100 великих тайн Библии - Страница 15

Ряд экзегетов предполагают, что Бытие 1: 26 просто описывает совет Бога с Собственной волей. Эту точку зрения поддерживает и святой апостол Павел в Послании к ефесянам, говоря, что Бог совершает всё «по изволению воли Своей».

Теодицея – это, по определению С.С. Аверинцева, «общее обозначение религиозно-философских доктрин, стремящихся согласовать идею благого и разумного Божественного управления миром с наличием мирового зла, “оправдать” это управление вопреки существованию темных сторон бытия» (Аверинцев С.С. Теодицея. Киев, 2000).

Пророк Иеремия. Фреска Сикстинской капеллы в Ватикане. Художник Микеланджело. 1608–1612 гг.

В свою очередь, великий немецкий философ И. Кант дал следующее объяснение этому понятию: «Под теодицеей мы понимаем защиту высшей мудрости Творца от выдвигаемых против него обвинений в наличии в мире нецелесообразного».

Впервые же этот термин ввел в научный обиход в начале XVIII века немецкий ученый Г.В. Лейбниц, хотя сама проблема имеет глубокие корни: по крайней мере, уже более трех тысяч лет назад ее пытались разрешить мыслители Древнего Востока. И рассматривалась она обычно в этическом плане: если согласиться с тем, что мир создан и управляется Богом, атрибутами которого являются всемогущество, совершенная мудрость и всеблагость, то как в таком случае объяснить царящее в мире зло?

Особенно остро эта проблема встала с расслоением общества на бедных и богатых, с появлением материального неравенства и, как следствие, социальной несправедливости. Об этом очень точно сказал древний автор: «Злодей, а ему хорошо, праведник, а ему плохо».

Уже за несколько десятилетий до вавилонского пленения люди выказывали недовольство коллективной ответственностью перед Богом. Вопрос звучал конкретно: почему одни должны отвечать за грехи других, пусть даже своих отцов? Почему, если «отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах – оскомина» (Иер. 31: 29).

И, чтобы приглушить эти настроения в обществе, пророк Иеремия от имени Бога Яхве заявляет, что в будущем все будет по-иному: «Каждый будет умирать за свое собственное беззаконие; кто будет есть кислый виноград, у того на зубах и оскомина будет» (Иер. 31–30).

Пророк Иезекииль от имени Бога говорит об ответственности конкретного лица за свои грехи еще более определенно: «Сын не понесет вины отца, и отец не понесет вины сына, правда праведного при нем и остается, и беззаконие беззаконного при нем и остается» (Иез. 18: 20).

Человека возмущает обычно не то, что преступление совершилось, а то, что виновные в нем остаются ненаказанными; не то, что мир наполнен страданиями, а то, что они обрушиваются на праведников. Все эти претензии сводятся к вопросу: почему плохим людям хорошо, а хорошим – плохо? И этот вопрос занимает одно из центральных мест уже в древнейших египетских и шумерских текстах.

Но особенно остро тема теодицеи, как может заметить читатель Библии, прозвучала в книге Иова. Об этом говорят следующие отрывки из этого произведения: «Отчего злодеи живы, в славе и роскоши пребывают?.. Дома их свободны от страха, и бича Божьего нет на них…» (Иов. 21: 7–9). «Из города слышен стон людей, и души убиенных вопиют, и Бог этого не запретит!» (Иов. 24: 12)

Действительно, если Бог всемогущ, справедлив и милосерден и судит каждого «по путям его», то как объяснить тот факт, что сплошь и рядом невиновный и благочестивый подвергается страданиям, а грешный и порочный, наоборот, проводит годы жизни своей в радости и довольстве, и умирает в мире и почете? Почему добродетель не вознаграждается, а зло – не наказывается? И почему вообще Бог допускает существование зла на земле? В чем заключается цель Всевышнего, предопределяющего страдания праведников? На эти и подобные им вопросы человек ответить не может.

