100 великих кумиров XX века - Страница 9
Через несколько лет учёный получит титул «Великого Родича» (вариант «Великого Вождя Относительности»), когда во время поездки в Большой Каньон побывает в индейской резервации. Он будет позировать фотографу с убором из перьев на голове и трубкой мира в руке.
В Англии у причалов ливерпульского порта Эйнштейна встречали Томсон и Резерфорд. Королевское общество чествовало учёного-физика в стенах колледжа Троицы, в тех стенах, где жил и работал Исаак Ньютон.
«То, чем Ньютон был для восемнадцатого столетия, тем Эйнштейн стал для двадцатого, — сказал председатель. — Признать этот факт англичанам, возможно, нелегко, но, как видите, они его признали».
Бернард Шоу, пожимая руку Эйнштейну, воскликнул: «Всех вас восемь человек, только восемь!»
Эйнштейн удивился: «Кто эти восемь и какое я имею к ним отношение?»
Шоу продолжал: «Пифагор, Птолемей, Аристотель, Коперник, Галилей, Кеплер, Ньютон, Эйнштейн».
«Возможно, что со свойственным ему чувством юмора он сказал это в шутку», — простодушно смеялся Эйнштейн, рассказывая об этом Эльзе.
На одном из приёмов рядом с Эйнштейном посадили архиепископа Кентерберийского. Архиепископ с некоторых пор интересовался теорией относительности и вопросом о том, нельзя ли извлечь из неё что-либо для религии. Улучив подходящий момент, архиепископ спросил: «Не можете ли вы сказать, какое отношение имеет теория относительности к религии?» — «Никакого», — коротко ответил учёный.
Средства массовой информации создали Эйнштейну образ мудреца и оракула, и теперь его внимания домогался весь мир. Во время поездки в Женеву Эйнштейна осаждали толпы девиц, одна из них даже попыталась вырвать у него прядь волос. В честь физика называли сигары, младенцев, телескопы и башни. Эйнштейна завалили письмами. Кто только ему не писал: доброжелатели, религиозные психопаты, шарлатаны, просившие денег, общественные организации и движения, искавшие его поддержки, школьники и, наконец, одна маленькая девочка, задавшая вопрос: «А вы действительно есть?»
В Индии Эйнштейн провёл несколько дней в обществе Тагора. На пути между Бомбеем и Сингапуром радиограмма принесла весть о присуждении Эйнштейну Нобелевской премии по физике за 1921 год. Когда он прибыл в Китай, студенты устроили учёному по этому поводу тёплую встречу и несли его на руках по улице Нанкина.
Эйнштейн посетил также Палестину и стал первым почётным гражданином Тель-Авива. В Иерусалимском университете он рассказал о своих исследованиях по теории относительности, беседовал с еврейскими переселенцами.
Дом учёного на Хаберландштрассе в Берлине посещали многие знаменитости — от Чарли Чаплина до Генриха и Томаса Маннов, но эти визиты доставляли удовольствие Эйнштейну.
Он обожал фильмы Чарли Чаплина. Существует такой анекдот. Однажды Эйнштейн послал Чаплину телеграмму: «Ваш фильм „Золотая лихорадка“ понятен всем в этом мире, и я уверен, что вы станете великим человеком. Эйнштейн».
Чаплин ответил: «Я вами восхищаюсь ещё больше. Вашу теорию относительности не понимает никто в мире, но вы всё-таки стали великим человеком. Чаплин».
В своей биографической книге актёр писал: «Я познакомился с Эйнштейном в 1926 году, когда он приезжал в Калифорнию читать лекции. У меня есть теория, что учёные и философы — это чистой воды романтики, только страсть свою они направляют по другому руслу. Эта теория очень подходит к Эйнштейну. Он выглядел типичным тирольским немцем в самом лучшем смысле этого слова, весёлым и общительным. Но я чувствовал, что за его спокойствием и мягкостью скрывается крайне эмоциональная натура, и его неукротимая интеллектуальная энергия питалась именно этим источником».
