12 маленьких радостей и одна большая причина (СИ) - Страница 34

– Можешь даже не стараться, вряд ли выйдет, – раздался приглушенный мужской голос. Я недовольно поморщилась, зажмурив глаза: звук хоть и был достаточно тихим, но головную боль все же усилил.

– Что вряд ли выйдет? – голос слышался будто издалека, будто говорила и не я. Сиплый, едва слышный и до жути гортанный – казалось, что его владельцем являлся пьяный в стельку пират, курящий по два десятка самокруток в день на протяжении вот уже половины столетия.

– Подняться. Ты заболела, что не удивительно с твоим везением – прямо за пару дней до Рождества! – воскликнул Гейб, но сразу же смущенно затих, увидев, какие страдания причинял такой шум. Извинившись, он продолжил, на этот раз шепотом: – Я скоро вернусь, а ты пока попробуй снова заснуть, хорошо? – попросил он, ласково улыбнувшись и проведя рукой по моим волосам.

– Подожди, – прохрипела я внезапно севшим голосом, когда мужчина отошел на несколько шагов. Возможно, он бы меня так и не услышал, не схвати я его за руку. – Куда ты уходишь? И мы что, все же помирились?

– Иззи, мы женаты девять лет, мы априори не можем мириться после каждой ссоры, ведь интервал между ними не больше трех с половиной часов. Если бы мы каждый раз мирились, то на перепалки не хватило бы времени, а без них и отношения уже не те, – усмехнулся собеседник. Женаты? Девять лет?! – Я только отвезу детей к бабушке и потом сразу же к тебе!

– Каких еще детей? – ошарашено выдавила из себя я, мгновенно позабыв о таких мелочах, как брак и обручальное кольцо, которое действительно угрожающе поблескивало на безымянном пальце. Качнув головой, Габриэль мгновенно подлетел ко мне, открывая бумажник, из которого буквально посыпались маленькие фотографии:

– Вот наш старший, Дэвид, ему сейчас восемь, – указал он на веснушчатого мальчугана, – А это пятилетние двойняшки, Розмари и Сьюзи, рыженькие, совсем как ты. О, а вот и Бекки, младшенькая, – умиленно улыбнувшись, пернатый показал последнюю фотографию, на которой он держал маленький сверточек с ребенком, которому было едва больше года. – На папу похожа, правда?

– Сейчас она похожа на плод топинамбура, а не на тебя, – фыркнула я, пытаясь вспомнить хоть один фрагмент из этого десятка лет счастливой семейной жизни. Архангел светился изнутри, будто только и ждал лишнего повода завалить меня изображениями с результатом девяти лет нашей совместной жизни, в которую с трудом верилось, но я чувствовала себя настолько отвратительно, что была готова принять все за чистую монету, лишь бы он заткнулся и испарился хотя бы на пару минут, осчастливив меня отсутствием беззаботного щебета. – И вообще, какие к черту дети? Какие девять лет брака? Ты что, хочешь сказать, что мне уже тридцать четыре, и я живу все в той же несчастной квартирке с целым выводком варваров?!

– Почему же варваров? – озадачился Гейб, с недоумением глянув на меня и приготовившись поведать тысячу и одну историю о том, что это наизамечательнейшие дети на всем белом свете, но я решила ответить прежде, чем начнется пересказ семейной летописи.

– Если они от тебя, то варвары по определению… Так, стоп, – прошипела я, испугавшись собственного голоса. – Это все шутка, верно? Ничего нет.

Мужчина недоуменно покосился на меня, отойдя к двери. В его взгляде читалось искреннее непонимание, будто я – путешественник из прошлого, рассказывающий ему о драконах и русалках с пучком щупалец вместо головы.

– Хорошо, ваше пернатейшество, начнем сначала, – устало массируя виски, выдохнула я и приготовилась начать расспросы о дате, детях и не изобрели ли еще волшебный пульт по управлению фигурой, но собеседник тут же вклинился в намечавшийся монолог:

– Как ты меня назвала? «Ваше пернатейшество»?

– Ну да, это вполне логично, если учесть наличие крыльев у архангелов и прочей небесной братии. Надеюсь, они у вас мягкие, как у прокладки, и все же покрыты перьями, иначе я отказываюсь понимать этот мир и его представление о Библии, – ответила я, но тут же умолкла, когда Гейб подбежал ко мне, пытаясь определить температуру, приложив ко лбу ладонь, а затем и вовсе начал вертеть мое лицо в руках, следя за выкатывающимися из орбит глазами.

