112 (СИ) - Страница 34

Постепенно на улицах поселка становилось чище. Начали возвращаться местные жители, подхватившие эстафету спасателей. Миссия командированных из других областей спецслужб заканчивалась.

— Смотрите, воробьи домой вернулись! — однажды утром крикнула девочка, заметившая своих питомцев под стрехой подсыхающего дома. Это событие обрадовало всех, кто слышал: вот так и с Ноева ковчега возвращались голуби на обновленную Землю.

Андрей сворачивал оборудование на «островке безопасности», ставшем теперь частью обычного материка.

— Сынок, а я могу теперь из лагеря уйти? — остановил Андрея мужик бомжеватого вида. — Я в потопе тонул, а меня ваши достали, привезли, а теперь-то, чай, уйти можно? — Андрей увидел отмороженные пальцы его рук и вспомнил зимний вечер в больнице Бориса.

— Ну ты и счастливчик… — удивился Андрей. — Просто баловень удачи! Тебя какими судьбами сюда из Баксана занесло, отец родной?

— Так пешком дошел. На поездах еще ехал малясь. Вот уж пару месяцев здесь живу. Здесь хоть тепло.

— Тебя должны эвакуировать.

— Да куда я там пойду-то. Да и привык я здесь. Э-эх… — бомж устало отмахнулся рукой. Делайте, что хотите…

Андрей немного подумал и подошел к Кязиму.

— Возьми его к себе, в местный отряд — он кивком головы показал на мужика. — Ты говорил, тебе нужен ночной сторож на базу.

— Ты что, бомжа — в сторожи? — обомлел пожилой спасатель. — Ты совсем, что ли?

— Я могу поручиться, что этот человек порядочнее многих.

— И не думай даже! — не соглашался умудренный жизнью Кязим. — Да никогда!

Андрей отвел его в сторону.

— Давай так: если он что-то сопрет — за всё заплачу я. — Коллега все еще сомневался. — Ну дай человеку шанс!

— Ну, смотри! — сдался Кязим. — Уж будь уверен, что счет тебе предъявлю… Что, товарищ, вот и работу тебе нашли, — обратился он уже к бомжу.

Тот удивленно почесался.

— Это что же, не надо, значит, уезжать отседова?

— Не надо, — сурово отрезал Кязим. — Поедешь со мной на базу. Сторожем будешь.

Бомж снова задумчиво почесался.

— Вот оно, значит, как… Я думаю… вот мне воздалось за младенца-то значит…

Инна была будто заморожена. Впала в анабиоз. Эмоций не было никаких. Не плакала, никому не жаловалась и ни на чем не могла сконцентрироваться. Застряла в своей обиде и не могла простить мужа даже сейчас. В какой- то момент пришли мысли: «Это какой-то кошмар: почему все беды всегда сваливаются одним залпом? Что за дурацкая проверка на прочность? Сейчас ещё это с Борей…

А может, и к лучшему… Всё закончится.»

Инна схватилась за висок. «Господи, что я такое думаю! Он же муж мой! Мы столько лет с ним вместе прожили… Не дай Бог ему такой кончины, не дай бог мне одной с детьми остаться, а им отца своего даже не запомнить. Почему я так ужасна, что думаю такое? Я хуже, чем убийца, если думаю о смерти собственного мужа…».

Инна отрыла дверь. На пороге стояла Рита, та самая, из Бориной больницы. Только ее сейчас не хватало!

Рита не оставила Инне даже шанса открыть рот. Она тут же бросилась на шею Инне и стала причитать:

— Инна Алексеевна! Какое горе! Я пришла поддержать Вас!

— Ну входи, раз пришла… — растерялась Инна. Проклятая привычка к гостеприимству! Теперь поить ее чаем…

— Борис Матвеич с моим папой вместе работал, — хлюпала носом и чаем Рита. — А когда папа умер, то он мне стал во всем помогать. Он сам мне как отец был…

Инну затрясло. «Был»? Да почему «был»? Он есть и будет!

— Извините, а Вы не дадите мне платочек? Или салфетки.

Инна дала и еще 41 минуту слушала причитания Риты, думая лишь о потерянном времени. Если принимать такую «поддержку» от каждого, вся семья перемрет с голода…

— Его ведь вечером привезут в больницу? Главврач сказал, что его может навестить можно будет.

Прорыдавшись, Рита, наконец, встала и замялась.

— Инна Алексеевна, а можно я еще у вас попрошу денег на проезд? Так расстроилась, даже кошелек забыла… И карточку…

— Да откуда ты знаешь мое отчество? — удивилась Инна.

— Так Вас Борис Матвеич только так и называл всегда… — и слезы снова полились из ее глаз. Зажав их платком, Рита пошла вниз по лестнице. — Как мы все теперь будем… Без него…

«Надо же — вздохнула Инна. — По отчеству называл… Как отец Рите был… Да она же просто ребенок. А Боре всегда хотелось дочку. У него точно ничего не могло с ней быть, он же не педофил, в конце концов… Да и не такая уж она и красивая… А вообще, как это по-русски: прийти, чтобы поддержать человека, поплакаться в его плечо, скинуть на него все свои негативные эмоции, взять платок и денег в долг — и считать свою миссию выполненной.»

Бориса привезли в родную больницу.

— Можно пустить к нему детей?

— Да, и пусть разговаривают рядом с ним. Можно брать за руку. Только проводочки никакие не трогать! — Пригрозил врач мальчишкам и оставил их одних.

Инна зашла в палату и чуть не заревела, увидев Бориса. Нельзя. Рядом дети. А он лежит такой отрешенный и не видит их. Он всегда кого-то спасал, кого-то лечил, он никогда не просил помощи, и было дико думать о том, что сейчас спасать и лечить нужно его самого. Она проглотила слезы и взяла себя в руки.

— Привет… Поздоровайтесь с отцом! — Инна села на табуретку рядом с Борисом. — Ну, как тебе тут отдыхается? Слинял, чтобы мои овощи не есть?

Пашка стоял, прислонившись к Инне, подавленный, пугливо озираясь по сторонам, зато Матвей тут же побежал смотреть проводочки.

— Папа умер? — тихо спросил Пашка мать на ухо.

— Нет, что ты! Он просто спит, и пока не может проснуться! А мы будем будить его… Матвей, тебе же сказали ничего не трогать! Лучше расскажи папе, как у нас дела.

— Что рассказать? — Инна и сама, не знала, что. Во время их последней встречи она со злостью отправила мужа спасать бомжей…

— Мне сегодня приснилось… — начал Матвей.

— Нет, ты расскажи лучше про свои дела, — перебила его Инна. — Что в садике нового? — Свои сны Матвей рассказывал по полчаса, и было не понятно, что ему действительно приснилось, а что он просто придумал сам.

— Какие дела? Я ничего такого не сделал! — задумался Матвей. — А в садике всё давно старое.

— Ну расскажи, как нам сегодня соседка сверху принесла банку лечо и варенье, например. И мы все лечо тут же съели, а что делать с вареньем? Никто, кроме тебя, Борь, это варенье у нас не ест. Ну? Продолжай, Матвей…

— Ага, принесла. — Кивнул Матвей. Разговор не клеился. При чем тут эта еда?

— Ладно, давай свой сон! — сдалась Инна. Пусть лучше Матвей болтает всё подряд, чем сидеть в тягостном молчании.

— Ну так вот, — воодушевился Матвей. — Был такой длинный коридор. И папа стоит в самой середине, а за ним ангелы стоят, много ангелов. И вот они решают, куда папа пойдёт дальше — назад или вперёд?

Инна обомлела.

— Ну рассказывай, рассказывай…

— А перед папой такая чашка без ручки стоит. И приходят к нему люди, которым он сделал хорошее, и кладут в эту чашку свои сердечки. И младенчик пришёл, о котором он рассказывал, и мальчик без ноги пришёл, и девушка с целой головой… даже какой-то грязный человек в папиных ботинках пришёл. И ещё многие. И все положили, сколько могли. Всё, что у них было, положили. А самый главный ангел заглянул в чашку и говорит: «Мало!»

— Как это — мало! — возмутилась Инна, вытирая глаз. — Как мало, он десятки, сотни людей спас!

— Мама, он сказал мало! Этого не хватит, чтобы папе вернуться назад по коридору. Он сказал, зачем ему возвращаться, если даже жена в эту чашу не положила…

Инна больше не могла сдерживаться.

— Всё, ладно, пойдёмте домой… Идите, я сейчас догоню. — Она дождалась, когда дети выйдут, разревелась и обняла мужа.

— Боря, я верю тебе! Я просто так верю, и мне не нужны доказательства твоей невиновности. Я прошу тебя, если можешь — просто будь. Будь на земле, рядом с нами. И если даже не хочешь с нами — будь там, где тебе будет легко и спокойно, только пожалуйста, будь живым! И прости мне мою глупость, если сможешь!..