Эйнштейна раздражало докучливое внимание репортёров, он пренебрежительно отзывался о связанных со славой церемониях. Часто автор теории относительности отказывался от торжественных официальных обедов, называя их «часом кормления зверей в зоопарке». Сын учёного Ганс-Альберт придерживался мнения, что его отец нуждался в публике. Однажды они вдвоём путешествовали по американской глубинке, где Эйнштейна никто не узнавал. Сначала его это очень веселило, потом стало огорчать и нервировать. Эйнштейн любил, чтобы его слушали, и резко отзывался о собственной популярности скорее всего потому, что стыдился своего тайного тщеславия.
Эйнштейн всегда оказывался в центре внимания. У женщин вдруг возникала необъяснимая страсть к науке. Причём каждой хотелось, чтобы Эйнштейн изложил свою теорию в интимной беседе. Учёный не всегда мог устоять перед соблазном. Некоторые из экзальтированных особ уходили домой в полной уверенности, что Эйнштейн спиритуалист, так как он верит «в четвёртое измерение». Герта Валдоу, служившая у него в горничных, говорила: «Ему нравились красивые женщины, а они его просто обожали».
На одном из приёмов представительная дама, чтобы показать подругам свою образованность, задала физику вопрос: «Вы не могли бы мне объяснить связь между временем и вечностью?»
Эйнштейн ответил с присущим ему сарказмом: «Видите ли, если бы у меня хватило времени, чтобы вам это объяснить, вам бы понадобилась вечность, чтобы это понять».
Незадолго до пятидесятилетия великого физика репортёры объявили, что он стоит на пороге очередного великого открытия. Публика жаждала подробностей, его очередная статья была полностью перепечатана в «Нью-Йорк геральд трибюн». В Лондоне статью вывесили в витрине универмага «Селфридж», около которой собирались толпы. Всё это было данью славе Эйнштейна, объяснялось гипнозом его имени, но обывателю его тридцать три уравнения ничего не говорили.
Эйнштейн подружился с королевской четой Бельгии. Елизавета играла на скрипке. Её супруг Альберт, страстный альпинист, обсуждал с Эйнштейном особенности швейцарских горных вершин. Они называли друг друга «тёзка». С королевой Эйнштейн играл в квартете — две скрипки и две виолончели. Однажды, когда Её Величество играла с особым вдохновением, Эйнштейн воскликнул: «Вы прекрасно музицировали! Право, вы совершенно не нуждаетесь в профессии королевы».
В октябре 1933 года Эйнштейн приступил к работе в Принстонском университете. Он стал гражданином США, сохранив за собой гражданство Швейцарии. Интерес публики к Эйнштейну не ослабевал, этому способствовала его вовлечённость в политику, которой он активно занимался. Учёный призывал остановить «немецких кровавых псов» любой ценой, считал своих прежних соотечественников моральными уродами.
Эйнштейн охотно отвечал на письма поклонников. Школьница из Вашингтона жаловалась, что ей с трудом даётся математика и приходится заниматься больше других, чтобы не отстать от товарищей. Ответив из Принстона, Эйнштейн, в частности, писал: «Не огорчайтесь своими трудностями с математикой, поверьте, мои затруднения ещё больше, чем ваши».
Фермер из штата Айдахо назвал новорождённого сына Альберт и просил Эйнштейна написать несколько слов, которые мальчик мог бы хранить как талисман. Учёный ответил: «Ничто истинно ценное не рождается из честолюбия и одного лишь чувства долга; оно возникает скорее из любви и преданности по отношению к людям и объективным вещам».
Вложив в конверт фотоснимок маленького Альберта, обрадованный фермер пообещал в знак благодарности отправить Эйнштейну мешок картофеля из Айдахо. И обещание своё сдержал: мешок оказался внушительных размеров.
Разумеется, основное время Эйнштейн отдавал науке. Свои взгляды на единую теорию гравитации и электромагнетизма он изложил в дополнении к третьему изданию книги «Сущность теории относительности». Средства массовой информации уделили этой книге много внимания в том числе и потому, что она увидела свет в год семидесятилетия Эйнштейна. Газета «Нью-Йорк таймс» воспроизвела страницу из книги под заголовком «Новая теория Эйнштейна даёт ключ к тайнам вселенной». Британская «Дейли телеграф» напечатала четыре уравнения, которые «заключали в себе самую суть теории». Эйнштейн жаловался сыну Гансу-Альберту: «Крайне глупо выставлять на публичное обозрение подобные вещи, не думая о том, что они непонятны подавляющему большинству читателей».