100 великих отечественных кинофильмов - Страница 105

В фильме нет столь обычных для постановок пьес Чехова расслабленных, вялых, безвольных людей. Даже Войницкий, дядя Ваня, необыкновенно активен. Добрый, безобидный, стеснительный, он доходит до того, что стреляет в профессора, которого до недавних пор считал чуть ли не выдающимся талантом.

Изумительному Смоктуновскому сильно облегчает задачу исполнение роли профессора Серебрякова В. Зельдиным. С полным совершенством изображён самовлюблённый и бездарный, недалёкий, пошлый человек, претендующий на право быть учителем жизни. Чего стоит такая поразительная деталь, найденная Кончаловским: профессор настолько убеждён в неприкосновенности своей личности, что сразу после произведённого в него выстрела начинает небрежно листать какие-то ноты, желая занять время, пока другие будут волноваться и хлопотать по поводу случившегося.

В то время Михалков-Кончаловский находился под большим впечатлением от Ингмара Бергмана, и «Дядя Ваня» — в большой степени дань этому влиянию. Особенно его удивляло, насколько по-театральному шведский режиссёр пользуется светом. Только что свет был реальный и вдруг из дневного стал ночным. Этот приём Михалков-Кончаловский успешно использовал в «Дяде Ване». Когда Елена Андреевна и Соня стоят, обнявшись, свет необъяснимо начинает гаснуть, и вместо лиц на экране — два силуэта.

Картину начинали снимать на импортном «Кодаке», но его не хватало. Попытались использовать отечественный «Совколор» — цвет получился жуткий. Тогда Михалков-Кончаловский решил: «Лучше буду снимать на чёрно-белой плёнке, чем на „Совколоре“». И он стал отмечать для себя моменты, где чёрно-белый материал был бы уместен, например, в прологе фильма.

По совету Элема Климова сочинять музыку для картины был приглашён Альфред Шнитке. Композитор написал замечательную токкату, под которую в прологе идут сменяющие друг друга фотографии: пустая бесплодная земля, выгоревший лес, развалившиеся грязные избы; бабы, впряжённые в бурлацкую бечеву; голодные дети, холерные гробы — царская Россия, униженная, измученная своей нищетой. Кстати, среди них есть и снимок царя, что в те времена было крамолой. Были и фотографии, отразившие революционные события и экологические беды страны — уже Чехов провидчески писал: «Русские леса трещат под топором». И даже была фотография доктора, сидящего у постели больного тифом: профилем доктор очень походил на Чехова.

«Поскольку пьеса открывается медленными, тягучими сценами, с долгими паузами, я подумал, что хорошо было бы задать картине мощное ритмическое начало, — замечает Михалков-Кончаловский. — Россия была деятельным, активным, полным внутренних противоречий организмом — неурожаи, голод, волнения, зреющая ненависть низов, обманчивое благополучие верхов. Я решил в начале картины погрузить зрителя в этот мир, бурлящий событиями, и только потом привести его в сонную усадьбу Войницких с её медленными дремотными ритмами».

Этот монтажный кусок родился, когда картина уже сложилась. На музыку пролога режиссёр наложил шумы, гимн «Боже, царя храни», польку, колокола, пытаясь подчеркнуть сумбурность, хаотичность мира, окружающего островок, где живут герои.

Критики приняли «Дядю Ваню» хорошо. Один из старейших российских кинематографистов Александр Мачерет писал: «Своеобразие экранизаций А. Михалкова-Кончаловского состоит в том, что он не идёт в услужение пленившему его оригиналу, но обращает силу возникшего восторга в радостную увлечённость собственным творческим трудом… Чтобы суметь с такой уверенной самостоятельностью мыслить образами уже созданного произведения, надо обладать особым даром. Михалков-Кончаловский им обладает. Весь фильм увиден глазами подлинных художников. Я имею в виду не только режиссёра, но и все того же оператора Г. Рерберга и художника Н. Двигубского».

