1185 год - Страница 3

Итак, фабрикант Крашенинников держал в руках тот хронограф, который потом купил у Иоиля обер-прокурор синода Мусин-Пушкин. Следовательно, в 1750 году он лежал на месте. Розыски в Ярославском архиве были продолжены[1]. Выяснилось, что, сдавая и принимая в монастырях дела, игумены проверяли, не утерял ли чего из ценностей предшественник. Таких описей в архиве сохранилось несколько. По ним обнаруживается, что в 1776 году в Спасо-Ярославский монастырь прибыл новый игумен Иоиль Быковский. Он тщательно переписал все церковное имущество, переплел список в тетрадь и, от безыскусной тяги к красоте, вырезал из бумаги сердечко, наклеил его на переплет тетради и с нажимом написал на сердечке: «Копия описи Спасо-Ярославского монастыря церковным ризничным и монастырским вещам 1776 и 1778 годов». Это была тетрадка для себя – оригинал был отослан в консисторию. За списком дверей, подсвечников и риз следуют книги. Под № 67 написано «Хронограф в десть», то есть в лист. Значит, «Слово», если верить версии Мусина-Пушкина, еще лежит в монастыре.

Следующая опись была произведена через десять лет. Указом от 3 июля 1787 года монастырь был упразднен, а Иоилю от синода была оказана милость: «Бывшему во оном архимандриту Иоилю, по старости и болезни его увольняемому от управления тем монастырем, производить по смерть его нынешнее жалование». Жалованье было неплохим – пятьсот рублей в год. Так что Иоиль мог безбедно доживать дни в своих покоях. Он скончался в девяностых годах, оставив сравнительно большую библиотеку, все книги в которой были печатными. Ни одной рукописи.

Имущество монастыря по описи 1787 года Иоиль сдавал архиепископу Ростовскому и Ярославскому Арсению. В конце описи числятся рукописные книги. Причем за десять лет их число увеличилось: Иоиль к книгам относился бережно и доставал их для монастыря.

Итак, в 1787 году в монастырь приехал архиепископ, и Иоиль показал ему библиотеку и рукописи.

Известно, что Арсений был хорошим знакомым Мусина-Пушкина, который имел поместье в Ярославской губернии.

Визит архиепископа в монастырь навел исследователей на определенные рассуждения. Они были подкреплены пометками на описи. Если приглядеться, то можно увидеть, что против названий четырех рукописей на полях имеются тщательно стертые слова.

Опись передали в группу фотоанализа Лаборатории консервации и реставрации документов Академии наук СССР. В лаборатории опись внимательно изучили и убедились, что стертое слово на всех строчках одно и то же – «отдан».

Это означает, что в момент составления описи, или даже раньше, четыре рукописи были кем-то изъяты из библиотеки. Можно предположить, что архиепископ Арсений обратил на них внимание и сказал старцу, что берет их на время. Иоиль ничего не посмел возразить.

Арсений уехал, увезя рукописи с собой. Но тут случилась новая напасть. В том же 1787 году Екатерина разослала по всем упраздненным монастырям указ сделать опись казенного имущества. Значит, надо снова все проверять. И отвечает за то Иоиль – больше никого в бывшем монастыре не осталось. Требуемая опись была отправлена в Петербург только через год. Может быть, Иоиля мучили болезни, но вернее – беспокоила судьба отданных рукописей, и он пытался их вернуть.

И вот тут, без сомнения, он получил весьма строгое указание от архиепископа: скрыть правду.

И на свет появляется новая опись, обнаруженная в архиве в 1960 году. Эта опись все разъясняет и позволяет понять драму, разыгравшуюся в упраздненном монастыре.

Тех четырех рукописей, перед названиями которых в описи 1787 года стояло слово «отдан», больше нет. В описи 1788 года после их названий следуют почти одинаковые фразы. Вот что написано возле слов «Хронограф в десть»: «Оный Хронограф за ветхостью и сгнитием уничтожен».

А что еще мог сделать старец, боявшийся потерять пенсию?

Над Иоилем долгое время висело подозрение в том, что он тайком торговал казенным имуществом. Начало этому подозрению положил Мусин-Пушкин, правда, уже после смерти старца, так что тот не мог опровергнуть навет.

