1000 Первая дочь (СИ) - Страница 42

— Я могу дать тебе гораздо больше, чем этот последыш. Оставайся со мной, Майлин, и ты получишь не только свободу, целая страна будет лежать у твоих ног. И ее король. Что ты хочешь: денег, власти, может быть, титул? Называй свою цену, не стесняйся.

Он находился так близко, что я чувствовала его смрадное дыхание. От короля пахло дорогим коньяком и дешевым пафосом. Даже в самом страшном кошмаре я не могла бы вообразить, что стану его женщиной.

— Я люблю Алексиса, — прошептала я, выдерживая этот тягостный взгляд. — Для меня нет счастья большего, чем быть с ним рядом.

— Тогда ты никогда не получишь свободу.

— Пусть.

— Я запрещу тебе посещать городские заведения и храмы. Ты сможешь появляться на улицах только в ошейнике и кандалах. Как самая грязная портовая рабыня.

— Пусть.

— Когда Алексис уйдет в новый поход — а он туда уйдет — ты будешь подчиняться назначенному мной управителю.

— Пусть.

Он пугал меня долго — до того самого момента, как вернулся Алексис. Многое из того, что сказал Северус, было блефом. Король не знал, что я грамотна и успела хорошо изучить законы Озиса, благо, у меня был опытный и мудрый наставник. Тот, который по уму и характеру должен был занять престол. Алексис гораздо справедливее и порядочнее, хоть и родился последним. Это он должен занимать престол, а не Северус.

После король Озиса выгнал меня из кабинета, но я испытала лишь облегчение. Мне срочно нужен был глоток свежего воздуха, чтобы избавиться от возникшей дурноты. Казалось: я вся насквозь пропиталась ненавистью монарха, ведь с каждым моим отказом он презирал меня все сильнее.

— Только бы он не вздумал мстить Алексису… — прошептала я, усевшись на один из невысоких пуфов у входа в кабинет монарха.

Именно здесь ждали своих хозяев секретари и помощники. Рабы сюда не допускались вовсе. И я была только рада этому. Глядя на изукрашенный резьбой потолок и прислушиваясь к голосам за дверью, я молилась только об одном: чтобы это был последний раз, когда мы встретились с Северусом.

Алексис вышел из кабинета рассерженным, если не сказать взбешенным. Я никогда не видела его таким прежде.

— Что он сказал тебе? — осторожно спросила, беря его за руку.

Он порывисто прижал меня к себе и, поцеловав в макушку, прошептал:

— Все хорошо, Майлин. Он не посмеет причинить тебе вред.

— А тебе?

Он отстранился и, обняв мое узкое лицо своими широкими, немного шершавыми ладонями, посмотрел так преданно, с такой любовью, что у меня дрогнуло сердце.

— Если все хорошо будет у тебя, то я и стану самым счастливым на свете, — таков был его ответ. — Он приставал к тебе? Трогал? Прости, что я не отказался сразу выполнить это дуратское поручение…

— Не страшно. Северус сдержал слово и не притронулся ко мне.

Я выдавила улыбку. То, что король ударил морально, бил по самому живому, уже не важно. Главное, что все это позади.

— Ты прав: давай поскорее уйдем отсюда. В королевском дворце даже стены давят.

В поместье Алексис помог мне избавиться от платья и уложил в постель. Кажется, пока нас не было, слуги успели застелить чистое белье, и оно пахло розовым маслом и свежестью. За окнами начал накрапывать дождь, а в спальне весело потрескивал растопленный к нашему приезду камин.

Когда он наклонился и коснулся моих губ своими, я забыла весь этот ужасный день, просто выбросила его из головы. Все, о чем я могла думать, так это о великолепном мускулистом теле Алексиса. Я изголодалась так, будто мы не были близки целую вечность. Его твёрдый, горячий язык творил чудеса. Поцелуй был требовательным и страстным, я жадно отвечала на него. «Только не останавливайся, — молило мое тело. — Алексис, будь сейчас моим. Не отпускай меня».

Он целовал и ласкал меня так, словно это впервые. И мне вдруг показалось, будто это прощание. Я отчаянно цеплялась за его плечи, чтобы слиться навсегда в единое целое. Не отпускать от себя никогда больше.

Но одних поцелуев мне было мало.

— Алексис, пожалуйста… — взмолилась я, выгибаясь ему навстречу. И тихо застонала, почувствовав, как его руки скользят по моим бедрам.

