чудовище появляется дважды. Мы видим его между центральным нефом и правым трансептом, в морских волнах, кишащих рыбой, брюхоногими, осьминогами и всевозможными моллюсками, изображенными необычайно реалистично, в окружении нескольких рыбацких судов.

На древней мозаике чудище, размером с лодку, проглатывает, а затем покорно выплевывает обнаженную фигуру. Этот человек – никто иной, как пророк Иона[1], чья история была очень популярна в первые века христианства и послужила сюжетом для многих рельефов, катакомбных росписей и мозаик. Аквилейская мозаика с точностью иллюстрирует ключевой момент этой истории: «…люди начали усиленно грести, чтобы пристать к земле, но не могли, потому что море все продолжало бушевать против них. Тогда воззвали они к Господу и сказали: молим Тебя, Господи, да не погибнем за душу человека сего, и да не вменишь нам кровь невинную; ибо Ты, Господи, соделал, что угодно Тебе! И взяли Иону и бросили его в море, и утихло море от ярости своей. И устрашились эти люди Господа великим страхом, и принесли Господу жертву, и дали обеты» (Ион. 1:13–16). «И повелел Господь большому киту (ориг. большой рыбе. – Прим. пер.) поглотить Иону; и был Иона во чреве этого кита (ориг. рыбы. – Прим. пер.) три дня и три ночи» (Ион. 2:1)[2]. Дальше все складывалось лучше, потому что Бог простил мятежника и снова поручил ему отправиться проповедовать в Ниневию. Там он подарил ему куст клещевины, чтобы Иона спасся от беспощадного зноя пустыни в его тени. На этом история не заканчивается. Но, как правило, именно эти отрывки из книги вызывали наибольший интерес мастеров поздней Античности: моряки сбрасывают Иону с судна, и огромная рыба проглатывает пророка; рыба выплевывает его на сушу; он лежит под листовой клещевины в жаркой пустыне. При одном только взгляде на эти «кадры» в мыслях верующих того времени сразу же возникала полная картина. Мы могли бы раскрыть в воображении читателя всю суть поучительной и захватывающей истории, приводя примеры из различных литературных текстов, от Лудовико Ариосто[3] до «Пиноккио»[4], но в данном случае это не так важно. Нам интересно чудовище, которое библейский текст называет только одним словосочетанием – dag gadol, большая рыба[5]. Несмотря на такое скромное описание, с момента зарождения христианского искусства[6] это существо изображалось в виде монстра, или кета[7], или морского змея[8] (сверхъестественного животного из греческой и римской мифологии, которого никто никогда не видел), или кита. На протяжении многих столетий первоначальные образы становились все более расплывчатыми, и в конечном итоге им на смену пришли чудовища из скандинавских легенд. Их описания дополнялись туманной информацией, собранной в каталогах и энциклопедиях[9], повествующих о не менее ужасных созданиях, в которых мы постепенно узнаем истинного исполнителя подводного наказания Ионы. Исидор Севильский, например, причислил существо к рыбам и неожиданно сообщил о нем очень точные и любопытные сведения: «Киты (лат. ballaena – Прим. пер.) имеют огромные размеры и называются так, поскольку как бы выбрасывают фонтаны воды. Из всех морских обитателей только это животное способно создать таким образом громадные волны, а слово „бросать“ переводится на греческий язык как βάλλειν»[10]. Здесь, как и в книге пророка Иезекииля, мы сталкиваемся с мыслью о том, что появление кита или похожего на него морского змея связано с бушеванием воды. И судя по всему, это убеждение основано на рассказах моряков, напуганных приближением огромных неведомых животных, которые создают волны. Конечно, встречи с китообразными были абсолютно нормальным явлением в скандинавских океанах и морях, которые в то время были полны жизни и еще не опустели в результате интенсивного и неразумного рыболовства. Эти существа обитали на грани между реальностью и литературой, между страхом и завораживающим, призрачным мифом, очень популярным в Средние века.

Герман Мелвилл снова обратился к истории Ионы в 1851 году, когда опытное знание и научная культура уже провели прочную границу между классом рыб и инфраотрядом китообразных, а внутри него – между горбатыми и кашалотами. Но нам не важно, к какому классу относится это существо. Намного интереснее понаблюдать, как американскому писателю удается мастерски собрать воедино образы самых разных эпох: «На белый горб кита обрушил он всю ярость, всю ненависть, испытываемую родом человеческим со времен Адама; и бил в него раскаленным ядром своего сердца, словно грудь его была боевой мортирой»[11]. А затем еще точнее: «Белый Кит для меня – это стена, воздвигнутая прямо передо мною. Иной раз мне думается, что по ту сторону ничего нет. Но это неважно. С меня довольно его самого, он шлет мне вызов, в нем вижу я жестокую силу, подкрепленную непостижимой злобой. И вот эту непостижимую злобу я больше всего ненавижу; и был бы белый кит всего лишь орудием или самостоятельной силой, я все равно обрушил бы на него ненависть. Не говори мне о богохульстве, Старбек, я готов разить даже солнце, если оно оскорбит меня»[12].

Однако в Средние века не было культурного и духовного пространства, позволяющего бросить титанический вызов абсолюту. Человек того времени хоть и пытался определить и классифицировать его, помнил о своей ограниченности, о том, как он мал перед лицом неизвестного. Средневековый человек – напуганный моралист, но он необычайно созидателен перед иррациональным, которому придает красочные и живописные формы, часто прискорбные и греховные, но новые и удивительные, эксцентричные, другие. Иначе говоря, эти формы – плод той особой близости реальности и фантазии, видимого и невидимого, которой современные люди, конечно, не уделили бы должного внимания. В силу этого, возможно, популярность кита также возрастает около 1000 года: каталог Liber monstrorum (пер. с лат. «Книга чудовищ». – Прим. пер.), составленный, вероятно, в Северной Европе и уже широко распространившийся в IX веке, определяет кита как «свирепого хищника, родом из Индии»[13]. В этот же период кто-то, скорее всего ирландский монах, написал необычную историю, известную как «Путешествие Святого Брендана Мореплавателя» (лат. Navigatio Sancti Brandani). В ней киты приобретают совсем другой вид и становятся чуть ли не главными героями.