С другой стороны, Бог может предопределить людям страдать ради Его, Божьей, славы и во искупление чужих грехов, чтобы таким образом открыть путь и для спасения грешников. Почему Бог избирает именно такой способ прославить Себя и проявить Свое милосердие? Эта Господня тайна скрыта от людей. «Мои мысли – не ваши мысли, не ваши пути – пути Мои, говорит Господь. Но, как небо выше земли, так пути Мои выше путей ваших, и мысли Мои выше мыслей ваших» (Ис. 55: 8–9).

И тем не менее сознание современного читателя Библии не может вместить в себя следующий стих Библии: «Я Господь Бог твой, Бог ревнитель, за вину отцов наказывающий детей до третьего и четвертого рода, ненавидящих Меня, и творящий милость до тысячи родов любящим Меня и соблюдающим заповеди Мои» (Исх. 20: 5).

Толкователи Священного Писания утверждают, что принцип наказания детей за вину отцов подразумевает определенную ответственность каждого человека за подобных себе, поскольку люди получают много благ или много невзгод через свободную деятельность других людей. Но это весьма хрупкое доказательство существования несправедливости. Опять же, хотя бы потому, что если Бог справедлив, то Он должен судить каждого только за совершенные им дела.

О несправедливом отношении Бога к праведникам и злодеям говорится также в книге Екклезиаста. «Есть и такая суета на земле: праведников постигает то, чего заслуживали бы дела нечестивых, а с нечестивыми бывает то, чего заслуживали бы дела праведников» (Еккл. 8: 14). Екклезиаст уверен, что только потому, что «не скоро совершается суд над худыми делами… не страшится сердце сынов человеческих делать зло» (Еккл. 8: 11).

Завершить же разговор о теодицее, видимо, следует рассуждением об этом феномене русского религиозного и политического философа Н.А. Бердяева. «Проблема теодицеи, – писал Николай Александрович, – разрешима лишь свободой. Тайна зла есть тайна свободы. Без понимания свободы не может быть понят иррациональный факт существования зла в Божием мире».

И, хотя в той или иной форме этой точки зрения великого русского философа придерживается большинство христианских богословов, тем не менее, как пишет А. Мень в «Библиологическом словаре», «необходимо постоянно помнить, что Слово Божье не дает нам рационально обоснованной теодицеи, сохраняя в полной мере значение веры как подвига, как доверия, идущего навстречу неведомому».

Во все времена человек пытался разобраться: предопределены его поступки, каковы бы они ни были – плохими или хорошими, или он совершает их по своей воле. Эту дилемму человеческого бытия не обошла стороной и Библия. Причем авторы Священного Писания возвращаются к ней неоднократно.

Уже в самом начале Библии Бог дает человеку право выбора. Поселив «его в саду Едемском», Бог заповедовал человеку: «От всякого дерева в саду ты будешь есть; а от дерева познания добра и зла не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь» (Быт. 2: 17). Вероятно, Бог изначально допускал, что человек может нарушить запрет, поэтому и сделал это предупреждение.

Кроме книги Бытие в Библии имеется еще немало мест, в которых Бог говорит человеку о его праве выбрать жизнь или смерть, благословение или проклятие, то есть предлагает ему свободу выбора. Подтверждают этот тезис следующие цитаты.

Например: «Во свидетели пред вами призываю сегодня небо и землю: жизнь и смерть предложил Я тебе, благословение и проклятие. Избери жизнь, дабы жил ты и потомство твое» (Втор. 30: 19). Или же: «Если же не угодно вам служить Господу, то изберите себе ныне, кому служить… а Я и дом мой будем служить Господу» (Нав. 24: 15).

Но имея свободу выбора, тем не менее человеку трудно принимать в той или иной ситуации правильное решение, поскольку воля человеческая после грехопадения находится во власти греха. А значит, свобода выбора оказывается под сильным влиянием внешних обстоятельств и внутренних побуждений.

Апостол Павел очень точно описывает проблему свободы выбора обычным человеком: «Ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю. Если же делаю то, чего не хочу, то соглашаюсь с законом, что он добр, а потому уже не я делаю то, но живущий во мне грех. Ибо знаю, что не живет во мне, то есть в плоти моей, доброе; потому что желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю. Если же делаю то, чего не хочу, уже не я делаю то, но живущий во мне грех» (Рим. 7: 15–20).