Мне не терпелось почувствовать горячий жар его тела. Пальцы путались в завязках его штанов. Но наконец последняя преграда из одежды упала на пол возле кровати. И я с жадностью провела ладонями по крепким, мускулистым ягодицам Алексиса, одновременно прижимая его к себе.

За столь недолгий период я, кажется, сумела выучить его тело лучше, чем свое. Но эта игра не надоедала мне. Напротив, с каждым разом мне хотелось все большего. Страсть не проходила, а только возрастала. Наша обоюдная страсть.

— Майлин… — нежно произнес Алексис. — До чего же ты хороша. Не верится, что ты могла быть моей.

— Я всегда буду твоей, — произнесла я в ответ. — Даже не сомневайся в этом.

Алексис провел пальцами по чувствительной коже моих бедер, и я потянулась ему навстречу, разведя их пошире. Его пальцы зарылись в темных завитках моего лона, и мне пришлось прикусит губу, чтобы не вскрикнуть от острого удовольствия. Я знала, что будет дальше. И ждала прикосновений Алексиса, изнывала от желания принять его в себя. Чувственные прикосновения гипнотизировали меня, завораживали. Было в них нечто магическое. А еще меня не впервые удивляло: как такие большие сильные руки могут быть такими нежными?

Алексис

До чего же она чувственна и желанна. Добравшись до ее самого интимного местечка, я погрузил в него сложенные вместе два пальца. Внутри было горячо и сыро. Майлин отреагировала сладким вздохом и подалась вперед, требуя продолжать ласку.

— Пожалуйста… — вновь сорвалось с ее чувственных губ.

Кончиком языка она облизнула верхнюю губу и, распахнув глаза, поманила меня взглядом. Столько обещания читалась в нем. Она сгорала от желания, но сегодня я не хотел торопиться. Эта ночь должна стать одной из самых ярких, самых запоминающихся. Такой, чтобы я мог вспоминать ее всю оставшуюся жизнь, без надежды на повторение.

Ладонями я обхватил ее лицо, словно впитывая этот проникновенный взгляд. Майлин сглотнула и приоткрыла ротик, моля о поцелуе. А в следующую секунду она поцеловала мою ладонь, добралась до большого пальца и принялась посасывать его, как сладкий леденец. Глаза ее при этом блаженно прикрылись. Я тут же вспомнил, как она ласкала совсем не палец, и от этого воспоминания мой член стал пульсировать и подрагивать, требуя ласки.

Но этой ночью Майлин должна была не просто желать меня, а сходить с ума от страсти. Я пообещал себе это.

Встав на колени между ее широко разведённых бедер, залюбовался ее красотой. Склонил голову и провел языком вдоль влажных складок, задевая самую чувствительную точку. Майлин выгнула спину, приподнимаясь навстречу, и запустила пальцы мне в волосы. С ее губ сорвался то ли всхлип, то ли вздох. Но я продолжал эту чувственную пытку до тех пор, пока оргазм не заставил ее вздрогнуть всем телом, а после обессиленно и счастливо расслабиться.

Но то было только начало.

Я лег с ней рядом, рассматривая ее всю. На губах Майлин блуждала довольная улыбка. Она сейчас походила на маленькую кошечку, блаженно потягивающуюся на солнышке. Такая хрупкая и такая сильная одновременно.

— Ты восхитительна, — признался я, касаясь пальцами ее щеки.

Я слыл опытным, искусным любовником, но рядом с ней казался себе неопытным мальчишкой. Тело мое изнемогало, требуя разрядки. Оставаться равнодушным, находясь рядом с Майлин, смог бы разве что каменный идол. Никогда в жизни я не хотел так ни одну женщину, не грезил ей во сне и наяву. Майлин стала моим наваждением, любовью всей жизни. Потерять ее было немыслимо.

Но я знал, что последует за этой ночью.

— Поцелуй меня, — попросила она, не открывая глаз.

И я не мог не ответить согласием. Когда наши губы и языки встретились, ничто уже не могло остановить меня на пути к пылкому наслаждению. Я нуждался в Майлин как в воздухе. Она стала ядом, отравляющим мою кровь, и лекарством одновременно. Она спасала меня, вместе с тем окуная в пучину неизведанных, но таких пьянящих чувств. Я стал ее рабом. Сделал это добровольно.