Если рукопись была похищена самим архиепископом и передана им графу, то, само собой разумеется, Мусин-Пушкин старался направить тех, кто задавал нетактичные вопросы, по ложному пути. Вот и возникали Крекшин, продавец Глазунов и Пантелеймоновский монастырь. Лишь в старости, зная, что все участники этой драмы уже умерли, Мусин-Пушкин сказал почти правду.

Почему сказал?

Думаю, что граф был несчастен. Он-то верил в подлинность «Слова», он-то хотел, чтобы где-то вновь всплыл его список и реабилитировал его в глазах потомства.

Выяснение правды о том, находился ли в Спасо-Ярославском монастыре хронограф, попавший к Мусину-Пушкину, не пустяк. Проблема подлинности «Слова» до сих пор не снята с повестки дня. И потому доказательство существования Спасо-Ярославского хронографа отметет предположение о том, что рукопись изготовили предприимчивые торговцы.

Эта история, имеющая лишь косвенное отношение к 1185 году, – один из мостиков между тем годом и современностью. В ней можно увидеть целую череду людей – от автора «Слова» до тех переписчиков, что копировали его, до страстного и не всегда скрупулезно честного Мусина-Пушкина, его друга архиепископа, старца Иоиля, доживавшего хотя и в благополучии, но в стыде свой век, до сотрудников лаборатории фотоанализа и сегодняшних архивистов. И все это движение рождено к жизни решением князя Игоря Святославича из рода беспокойных и воинственных Ольговичей поживиться на вежах половецких.

Русские летописи, богатые фактическим материалом, часто разочаровывают, если захочешь проследить за судьбой князей или бояр, упоминаемых там. Охотнее всего они рассказывают о событиях экстраординарных. Если выписать из летописей упоминания только о погоде, то покажется, что весь XII век был полон стихийными бедствиями. Это, конечно, не так, начало похолодания, которое тяжело ударило по сельскому хозяйству Европы, падает на рубеж XIII века. Век двенадцатый в целом еще благополучен. Но хроники так же мало интересуются хорошей погодой, как обыкновенной жизнью исторических персонажей. Зато таких возмутителей спокойствия, как князь Юрий Долгорукий, они держат в центре внимания. Ведь те – катализаторы конфликтов. Остальных вспоминают в случаях, когда они в эти конфликты втягиваются либо попадают в чрезвычайные обстоятельства.

Поход князя Игоря Святославича – событие чрезвычайное.

Но если попробовать восстановить биографию Игоря до похода на половцев, мы столкнемся с большими лакунами: на годы он исчезает из поля зрения летописцев. Еще меньше повезло другим героям нашей книги.

Но можно наверняка сказать, что князья, судьбы которых нас интересовали, были между собой знакомы – хотя бы потому, что были родственниками.

Все русские князья были родственниками. В конце XII века их было около пятидесяти. Все они происходили от Владимира Святого и делились на линии, каждая из которых имеет название по имени родоначальника, например, Ольговичи или Мстиславичи. Только князь, ведущий происхождение от Владимира, был вправе претендовать на власть. Вряд ли можно найти в Европе другое государство, где вся феодальная знать принадлежала бы к одному роду. Русский феодализм был молод, становление феодальных отношений произошло очень быстро. Еще при Ярославе Мудром, за сто лет до описываемых событий, Русь была единой.

В. М. Васнецов. После побоища Игоря Святославича с половцами. 1880 г.

Раздробление Руси на десятки независимых княжеств, враждующих между собой, нельзя рассматривать односторонне – как трагедию для страны. Разумеется, трагедия была, потому что Русь не могла объединиться даже перед лицом серьезной опасности и рухнула перед опасностью смертельной – вторжением монголов, хотя объективно была сильнее монголов. В то же время процесс сложения независимых княжеств отражал бурное экономическое и социальное развитие страны. В считаные десятилетия она стала «страной городов» – именно под таким именем ее знали скандинавы. Экономические интересы города и области, над которой город господствовал, были более важны для правящих слоев, чем интересы Руси в целом.