– У тебя точно жар, уже бред начинается. Видимо, все хуже, чем я думал, – констатировал он и уже потянулся к телефону, но я тут же выбила устройство из его рук.

– Хватит ломать комедию, это уже не смешно! – я бы взвизгнула, если бы могла, но, к сожалению, получалось только по-змеиному шипеть, что лишь усилило необходимый эффект.

– Сладкая, какую еще комедию?! Ты не узнаешь детей, не помнишь десять лет из своей жизни и кричишь что-то об ангелах и прокладках – как я должен реагировать? Нам нужно позвонить врачу.

– Какому еще врачу? – возмутилась я, крепче сжав руку мужчины. – Просто приложи руку к моему лбу, наколдуй таблеток из воздуха или станцуй ритуальный танец с бубном у костра… Я не разбираюсь в ваших архангельских штучках, но раньше они отлично работали. Помнишь, как тогда в Центральном парке ты вылечил мне разбитую коленку, – я уже давно вышла из состояния психического равновесия, ведь мужчина просто не понимал, о чем я говорю, и это не на шутку пугало.

– Какой еще Центральный парк? Мы познакомились на работе и уж точно не были вместе в Нью-Йорке… Погоди, ты думаешь, что я архангел? – изумленно спросил мой новоявленный супруг, а затем осторожно погладил меня по плечу, опустившись рядом на кровати, и мягко начал: – Иззи, тебе нужно успокоиться, а я пока съезжу за одним знакомым, Брайаном. Он отличный психотерапевт, и уже через неделю…

– Какой Брайан? Какую неделю?! Ты считаешь меня сумасшедшей, да? Ты же чертов Трикстер, архангел или кто ты там еще, так что из нас двоих я наиболее адекватный человек, – в глазах уже стояли слезы от безвыходности ситуации. Я застряла черт знает в каком году, Габриэль – вовсе и не Габриэль, а тут еще и грипп подхватила. Безграничное счастье. Подняв опустевшие глаза на сидевшего рядом мужчину, я почувствовала, как накатывает волна обжигающего гнева – достаточно просто взглянуть на его довольную ухмылку и хитрый прищур, чтобы понять, что все это очередной розыгрыш, который наверняка войдет в список самых идиотских.

– Ах ты козел такой! – прохрипела я голосом умирающего гризли и уже было замахнулась, чтобы влепить гаденышу подзатыльник, но рука безвольно опустилась, ведь силы незаметно исчезли после шока, продлившегося несколько минут.

– Ты бы видела свое лицо, сладкая! – веселился мужчина. – Больше всего меня настораживает то, что ни брак, ни дети не напугали тебя так, как возможность отправиться на прием к психологу.

– Заткнись, Гейб! – взмолилась я, чихая, и, получив от него коробку носовых платков, тут же использовала ее по назначению – как орудие если не убийства, то хотя бы искалечения. Потерев ушибленное плечо, мужчина вскочил на ноги, чтобы находиться на безопасном расстоянии от меня, и уже там продолжил вещать:

– А если серьезно, то ты действительно заболела, но использовать свои силы я не собираюсь.

– Это еще почему? – возмутилась я. Если уж он покруче всяких там врачевателей, то почему бы не избавить страждущую от мук и боли адской? Ни стыда, ни совести.

– Так неинтересно, – в тот момент я еле сдержалась, чтобы не швырнуть в него хотя бы подушку. – У меня появилась отличная возможность искупить вину и заботиться о тебе, не боясь получить за это по почкам, так что упускать ее я не собираюсь. Но так как до Рождества осталось три неполных дня, а у меня все еще есть на тебя планы, ты обязана выздороветь к завтрашнему утру.

– У тебя странное представление о человеческих болезнях, – тихо отозвалась я, кутаясь в одеяло, будто оно могло меня защитить от пугающих замыслов архангела. Зная его характер, я чувствовала, что придется отбиваться, чтобы не начать выполнение той программы в четверо детей уже сегодня ночью, но сил на это было катастрофически мало. Кажется, я обречена.

– Ешь.

– Нет.

– Ешь, – уже тверже сказал Габриэль, подсаживаясь ближе. Я только отрицательно качнула головой, промычав что-то о правах. Шумно выдохнув, он стал на колени перед кроватью и, нацепив на лицо идиотскую улыбку воспитателя из детского сада, притворяющегося, что любит детей, и делающего их же куклы Вуду для расправы во время тихого часа, медленно поднес ложку, наполненную бульоном, прямо к моему рту: