111 симфоний - Страница 154

В середине тридцатых годов Шостакович работал очень много. Обычно — сразу над несколькими сочинениями. Почти одновременно создавались музыка к пьесе Афиногенова «Салют, Испания!», заказанная театром имени Пушкина (бывшим и ныне Александрийским), романсы на стихи Пушкина, музыка к кинофильмам «Юность Максима», «Возвращение Максима», «Выборгская сторона». По существу, кроме нескольких романсов, все остальное делалось для заработка, хотя композитор всегда работал очень ответственно, не допуская легкого отношения к заказам. Рана, нанесенная редакционной статьей «Сумбур вместо музыки», опубликованной 28 января 1936 года в центральном партийном органе — газете «Правда», не заживала. После того шельмования, которому подверглась в прессе «Леди Макбет Мценского уезда», да и вся творческая направленность композитора, он боялся вновь браться за оперу. Появлялись разные предложения, ему показывали либретто, но Шостакович неизменно отказывался. Он дал себе зарок не писать оперы, пока «Леди Макбет» не будет снова поставлена на сцене. Поэтому только инструментальные жанры оставались для него доступными.

Отдушиной среди навязанных работ и одновременно испытанием себя в новом жанре стал Первый струнный квартет, писавшийся на протяжении 1938 года. Это было всего третье, после юношеского Трио и написанной в 1934 году Сонаты для виолончели и фортепиано, обращение к камерно-инструментальному жанру. Квартет создавался долго и трудно. Шостакович подробно сообщал обо всех стадиях его сочинения в письмах к любимому другу — выдающемуся музыкальному деятелю Соллертинскому, который в те месяцы лежал в больнице. Лишь осенью композитор со свойственным ему специфическим юмором сообщил: «Закончил… свой квартет, начало коего я Тебе играл. В процессе сочинения перестроился на ходу. 1-я часть стала последней, последняя — первой. Всех частей 4. Вышло не ахти как. Но, впрочем, и трудно сочинять хорошо. Это надо уметь».

После окончания квартета возник новый симфонический замысел. Шестая симфония создавалась на протяжении нескольких месяцев 1939 года. Показательно, что примерно за год до ее премьеры в газетных интервью Шостакович рассказывал о том, что его привлекает замысел симфонии, посвященной Ленину — широкомасштабной, с использованием стихов Маяковского и народных текстов (очевидно, псевдонародных, воспевающих вождей, стихов, которые создавались в больших количествах и выдавались за народное творчество), с участием хора и певцов-солистов. Нам уже не узнать, действительно ли композитор обдумывал такое сочинение, или это был своего рода камуфляж. Возможно, ему казалось нужным написать такую симфонию для подтверждения своей лояльности: упреки в формализме, в чуждости его творчества народу, хотя и не были столь агрессивными, как два года назад, но продолжали появляться. И политическая ситуация в стране отнюдь не изменилась. Так же продолжались аресты, так же внезапно исчезали люди, в том числе — близкие знакомые Шостаковича: знаменитый режиссер Мейерхольд, прославленный маршал Тухачевский. В этой обстановке Ленинская симфония была совсем не лишней, но… не получилось. Новое сочинение оказалось полной неожиданностью для слушателей. Неожиданным было все — три части вместо обычных четырех, отсутствие быстрого сонатного аллегро вначале, сходные по кругу образов вторая и третья части. Симфония без головы — назвали Шестую некоторые критики.

Исполнена впервые симфония была в Ленинграде 5 ноября 1939 года под управлением Е. Мравинского.

Насыщенное звучание струнных в начале первой части погружает в атмосферу типично шостаковичской напряженной мысли — пытливой, ищущей. Это музыка удивительной красоты, чистоты и глубины. Соло флейты-пикколо — мелодия трогательно одинокая, какая-то незащищенная — выплывает из общего потока и вновь уходит в него. Слышатся отзвуки траурного марша… Сейчас кажется, что это — горестное, а временами и трагическое мироощущение личности, оказавшейся в немыслимых обстоятельствах. Разве то, что происходило вокруг, не давало основания для подобных чувств? Личное горе каждого складывалось со многими личными трагедиями, превращаясь в трагическую судьбу народа.

Вторая часть, скерцо, это какое-то бездумное кружение масок, а не живых образов. Веселье карнавала кукол. Кажется, на миг появилась светлая гостья из первой части (о ней напоминает флейта-пикколо). И тут же — тяжеловесные ходы, фанфарные звучания, литавры «официального» праздника… Возвращается бездумное кружение мертвенных масок.

Финал — это, пожалуй, картина жизни, которая идет своим чередом, день за днем в привычной обыденности, не давая ни времени, ни возможности для раздумий. Музыка, как почти всегда у Шостаковича, поначалу нестрашная, почти нарочитая в своем чуть утрированном веселье, постепенно приобретает грозные черты, переходит в разгул сил — вне- и античеловеческих. Здесь все перемешано: классицистские музыкальные темы, гайдно-моцартовско-россиниевские, и современные интонации молодежных, бодро-оптимистичных песен, и эстрадно-танцевальные ритмоинтонации. И все это сливается во всеобщем ликовании, не оставляющем места для размышления, чувства, проявления личности.

Симфония № 7, до мажор, ор. 60, Ленинградская (1941)

Состав оркестра: 2 флейты, альтовая флейта, флейта-пикколо, 2 гобоя, английский рожок, 2 кларнета, кларнет-пикколо, бас-кларнет, 2 фагота, контрафагот, 4 валторны, 3 трубы, 3 тромбона, туба, 5 литавр, треугольник, бубен, малый барабан, тарелки, большой барабан, тамтам, ксилофон, 2 арфы, рояль, струнные.

Неизвестно когда именно, в конце 30-х или в 1940 году, но во всяком случае еще до начала Великой Отечественной войны Шостакович написал вариации на неизменную тему — пассакалью, сходную по замыслу с Болеро Равеля. Он показывал ее своим младшим коллегам и ученикам (с осени 1937 года Шостакович преподавал в Ленинградской консерватории композицию и оркестровку). Тема простая, как бы приплясывающая, развивалась на фоне сухого стука малого барабана и разрасталась до огромной мощи. Сначала она звучала безобидно, даже несколько фривольно, но вырастала в страшный символ подавления. Композитор отложил это сочинение, не исполнив и не опубликовав его.

22 июня 1941 года его жизнь, как и жизнь всех людей в нашей стране, резко изменилась. Началась война, прежние планы оказались перечеркнутыми. Все стали работать на нужды фронта. Шостакович вместе со всеми рыл окопы, дежурил во время воздушных тревог. Делал аранжировки для концертных бригад, отправлявшихся в действующие части. Естественно, роялей на передовых не было, и он перекладывал аккомпанементы для небольших ансамблей, делал другую необходимую, как ему казалось, работу. Но как всегда у этого уникального музыканта-публициста — как было с детства, когда в музыке передавались сиюминутные впечатления бурных революционных лет, — стал созревать крупный симфонический замысел, посвященный непосредственно происходящему. Он начал писать Седьмую симфонию. Летом была закончена первая часть. Ее он успел показать самому близкому другу И. Соллертинскому, который 22 августа уезжал в Новосибирск вместе с филармонией, художественным руководителем которой был многие годы. В сентябре, уже в блокированном Ленинграде, композитор создал вторую часть, показал ее коллегам. Начал работу над третьей частью.

1 октября по специальному распоряжению властей его вместе с женой и двумя детьми самолетом переправили в Москву. Оттуда, через полмесяца поездом он отправился дальше на восток. Первоначально планировалось ехать на Урал, но Шостакович решил остановиться в Куйбышеве (так в те годы называлась Самара). Здесь базировался Большой театр, было много знакомых, которые на первое время приняли композитора с семьей к себе, но очень быстро руководство города выделило ему комнату, а в начале декабря — двухкомнатную квартиру. В нее поставили рояль, переданный на время местной музыкальной школой. Можно было продолжать работу.