12 маленьких радостей и одна большая причина (СИ) - Страница 13
Завалив маленький столик целой горой сладостей, архангел оживился еще сильнее, радуясь, как пятилетний ребенок.
– Там царь Кощей над златом чахнет… – задумчиво проговорила я, подавляя улыбку. Делать вид, что Гейб ничего не говорил, что мне просто послышалось… О Боже, да зачем?! Все ведь просто, как дважды два: я в него влюбилась по уши, он – в меня, так чего я веду себя как последняя идиотка? Напоминанием о причине служила эта несчастная татуировка на левом запястье. «Помни о смерти», Изабелл, не смей менять планы только из-за мимолетного чувства, о котором вы оба через месяц забудете.
– Прекрати киснуть! На вот, выпей лучше какао, – сказал мужчина, протягивая мне чашку. О Господи, сейчас меня еще заставят съесть два килограмма шоколада, не меньше. Ох, прощай фигура…
– Слушай, как в тебя столько сладостей влезает? Мы же пару часов назад мороженое ели!
– Ты вообще отдаешь себе отчет о том, что вокруг тебя находится? Какое к черту мороженое?!
Вырвать архангела из шоколадного плена мне удалось только через сорок минут, когда был продегустирован весь ассортимент этой лавки. Продавщицы только и успевали, что взвешивать, подносить и пересчитывать деньги. Прощались они с нами уставшие, но чертовски довольные. Конечно, редко кто скупает чуть ли не половину товара за один раз!
– Круто быть ангелом, да? Жрешь тонны сладостей, а у тебя ни кариеса, ни лишнего веса! Черт возьми, это повод для зависти!
– Так, дамочка, попрошу! Я архангел, а не какой-то там, так что не путать! Но в общем-то да, это довольно неплохо, – в привычной манере ухмыльнулся Гейб, когда мы снова вышли на небольшую улочку. В ответ я только улыбнулась и остановила мужчину:
– Подожди. У тебя весь подбородок в крошках от миндального печенья, – сказала я, аккуратно стряхивая крошки с лица Гейба. Тот, внимательно проследив за моими движениями, подошел чуть ближе и, дождавшись, когда я закончу приводить его в порядок, едва ощутимо коснулся краешка моих губ указательным пальцем, едва заметно улыбаясь. Я стояла как вкопанная, не смея даже шевельнуться из-за потрясения. Тем временем Габриэль облизнул палец и едва слышно произнес, словно отвечая на мой немой вопрос, так легко читаемый в округлившихся от ужаса глазах:
– Шоколад.
– Веришь, меня это ни капельки не успокаивает, да и твоему поступку логики не добавляет, – выдавила я, постепенно выходя из оцепенения.
– Я всего лишь вытер шоколад. Ты же имеешь право отряхивать меня от крошек, почему же я не могу тебе навести марафет? – невинно приподняв брови, оправдывался архангел, делая вид, что искренне не понимает причину моего ступора. Гаденыш.
– Не думаю, что тебе нужно так себя вести по отношению ко мне, – сухо констатировала я, отводя взгляд на едва замшелую светло-бежевую кирпичную стену. Лучше рассматривать пятисотлетние здания, чем пляшущих чертиков в глазах Гейба. Не приятнее, но безопаснее так точно.
– Изабелл, – позвал меня архангел, ненавязчиво перехватывая мое запястье. Его прикосновение буквально обжигало кожу, а весь здравый смысл браво шагал к чертям собачьим под бешеный стук обезумевшего сердца. Ах да, угадайте, кто только что стал цвета коммунистического знамени.
– Я сказала «нет»!
– Я тебе даже ничего не предлагал, на что ты «нет» свое излюбленное собралась говорить?! – начал выходить из себя Гейб. Про себя я отметила, что его глаза становятся темнее, когда он злится. Сейчас они уже не были такими же ярко-фисташковыми как и обычно, а потемнели до светло-карих. Цвет чем-то напоминал загустевший мед или тягучую карамель…
Наконец заставив себя оторваться от неуместно долгого разглядывания глаз архангела, ставшего уже небезопасно родным, я решительно ответила, высвобождая руку из теплых ладоней Габриэля:
– Ты понял меня. И мой ответ «нет».