Картина ушла на фестиваль в испанский город Сан-Себастьян. Михалкова-Кончаловского оставили дома. Августовской ночью на Новослободской улице он подошёл к газетному щиту и прочитал в углу полосы маленькую заметку: «В Сан-Себастьяне советский фильм „Дядя Ваня“ удостоен „Серебряной раковины“»…

В титрах «Проверки на дорогах» стоит год выпуска — 1985. Но картина была снята ещё в 1971-м и называлась тогда «Операция „С Новым годом“». Четырнадцать лет фильму пришлось ждать встречи со зрителем.

Алексей Герман впервые в советском кино заговорил о тех, кому выпало оказаться в фашистском плену. Почему он решил экранизировать повесть своего отца Юрия Германа? Режиссёр пожимал плечами: «Мне и самому трудно сказать. Книжка плохая, отец меня от неё отговаривал. „Операцию „С Новым годом“» он не любил. Уже написав её, он выяснил, что сведения, которыми пользовался в момент работы, были неполны. Он не знал про одного из самых главных исполнителей операции. Это был Владимир Иванович Никифоров, Герой Советского Союза, необыкновенного достоинства, скромности, мужества, благородства человек с трудной судьбой».

В годы войны Никифорова забрасывали во власовские части, где он вёл среди бывших советских людей опасную работу — уговаривал их перейти на сторону родины, обещая жизнь и прощение. Возвращаясь с ним, они получали оружие, вливались в наши части.

Эпизод проверки на дорогах рассказал также Никифоров. Бывших власовцев проверяли обычно группами, человек по двадцать. Они останавливали немецкую машину, расстреливали всех, кто в ней был, а кого-нибудь одного отпускали, чтобы немцы знали, чья это работа, и ходу назад уже никому не было.

Сценарий Алексей Герман начинал писать с отцом, который был болен раком. Но вскоре по понятным причинам от этой идеи пришлось отказаться.

Алексей Герман снял вместе с Григорием Ароновым фильм «Седьмой спутник». И всё-таки мысль поставить «Операцию» не оставляла его. По просьбе Германа драматург Эдуард Володарский написал сценарий, который на студии приняли без всяких сложностей.

Герои фильма — командир партизанского отряда старший лейтенант Локотков (Р. Быков) и его комиссар майор Петушков (А. Солоницын). Два антипода. Пробным для их столкновения камнем оказывается судьба Лазарева (В. Заманский), младшего сержанта Красной армии, оказавшегося в немецком плену, служившего в полицаях. Лазарев судит себя судом собственной совести и одержим одной страстью — искупить вину. В финале Лазарев погибает, прикрывая отход партизан.

Рассказывает актёр Владимир Заманский: «Я снялся почти в шестидесяти картинах, но „Проверка“ — самая дорогая для меня, а роль в ней — самая любимая. В фильме — правда жизни и в бытовых деталях, и, самое главное, в философских и нравственных позициях героев. Почему, например, герой Анатолия Солоницына, майор Петушков, не верит моему герою, добровольно пришедшему в партизанский отряд с покаянием? Потому что у Петушкова погиб сын — он как герой повёл на таран свой самолёт. Боль утраты сжигает Петушкова, он заряжён ненавистью ко всем немцам сразу. И к моему герою тоже. Иное отношение к этому же человеку у командира отряда, которого сыграл Ролан Быков. Душа его мудрее, она в состоянии отделить добро от зла во всяком человеке. Правильно писали, что в герое Быкова много от толстовского капитана Тушина. В тех эпизодах, где происходит столкновение командира отряда и Петушкова, Солоницын и Быков создают такое мощное эмоциональное поле, что волнение не может не передаться зрителю. Фильм, я думаю, получился потому, что всем главным героям дано было сыграть серьёзную, психологически достоверную драму. А у моего героя финал трагический».

Есть в «Проверке на дорогах» ключевая сцена. Партизаны заминировали железнодорожный мост, по которому должен пройти фашистский эшелон с оружием. Но когда приходит время давать команду, Локотков медлит: под мостом идёт баржа с пленными красноармейцами, ценой их жизней будет оплачен отнятый у врага эшелон. Иван Егорович пропускает баржу и только после этого, когда мост уже пуст, нажимает кнопку. Комиссар Петушков в ярости (актёрскому темпераменту Солоницына сродни эти фанатические ноты в характере своего героя): для него каждый, кто оказался в плену, предатель, жалеть его нечего. Но Локотков уверен в своей правоте: на барже — наши люди.