100 Великих Книг - Страница 34

Проблема любви постоянно находилась в центре внимания крупнейших мыслителей всех времен и народов. В русской философии никто не сделал так много для ее глубочайшего теоретического осмысления, как Владимир Соловьев. Продолжая линию, идущую от древних, он возвел Любовь в ранг универсального вселенского Начала, не просто управляющего миром, но обусловливающего его как самый Мир. Без любви нет ни жизни, ни смысла существования, ни Бога, ни Человека. Обоснованию данного тезиса фактически посвящено все творчество поэта и мыслителя.

Миросозерцание Соловьева с полным правом можно назвать Философией любви. (Так, кстати, и названа вступительная статья Арсения Гулыги к первому переизданию — после многих лет отлучения и забвения — трудов русского философа). О том же говорил и сам Соловьев — и в философской прозе, и в стихах:

«Смысл любви» — рубежное произведение Соловьева. Первоначально оно было напечатано в виде пяти статей в русском философском журнале, что позволило автору достаточно основательно изложить суть своего учения. В одной из энциклопедических статей он определял любовь как «влечение одушевленного существа к другому для соединения с ним и взаимного восполнения жизни». В знаменитом трактате он наполняет данную дефиницию конкретным содержанием.

Главный вопрос, который волнует философа: сводится ли половая любовь исключительно к продолжению рода или же она нечто большее. Вывод однозначен: половая любовь ведет, прежде всего, к человеческой целостности, где любящие существа — мужчина и женщина — в акте соития образуют некое новое сверхсущество в соответствии с законами, предписанными высшими космическими законами:

Задача любви состоит в том, чтобы оправдать на деле тот смысл любви, который сначала дан только в чувстве; требуется такое сочетание двух данных органических существ, которое бы создало бы из них одну абсолютную идеальную личность. «…» В эмпирической действительности человека как такового вовсе нет — он существует лишь в определенной односторонности и ограниченности, как мужская и женская индивидуальность (и уже на этой основе развиваются все прочие различия). Но истинный человек в полноте своей индивидуальной личности, очевидно, не может быть только мужчиной или только женщиной, а должен быть высшим единством обоих.

Именно в такой абсолютной целостности и преодолевается эгоизм, от природы присущий всему живому и в особенности — человеку:

Эгоизм как реальное основное начало индивидуальной жизни всю ее проникает и направляет, все в ней конкретно определяет. «…» Смысл человеческой любви вообще есть оправдание и спасение индивидуальности через жертву эгоизма. «…» Эгоизм есть сила не только реальная, но основная, укоренившаяся в самом глубоком центре нашего бытия…

«Преодоление эгоизма» — задача, которую провозгласил еще Шеллинг, — возможна только в сфере любви. Во имя нее — сознательно или бессознательно — и приносится в жертву эгоизм. Людвиг Фейербах показал, почему это происходит: любовный акт и половое соитие по своей природе таковы, что, удовлетворяя свои в общем-то всегда эгоистические половые потребности и достигая личного чувственного наслаждения, одна сторона (безразлично какая — мужчина или женщина) одновременно и неизбежно доставляет точно такое же удовлетворение и наслаждение другой стороне. Соловьев также подходит к аналогичному выводу, но формулирует его в сугубо абстрактной форме.

Философа больше волнуют совершенно другие проблемы. Например, насколько связан «пафос любви» с продолжением рода. Ответ: очень незначительно и несущественно. Совсем не редкость, когда продолжение рода, то есть деторождение, происходит не только без какого бы то ни было «пафоса», но даже и без любви как таковой — просто как естественное отправление потребности. Это, с одной стороны. С другой, — можно привести сотни, если не тысячи, примеров, когда любовь достигала высшего, прямо-таки нечеловеческого развития, не сопровождаясь при этом никакой половой близостью, а потому не завершаясь, естественно, и никаким продолжением рода. Любовь Данте к Беатриче и Петрарки к Лауре являются высочайшими образцами того, чего может достигнуть человек в возвышенной любовной страсти и «пафосе». Но хорошо известно также, что ни Данте, ни Петрарка не прикасались к объектам своего вожделения даже кончиком мизинца.

Соловьев продолжил и в определенной мере завершил решение грандиозной философской задачи — дать всестороннее обоснование космической сущности любви. Человеку всего лишь кажется, что он является единственным источником любовной потенции, заложенной в его половых клетках и подкрепленной гаммой эмоций. В действительности же сексуальная энергия (то, что древние именовали Эросом) имеет вселенско-космическое происхождение. Говоря современным языком, она рассеяна в звездно-вакуумном и информационно-энергетическом мире, взаимодействуя в прямом смысле со всей Вселенной (Соловьев предпочитал подчеркивать ее божественную ипостась). Конкретные индивиды — мужчины и женщины — лишь временно аккумулируют и ретранслируют то, что в природе существует извечно. Получая порцию или заряд космической по своей природе сексуальной энергии, они реализуют ее в акте любовного соития, дабы дать продолжение роду и удовлетворить свои потребности носителей любви.

Космизированный образ любви получил у Соловьева и поэтическое оформление в образе-символе Софии-Премудрости Божьей, которая лучезарным светом разливается по всей Вселенной. В отличие от абстрактно-философского «всеединства» (центральная категория в космистской концепции Соловьева) София-Премудрость доступна чувственному восприятию, но только подвижникам и только в минуты наивысшего вдохновения (экстаза). Сам Соловьев трижды испытал соприкосновение с вселенским символом Любви в образе премудрой Софии. Эти встречи описаны русским философом и первоклассным поэтом в хрестоматийной поэме «Три свидания».

Первый раз София-Премудрость явилась Соловьеву — девятилетнему ребенку, впервые испытавшему чувство любви:

София предстала перед ним, пронизанная лазурью золотистой и лучистой улыбкой:

Точно такой же он — уже доцент и магистр — увидел ее во второй раз, находясь в Британском музее. Но наиболее полное впечатление (описание) осталось от третьей встречи, когда Соловьев ночью оказался в египетской пустыне неподалеку от Каира. Пережив потрясение и забывшись, он проснулся от яркого света, который сливался с утренней зарей:

Знаменательно, что в чувственно воспринимаемом образе «вечной женственности» Соловьев четко уловил и глубинный вселенский смысл:

Софийность как символ высшей Любви к Богу, Миру и Человеку испокон веков была знаменем и знамением русского народа. Слитая с просветленным образом Богородицы — Пречистой Девы Марии, избравшей Россию «своим последним домом», софийность не только вдохновляла богословов и философов, но и оберегала и обогревала сердце каждого русского человека. Софийские соборы — главные храмы в двух главных городах Древней Руси — Киеве и Новгороде — точно навеки закрепляли своей рукотворной вещественностью и нерукотворной красотой покровительство и сбережение со стороны высших космических начал, воплощенных в Софии-Премудрости.