Голос показался мне чужим, ведь я сама никогда не смогла бы произнести подобное таким жестким и беспрекословным тоном, по крайней мере, по отношению к Гейбу. Рядом с ним я привыкла превращаться в вечно смущенную девочку, которая заливается краской при каждом его движении и по определению не может быть жесткой или в чем-то ослушаться. Сейчас же во мне будто проснулась полная противоположность, готовая действовать решительно и стоять на своем до последнего. Но я не хотела этого пробуждения. Совершенно не хотела.
– Это твой окончательный ответ? – немного разочарованно протянул Габриэль, внимательно следя за моей реакцией. Видимо, она его не разочаровала.
Мне оставалось только молчать, в который раз за этот день впадая в полный ступор. Ответить «да» не поворачивался язык, а сказать «нет» не позволяла гордость. Тупик, выход из которого не так-то просто отыскать. Поэтому я просто уставилась на мужчину, не в силах сказать хоть что-либо. И он истрактовал это по-своему.
– Ну вот и замечательно. Самое главное я услышал, мы можем идти дальше, – лучезарно улыбнувшись, сказал Габриэль и потянул меня за руку вниз по малолюдной улице.
– Постой, ты не так меня понял, я… – начала сопротивляться я, но встретив на себе насмешливый взгляд вновь посветлевших глаз, замолкла.
– Я все понял правильно: ты боишься, что я заставлю тебя отказаться от самоубийства, но то, что по уши влюбилась, тебе скрывать сложно. Все верно, Иззи? – легонько щелкнув меня по кончику носа, засмеялся Габриэль. Я чуть не задохнулась от смущения, но перечить не стала – это слишком бессмысленно, ведь мы оба знаем правду. Да и послушал бы он мои лживые возгласы? Вряд ли.
– Ты ужасный засранец, – констатировала я, пытаясь поспеть за несущимся вперед ангелом.
– Я знаю. И тебе это нравится больше всего, верно?
– Прекрати так делать! – недовольно взвизгнула я, уворачиваясь от несчастного прохожего, попавшегося нам на пути. Да уж, теперь этот коренной парижанин будет еще больше ненавидеть американцев, «грязных и неотесанных неандертальцев с запада». Что уж поделать, традиции и стереотипы.
– Как «так»? – задорно спросил Гейб, наконец замедляя шаг.
– Ставить меня в неловкое положение! Ты можешь хотя бы пятнадцать минут не издеваться надо мной?
– Милая, я даже не начинал. Я всего лишь постоянно констатирую факты и абсолютно не понимаю, почему это тебя обижает. Нехорошо обижаться на правду, Изабелл, – мило улыбнулся мужчина и, крепче сжав мою руку, вновь помчался вниз по улице.
– Ладно, это уже бесполезно… Позволь поинтересоваться, куда ты меня так усердно тащишь? – устало проговорила я, смирившись со своей участью. Вырываться, кричать и отбиваться было бесполезно, мне оставалось только плестись следом за своим сумасшедшим спутником.
– Что значит «куда»?! Побывать в Париже и не увидеть Нотр-Дам де Пари – глупость чистой воды. И у нас все еще есть время, чтобы это исправить…
– Боже мой, за что мне такое наказание?! Мало того, что нам нужно преодолеть четыреста две ступени, так еще и по восемь евро вытрясли, сволочи французские! – причитала я, едва переставляя ноги. Позади было уже двести пятьдесят ступенек, но это едва больше половины, что совсем не радует. Еще и голова начинает кружиться, да и огромное количество мороженого, любезно впихнутого Гейбом в мой несчастный желудок, уже просится назад. Да уж, миссия «Впихнуть невпихуемое» выполнена, а вот удержать все на своих законных местах довольно проблематично. Кошмар.
– Так, отставить жалобы, рядовой Винтер! У нас наполеоновские планы по покорению Парижа, а ты сдалась при виде какой-то несчастной лесенки? Что за позор! – театрально всплеснул руками Гейб и продолжил яростно подгонять меня.
– Ты же архангел, давай телепортируемся на самый верх, тебе же ничего не стоит это сделать, – слезно заумоляла я, пытаясь сделать какое-то подобие щенячьих глазок. Видимо у меня ничего не вышло.
– Еще чего! – точно, решительно ничего. – Чем труднее дастся тебе восхождение, тем сильнее ты будешь ценить то, что получишь после. Так что молчи и поднимайся.
35 ступенек спустя…
– Ге-е-ейб, – заканючила я, чувствуя, что ноги, непривыкшие к таким длительным пешим прогулкам, окончательно немеют. Тяжело вздохнув, Габриэль повернулся и уставился на меня с укором: